Мы обменялись взглядами с папой. Мне не нравилась Коррин – никому из нас не нравилась – но я не хотела, чтобы они расставались. Только не так.

– О, дорогой. – Мама побледнела и прикрыла рот рукой. – Я не… – Она сделала глубокий вдох. – Давай я позвоню Нельсонам? Попробую все объяснить?

Она посмотрела на меня, и я видела искреннее сожаление на ее лице, словно до этого момента она даже не осознавала, какими могут быть последствия.

– Ага, – сказал Майк, и его голос сочился сарказмом. – Еще не хватало, чтобы ты исправляла то, что сама заварила.

– Майкл, – отложив газету, сказал отец. – Я понимаю, ты расстроен, но ты не можешь так разговаривать со своей матерью.

– Отлично, – сказал тот. – Тогда я не буду этого делать.

И положил трубку.


Замерев на месте, я смотрела на стрипы, которые висели передо мной, хотя Дэнни уже отправился в следующую галерею. Легко предположить, что в вымышленном мире «Центрального вокзала Грантов» на этом все и закончилось бы. Но в жизни дела обстояли иначе.

Майк перестал разговаривать с мамой, но ее не покидала уверенность, что скоро он успокоится. Примерно в то же время к выпуску готовили новый сборник ее комиксов, и журналист из «Ю-Эс-Эй Тудей» попросил нас всех рассказать о трогательных моментах из «Взросления Грантов». Я отправила ему по электронной почте небольшое письмо, предварительно согласовав все с мамой, и выкинула это из головы, пока не увидела интервью в нижней части первой полосы раздела «Ю-Эс-Эй Тудей Артс».

По-видимому, Майк решил воспользоваться беседой с журналистом национального издания и выложил все чувства. Он рассказал, как ненавидит, что мама выворачивает нашу жизнь наизнанку на потеху публике. Как его не покидает ощущение, что в комиксе из него хотят сделать идеального сына, хотя все совершенно не так. Как он ненавидит быть Грантом.

В тот же вечер после выхода статьи я тихо сидела на лестнице, чтобы меня никто не увидел, и слушала, как Майк ссорился с родителями. Папа предполагал, что, возможно, журналист переиначил его слова, и дал брату шанс оправдаться. Но когда Майк подписался под каждым словом, ссора переросла в скандал. Я не слышала, что говорил Майк, но по крикам папы и плачу мамы поняла – он ничего не собирается исправлять и уступать.

Мы все злились на Майка, но я больше всех. Мы все понимали, почему он расстроился, но считали, что он перегнул палку, рассказав «Ю-Эс-Эй Тудей» о том, как ненавидит нашу семью.

Я все еще надеялась, что в конце концов все уладится. Что скоро мы забудем об этом или хотя бы сделаем вид, словно ничего не было. Но даже после того, как Линни попыталась их помирить, они отказались извиняться друг перед другом и все еще не разговаривали. А потом брат остался в кампусе на все лето. Он утверждал, что будет ходить на летние курсы и уже договорился с общежитием. Когда наступила осень, он написал папе короткое электронное письмо, что с того момента начнет сам платить за колледж, уже нашел себе работу и оформил студенческий кредит. Когда Дэнни написал ему в групповом чате, насколько проблемной может стать выплата кредита, Майк ответил: ему не нужна помощь, связанная с «Центральным вокзалом Грантов». Это напоминало холодную войну между ним и родителями, которая лишь обострилась, когда он не приехал домой ни на День благодарения, ни на Рождество.

И чем дольше продолжалось это противостояние, тем сложнее было понять, когда оно закончится. Казалось, расстояние между братом и родителями – особенно между ним и мамой – становится все больше и больше, словно это какая-то пропасть, через которую нет моста, а берегов не видать, и все забыли, что однажды ходили на другой стороне.

Я огляделась – Дэнни уже добрался до конца выставки. Тогда я поспешила к нему. По пути мельком увидела вестибюль и Брук, стоящую по другую сторону ленты. Она осматривалась по сторонам, явно пытаясь понять, куда подевался Дэнни.

Я могла бы позвать ее, или помахать, или просто указать в ту сторону, где стоял брат. Но я развернулась и, не оглядываясь, пошла к Дэнни. Я же не так много просила, просто провести немного времени со своим братом на выставке, посвященной искусству нашей мамы. Брук подождет еще пару минут. Как только я подошла к Дэнни в конец экспозиции, на его лице заиграла непринужденная и беззаботная улыбка. На стене оставалось пустое место, подготовленное для последнего выпуска.

Он кивнул на стену, где висел перерисованный портрет семьи Грант – отсылка к портрету в начале выставки и заголовку полосы. На этом рисунке персонажи были примерно того же возраста, что и мы настоящие, но стояли на тех же местах и вели себя не многим лучше.

– Посмотри на это, – обняв меня за плечи, тихо сказал Дэнни. – Это действительно что-то невероятное, да?

Я прижалась к нему и положила голову ему на руку, а затем все осмотрела – все, что создала наша мама: хорошее и плохое, весь этот мир из чернил на бумаге.

– Да, – сказала я. – Это действительно так.

