– О боже! – вырвалось у нее. – Простите, но я никогда не была в такой частной библиотеке.

Александр не ответил, только улыбнулся, подошел к одному из стеклянных шкафов, оснащенных секретным замком, нажал комбинацию цифр и открыл дверцы.

– Загляните, не бойтесь.

Перед глазами девушки предстали старинные книги, ценные редкие экземпляры, о которых она только слышала или читала в научных трудах.

– Это все оригиналы? – прошептала она потрясенно.

Кропивницкий кивнул.

– Я уже много лет собираю древние издания и книги со всего мира. Это моя самая ценная коллекция. И, пожалуй, самая ценная в этой части Европы, – добавил он с гордостью в голосе.

– И вы это здесь держите? Не боитесь, что кто-то украдет?

– Защитную систему в этом доме взломать невозможно, так что я спокоен. Лучше держать книги здесь, чем в Варшаве. Тут их можно хранить в соответствующих условиях. Вы сами знаете, как важны температура, влажность и так далее. Я инвестировал в это большие деньги, – подытожил Александр, представляя Эве очередные произведения искусства.

– Вы меня действительно впечатлили. – Эва была заметно взволнована. – Мой профессор упал бы в обморок, если бы это увидел.

– Честно говоря, возможно, ему стоит сюда заглянуть. В последнее время у меня возникли проблемы с несколькими экземплярами. Взгляните. – Он надел специальные перчатки, достал из витрины одну из книг и положил на подставку.

Эва склонилась над книгой. Сначала она с восхищением молча ее рассматривала, потом протянула руку к Александру и, не глядя на него, спросила:

– Можно?

– Простите? – не понял он.

– Перчатки, – ответила девушка, даже не взглянув на него.

– А-а… – Алекс подал ей пару.

Без единого слова, как будто мир на некоторое время перестал для нее существовать, Эва склонилась над книгой, довольно долго вглядывалась в одну страницу, потом с величайшей осторожностью перевернула лист и посмотрела на соединение страниц. Покачала головой.

– Действительно, выглядит не очень хорошо, – сказала она скорее себе, чем Александру. – У меня нет соответствующего оборудования, чтобы говорить с полной уверенностью, но думаю, что изменение цвета и ослабление бумаги может быть вызвано Aspergillus terreus или Chaetomium globosum. – Эва произносила латинские названия как заклинания. – Знаете, – внезапно подняла она голову, – колонии грибов любят развиваться в книгах, в которых находят подходящие условия. Там, где большое количество растительного или животного клея. А тут, – девушка снова склонилась над книгой и внимательно осмотрела следующие страницы, – я вижу именно кожный или костный клей, не уверена. К счастью, это не необратимый процесс, и уж точно его можно остановить.

– Надеюсь, – сказал Александр, в глубине души поздравив себя с идеей пригласить сюда эту девушку с необычными интересами. – Понимаю, как это прозвучит, но я действительно вложил в них кучу денег и много труда. – Он улыбнулся. – Эти книги – моя страсть.

Эва оглядывала помещение с видом ребенка, которого впустили в магазин игрушек. Александр заметил, что у нее от восхищения даже рот приоткрылся, и рассмеялся.

– Похоже, вам понравилось…

– Боже, да! Я даже забыла о больной ноге. – Эва, широко улыбаясь, повернулась к хозяину. – Пан Александр, это… просто супер! Я не знаю, что сказать.

Если полчаса назад, открыв глаза и увидев над собой хрустальную люстру, а потом лицо самого красивого мужчины в мире, Эва решила, что спит, то сейчас ей казалось, что это самый прекрасный сон в мире. То, что Кропивницкому удалось собрать здесь, вызывало у нее головокружение. Материал для исследований, который могла предоставить его коллекция, был неимоверным. Лучшие университеты сражались бы за право заглянуть в эти книги и первопечатные издания, а количество докторов наук по микологии и консервации произведений искусства, которых можно было одарить материалом для диссертации, шло на десятки.

Кропивницкий долго молчал, присев на край стоящего в углу маленького стола.

– Я вот думаю… – медленно начал он, серьезно над чем-то раздумывая. – Хочу попросить вас об услуге.

Эва, засмотревшись на изданную в семнадцатом веке привилегию мещан на продажу зерна, не слушала, что он говорит.

– Пани Эва? – Мужчина склонился над девушкой, и она, захваченная врасплох этой близостью, отпрыгнула как ошпаренная, ударив его по лицу.

– Ой, простите, бога ради! – тут же вскрикнула она.

Сбитый с толку Александр держался за нос, из которого текла струйка крови. Эва замерла. А Кропивницкий… неожиданно громко рассмеялся. Он смеялся, держась одной рукой за нос, а другой вытирая слезы, которые текли по лицу. Эва не знала, как поступить в этой неловкой ситуации, и на всякий случай неуверенно улыбнулась.

– Не могу… – произнес хозяин через минуту, держась за живот. – У меня от вас колики! Последний раз я получил по носу в четвертом классе начальной школы от некоего Антося, которому случайно поломал машинку!

Эва лихорадочно искала в карманах платок, который можно было бы дать Александру. От стыда у нее горели даже кончики ушей.

