С любимыми не расставайтесь!

Всей кровью прорастайте в них,-

И каждый раз навек прощайтесь!

И каждый раз навек прощайтесь!

И каждый раз навек прощайтесь!

Когда уходите на миг!

(с) Александр Кочетков «Баллада о прокуренном вагоне»


— Я в это во все не верю.

— И я не верила.

— Бред. Я обошел десятки врачей. Сотни.

Так он говорил, когда мы ехали к Устинье вместе… Я за рулем своей новенькой машины, купленной на МОИ деньги. Точнее, на деньги Есении Назаровой, которые мы отсудили у тех, кто их украл у Захара, воспользовавшись его временной беспомощностью. Но об этом потом… мне сейчас хочется думать только о счастье. Только о том, что мечты они может и не сбываются. Мечты мы осуществляем для себя сами, своими руками.

— Она не врач… Она нечто другое. Пожалуйстааа, ради меня. А я сделаю все что ты захочешь.

— Хитрая лиса. Ох, хитрая. Ладно, все равно отдохнуть надо после всего этого хаоса. Я чертовски устал. Смертельно устал.

Прошло почти полгода с тех пор, как я поселилась в доме Захара вместе с Гришей. После того, как было разбирательство со смертью Макара и гибелью Раисы. Тот чайник… на плите, который она поставила убил ее, затушив огонь. Тетя Людмилы Назаровой задохнулась от газа. Еще долго по ночам мне снился выстрел и то, как я бегу по грязи навстречу своему самому дикому ужасу.

Ведь это было чистое везение. Захар мог и не попасть в подлого ублюдка, заманившего его в ловушку и превратившего нашу жизнь в ад… Ублюдка, который выстроил хитроумный план для того, чтобы получить деньги Назаровых. С моей помощью. Он сплел такую паутину, где для каждого была отведена его особая роль… Но его планы дважды чуть не нарушили… пока он не объединился со Светланой и Константином.

Но мне не хотелось вспоминать о всей той грязи в которую мы с Захаром окунулись. В которую окунулся он сам, случайно потянув за нитку и распутав целый клубок мерзких интриг. Он понял и узнал все… все, кроме одного — что я жива. Этого ему никто не сказал, даже Макар перед тем, как сдох.

Но он рассказал ему другое… рассказал кто я. Рассказал, как купил меня много лет назад у наркоманки-матери… рассказал, как бил и держал в подвале… Мой мозг повел себя именно так, как он ожидал — отключился, стирая все ужасы и боль, рассказал, как я сбежала и как потом выжидал пока вырасту в интернате и начну осуществлять его план.

Захар спустил курок именно в этот момент… И попал. Справедливость в этом мире все же существует. Пусть извращенная, пусть гнилая, но она есть.

* * *

И прошел всего месяц с тех пор, как я стала женой Барского. Это был странный день. Это была самая странная свадьба из всех, что можно было себе представить. Мы обвенчались дома. Без гостей. Совершенно неожиданно. Приехал священник и провел обряд в праздничной зале. В день моего рождения. Когда Захар надел мне кольцо на палец я все еще не понимала, что именно со мной происходит сейчас. Точнее я понимала, но меня слишком ослепило сбывшейся мечтой, и я не верила, что все это происходит на самом деле.

— Будешь моими глазами? Просто скажи «да» или «нет». Откажешься — я пойму.

— Буду твоими глазами. Буду всем для тебя.

— Моей девочкой.

— Да, твоей девочкой!

Праздник омрачило лишь то, что через день заявилась дочь Барского и устроила ему грандиозный скандал. Она орала и швыряла вещи в его кабинете. А я, стиснув, челюсти, слышала эти вопли и не позволяла себе войти и вмешаться. Он сам. Я была уверена, что он справится сам.

— Как ты мог так поступить с нами? Как мог все отобрать? Это было подло!

— О том, что значит слово подлость спроси у своей матери и ее нового мужа. Через какие офшорные компании они пытались обобрать меня до нитки.

— Я в этом не понимаю… я знаю только то, что наш дом продают, знаю, что Костя… Константин сейчас сидит под арестом, а мать глотает антидепрессанты.

А ты женился на этой оборванке безхозной, на этой девке уличной. И ублюдка ее теперь своим наследником сделаешь?!

— Григорий мой сын.

— Это еще надо проверить! Ты веришь ей? Веришь, что эта…

— Замолчи! Если ты сейчас не закроешь рот, то не увидишь даже десятой доли, поняла? Десятой! А теперь давай, убирайся отсюда и брату своему старшему передай, что его я из списка давно исключил. Пока в клинику добровольно не ляжет ни копейки от меня не получит.

Я слышала, как стучат ее каблуки по лестнице и как захлопнулась входная дверь. Только тогда я вошла в кабинет. Захар обхватил голову руками и закрыл глаза. Его все еще мучили адские головные боли. Подошла сзади и положила руки сверху на его ладони. Он тут же улыбнулся и приоткрыл глаза.

— К дьяволу все лекарства. Все бездарные, непотребные аналоги. У меня оригинал… от любой болезни и хандры.

— Им надо время… твоим детям.

— Им нужен был отец… а я был слишком занят совсем другими вещами.