Глава 13

Или «Не один»

– Ну, и что ты об этом думаешь? – спросил Джей Джей, покачиваясь на каблуках. – Есть ощущение, что мы все отрепетировали?

– Хм. – Я оглядела вестибюль гостиницы, чтобы убедиться, что Линни и Родни меня не слышат. – Не совсем.

Репетиция прошла, мягко говоря, не по плану. Вернувшись домой из «Пирса», мы увидели, что там намного больше народу, чем было, когда мы уходили. Все гости из других городов и другие приглашенные гости, которые не относились к свите молодоженов, переполнили кухню, гостиную и вывалились на террасу. Мама заказала много пицц и выложила их на кухонный островок, пригласив всех угощаться. Вафля, по-видимому, не очень обрадовался толпе и улегся на лестнице, прижав уши. Я чуть не споткнулась об него, когда поднималась наверх. Он посмотрел на меня так, словно уже и не ждал от жизни ничего, что показалось мне излишне драматичным, ведь всего пару часов назад его привезли из приюта.

Поскольку нам еще не установили шатер, Уилл попытался провести репетицию церемонии посреди заднего двора среди вбитых колышков, которые приходилось обходить, чтобы не споткнуться.

Но через несколько минут стало понятно: из этой затеи ничего не выйдет. Макс зачитал свою часть церемонии, но Линни и Родни отказались говорить клятвы, так как написали их сами и хотели озвучить именно на свадьбе. В конце концов репетицию решили перенести на завтра еще и потому, что не явилась половина свадебной свиты. Три подружки невесты задержались в пути – у одной перенесли рейс, другая застряла в пробке, а третья потерялась по пути к нам, кружа по окрестностям на заднем сиденье «худшего в мире “Убера”». Поэтому их попросили приехать сразу в гостиницу на ужин. Но что более важно – помимо подружек невесты на репетиции не было Майка. Он написал мне, когда я переодевалась в платье – темно-синее, с глубоким вырезом и юбкой-солнце.

Майк

Эй, не смогу приехать на репетицию, увидимся за ужином.

После этого сообщения меня накрыло волной раздражения – Майк не только слился, но и рассчитывал, что именно я расскажу всем об этом. Я переслала сообщение в общий чат с братьями и сестрой, а когда спустилась вниз, то увидела, что Линни выглядит скорее подавленной, чем сердитой.

– Подружек невесты нет, – пожала плечами она. – И кузен Родни Маркус не смог приехать пораньше. Так что дело не в нем.

Но я чувствовала: это не так. И, хотя вины Майка во всех этих провалах не было, появись он сейчас, завтра, по крайней мере, возникло бы меньше неопределенности. После нескольких попыток провести репетицию Уилл сдался и предложил нам просто отправиться на ужин. Мама убедилась, что все оставшиеся в доме гости сыты – тетя Лиз обещала проследить и, если не хватит, дозаказать пиццу, – и мы все вместе отправились в гостиницу, но прибыли туда довольно рано, и отдельный зал для нас еще не подготовили. Я списалась с Биллом, который заверил меня: с украшениями все в порядке. А мы пока болтались в вестибюле.

Сейчас Линни и Родни стояли у бара с нашими и его родителями, а также старшей сестрой Родни Элизабет и ее мужем. Убедившись, что они меня не услышат, я повернулась к Джей Джею.

– Надеюсь, завтра все пройдет хорошо, – качая головой, сказала я.

– Все пройдет отлично, – произнесли за моей спиной, а затем кто-то толкнул меня бедром.

Вздрогнув, я обернулась, и меня тут же обняли с двух сторон подружки невесты, окутав облаком духов и мятной жвачки. Это оказались Дженни К. и Прия. Когда они отпустили меня, то я увидела улыбающуюся Дженни В., стоящую чуть в сторонке.

Всего было пять подружек невесты, включая меня и Элизабет, но мы все знали, что обе Дженни и Прия обязательно приедут на свадьбу – они стали лучшими подругами Линни еще в Дартмутском колледже.

– Привет, девчонки, – сказала я.

Это все, что мне дали сказать, потому что они тут же начали говорить.

– Ты выглядишь великолепно! – сказала Прия и поправила мне волосы, затем положила пряди спереди на плечи, а через пару мгновений откинула их назад. – Джен, разве она не великолепна?

– Ты права, – улыбнувшись мне, согласилась Дженни К.

Я никогда не могла сообразить, как они всегда понимают, к кому обращаются, хотя у них одно имя на двоих. Люди иногда путали Дженни между собой, что казалось мне странным, так как Дженни Кан выше и с пышными формами, а Дженни Веллерштайн крошечная и тонкая, как тростинка. Прия Курс оказалась посередине – и ростом, и темпераментом.

Я знакома с ними уже лет десять – они иногда приезжали вместе с Родни к нам на праздники или вместе с Линни на выходных, вчетвером приехав из Хановера, потому что «просто не могли еще хоть минуту провести в Нью-Гэмпшире».

– Ты подстриглась? – спросила Дженни В. – Мне нравится!

– Нет…

– А мне больше нравилось, как раньше, – возразила Дженни К., скорее больше из чувства противоречия – эти двое могли спорить из-за любой мелочи, а Прия и Линни выступали миротворцами.