– Ужасно… Мне правда ужасно жаль! Я не хотела… Я просто не заметила, что вы стоите надо мной.

– Не переживайте так. – Кропивницкий вытащил из кармана брюк платок и начал вытирать кровь. – До свадьбы заживет. Но сейчас, когда вы меня нокаутировали… – он замолчал и пошевелил бровями, как пес Гуфи из диснеевских мультиков, – вы тем более должны мне помочь.

– Я согласна на все. Как у агрессора, у меня просто нет выхода. – Эва состроила гримасу раскаяния.

– Хорошо, – тепло улыбнулся Кропивницкий, – тогда шутки в сторону. К делу. Мне нужна помощь с библиотекой, а вы, насколько я понимаю, знаете многих ученых. Думаю, сегодняшняя встреча была знаком судьбы и вы сможете порекомендовать кого-нибудь для работы здесь.

У Эвы по спине пробежала дрожь.

– Прежде чем уехать за границу, не могли бы вы раскинуть сети среди надежных людей в этой отрасли?

По ее телу снова побежали мурашки.

– Профессор Зимный, который когда-то здесь работал, говорил… – продолжил Алекс, а Эва чуть не села на пол от удивления, ведь профессор Зимный был одним из крупнейших ученых, именно по его книгам она училась в университете. – Зимный говорил, – повторил Кропивницкий, – что тут можно многое сделать на научном поприще, а это может быть важно для ваших коллег. А я был бы уверен, что бесценная коллекция в руках профессионала. Выгода обоюдная, тем более что я хорошо заплачу, – закончил он.

Эва потрясенно молчала.

– Пани Эва?

Девушка встряхнулась, словно ее неожиданно разбудили.

– Извините, слишком много впечатлений сразу… – Она тихо рассмеялась. – Конечно, я поспрашиваю. И дам вам знать, как только что-нибудь прояснится.

Эва чувствовала, что должна выйти на воздух и хорошенько проветриться. Того, что она сегодня пережила, явно было слишком много, чтобы вот так просто перейти к делу.

Кропивницкий проводил ее до дверей.

– Позвольте отвезти вас домой. Ваша нога в плачевном состоянии.

– Нет, не нужно, – поспешно отказалась Эва. Конечно, было бы чудесно побыть с этим человеком подольше, но количество фактов, которыми ее бомбардировали в течение последнего часа, проведенного в его доме, требовало сосредоточения. – Я постараюсь появиться с новостями как можно скорее. – Она протянула руку. – И еще раз спасибо за все.

– Не за что. – Александр улыбнулся и пожал ей руку.

Эва медленно спускалась по лестнице, чувствуя на себе его взгляд, и очень жалела, что прихрамывает. Хотелось бы, чтобы он смотрел вслед, а она удалялась пружинистым шагом. Эва шла по дороге в сторону ворот, а в голове билась неожиданная мысль, которой она от себя никак не ожидала. Девушка неожиданно почувствовала, что это один из тех моментов, которые случаются лишь раз в жизни, когда стрелки рельсов, по которым мы движемся, нужно перевести. Ее переполняла энергия, источник которой она еще не могла до конца определить, но которая требовала от нее решительных действий. В глубине души Эва чувствовала, что должна окончательно определиться. Дрожащими руками она достала из кармана телефон, нашла в списке контактов номер Яроша и набрала сообщение: «Я не поеду в Париж. Остаюсь в Венжувке. Извините. Эва». Минуту она смотрела на текст, потом сделала глубокий вдох и нажала на кнопку «отправить».

Моя дорогая!

Не знаю, попадет ли это письмо когда-нибудь в твои руки и буду ли я тогда еще жива.

Вместе с фронтом пришли и русские солдаты. Мои хозяева, а с ними и Владко, сбежали, скоро будет уже месяц с хвостиком. Хотели и меня взять с собой, как взяли других, но я не захотела, думала, что вернусь к вам. Длинные колонны беженцев из Восточной Пруссии отправились на запад, а я, упрямая, осталась. Не знаю, Анелька, правильно ли я поступила.

Черные дни наступили, Анелька. Я постоянно дрожу за свою жизнь. Я уже столько всего повидала, дорогая. Человеческие глаза не должны видеть такую жестокость. Честно говоря, я никогда, никогда не хотела бы знать то, что знаю сейчас о том, что один человек может сделать другому. Картины эти я не могу выбросить из головы, они возвращаются даже во сне.

Воцарились голод и позор. О законах Божиих люди не помнят. Раз я еле ускользнула от русских солдафонов и долго сидела в дупле ивы, полном воды. Промерзла до костей, простудила легкие, но жизнь и честь свою спасла. Дорогая моя, я едва жива. И совсем не похожа на ту Юзю, которая писала тебе еще совсем недавно. Останавливаюсь я то тут, то там. Где меня приютят, там ночую, что дадут, то ем. Но люди теперь недоверчивые и боятся за себя.

Знаю, что фронт идет к вам. Германия должна пасть. Не знаю, что будет с тобой, и плачу при мысли, что ты повторишь мою судьбу скиталицы.

Встретимся ли мы еще когда-нибудь? Да хранит нас Бог, Анеля.

Целую,

Ю.

Глава 7