— Ты строил для них будущее.

— Я строил самого себя и ни одного дня не жил… Только сейчас я понял смысл слова «жить». И смысл слова «отец»…

— А смысл слова «любимый»?

Поднял голову, и я переклонившись сверху прижалась губами к его губам. Захар притянул меня к себе и усадил на край стола, уткнулся лицом мне в колени.

— Знаешь… а ведь любви и правда не существует, сказал он поглаживая мои ноги, пока я перебирала его густые волосы с серебряными нитями, затерявшимися между темными прядями. — мне сложно назвать любовью то, что я к тебе чувствую. Девочка… Я тобой живу. Я теперь знаю ради чего живут люди. Такая маленькая… а научила старого монстра жить.

* * *

Еще до венчания Захар усыновил Гришу. Дал ему свою фамилию. Его распирало от гордости, и он называл Волчонка всегда по имени отчеству:

— Григорий Захарович Барский. Звучит, черт возьми!

— Еще как звучит! У тебя крутая фамилия.

— Теперь и у тебя тоже.

— И у меня тоже… Ведь Назарова — это совсем не моя фамилия.

Смеялась я и целовала его в губы, наслаждаясь ничем не замутненным, чистейшим счастьем. Я не верила, что для меня оно наступило это счастье.

— Мы узнаем твою настоящую фамилию и узнаем, кто ты. Я обещаю.

Я верила. Если он пообещал, то перевернет этот мир и сделает. Потому что Барский самый сильный мужчина из всех, кого я когда-либо встречала или встречу. И мне было плевать видит Захар или нет, было плевать на прошлое. Плевать на все. Я как всегда дикая эгоистка смаковала только свою радость и счастье нашего сына. Но я знала, что это затишье перед взрывом. Перед тем взрывом, что мы собирались устроить Светлане и Константину… Оставив их ни с чем.

— Ты. Мой. Муж!

Вопила я и давила его в объятиях, запрыгивая на Барского, почти сбивая с ног.

— Сумасшедшая!

— О дааа, я сумасшедшая. Я соскучилась.

— Я пять минут назад вошел в кабинет.

— Это целые пять минут! Проклятые — впиваясь в его губы и зарываясь руками в его волосы, — проклятые пять минут.

— Десять минут назад я трахал тебя в ванной…

— Хочу ещееее…

— Грязная, ненасытная девочка.

— Ужасно грязная и голодная девочка.

Впиваясь в его воротник пальцами и дергая первые пуговицы, потираясь о его пах ягодицами. Но… нам, как всегда помешали.

— А я?

Волчонок с одеялом в руках появлялся на пороге и … как всегда бежал к нам, чтоб забраться к Захару на колени вместе со мной.

— А я вчела с мамой выучил несколько слов. Вот!

Он протянул отцу картонку с наколотыми шилом дырочками.

— Это тебе!

Захар тронул пальцами пупырышки, повел по ним туда и обратно, а потом схватил Волчонка за голову и силой прижал к себе.

— И я тебя очень люблю, сын! — стиснул челюсти и прижав меня к себе и Гришу, зажмурился, — Как же я хочу вас увидеть. Обоих. Я бы продал за эту душу самому дьяволу. Один раз… Только один раз увидеть и все. Но… видать не заслужил. Мне и так много счастья привалило.

* * *

Устинья не была волшебницей. Она даже не была ведьмой, как все ее называли. Мы прожили у нее несколько летних месяцев, но зрение к Захару так и не возвращалось. Она и не обещала. Сказала, что нужно время, нужно ждать и возможно мой муж начнет видеть… а может быть и нет.

— Все болезни в нашем теле… они живут вот здесь, — она тронула лоб Барского, — и твоя там. Впилась в тебя клещами непрощения, стыда, ярости и ненависти. Простишь и отпустит она тебя. Только простить себя самого сложнее, чем кого-то другого.

— Простить себя иногда просто невозможно, — сказал Захар и пожал ее руку, — спасибо за то, что заботилась о моей Девочке.

Он больше не говорил о своем зрении. Словно именно здесь смирился со слепотой окончательно. Но мы все равно были счастливы Захар ходил с Волчонком на рыбалку иногда они даже приносили домой мелкую рыбешку, и я жарила ее на маленькой старой печке.

Едва оставшись наедине, мы набрасывались друг на друга, как бешеные звери. Утоляя дикий голод и тоску, которая выплескивалась в первобытной страсти, которой нас накрывало с головой. Меня иногда трясло от одного прикосновения к его руке, от одного взгляда на его губы… и фантомного ощущения, как они скользят по моему телу, как накрывают мои соски или впиваются в меня там… внизу, где все опаляло жаром в жажде его ласк и безумных вторжений.

В то утро я проснулась в сарае, в соломе. Взъерошенная, с саднящей болью между ног, с исколотым соломинками телом, в смятом сарафане. Одна. Захара рядом не оказалось. Мы сбежали туда от Волчонка, который даже ночью ревностно укладывался между нами и засыпал только так.


Нашла в ворохе сухой травы свои трусики, натянула их на себя, чувствуя, как полыхают щеки при воспоминании, что мы здесь вытворяли ночью.