На самом деле сейчас я уже достаточно твердо стоял на ногах и город со всеми потрохами принадлежал мне. Он еще какое-то время пытался мне рассказать о своих расходах и доходах, а я все поглядывал на задницу рыжей, на ее длинные ноги и чувствовал, как тянет в паху. Но меня возбуждал не ее округлый зад и полуголая грудь, меня заводили ее проклятые волосы… и это пробуждало внутренний диссонанс. Меня это сильно напрягло. Потому что были определенные ассоциации, которые совершенно не вязались с сексуальным возбуждением. Никогда раньше на рыжих не вставал. В итоге я уступил пять процентов этому нытику, а он предложил мне Мариночку в довесок к виски. Едва подумал о том, что поверну спиной, в волосы вопьюсь и … как …

— Нет, Мариночка пусть поднос на стол поставит и будет свободна.

Улыбка растаяла на полных губах девицы, и явно разочарованная она вышла из помещения, а вслед за ней откланялся и Боровской. Я откинулся на спинку мягкого кожаного дивана. Наваждение какое-то аж самому мерзко. Не нравятся собственные эмоции. Неправильные они. Или может слишком много занимаюсь все это последнее время мелкой рыжеволосой дрянью, которая все нервы вытрепала.

И рука уже привычно потянулась за сотовым. Глянуть на сучку мелкую. Сейчас по времени должна с репетитором сидеть по-английскому. Думал за пару месяцев вся дурь с нее вылетит, но ни черта не выветрилось. Она как была зверенышем, так и осталась. Иногда голову оторвать хочется. Наглая дрянь, умная и языкатая. Все на лету хватает, впитывает как губка, изучает. Нет, я не имел точной уверенности, что она дочь Сергея… но было похоже на то, очень похоже. Я и фото изучил те, что сохранились у Светланы и судорожно вспоминал черты лица матери Есении… иногда мне казалось, что сходство есть, а иногда, что нет совершенно. Потом ненависть к ней появлялась — такая же тварь, как и ее отец. Подлая и хитрая змея разве что маленькая еще. Близко подпускать нельзя. А потом вспоминал сколько ей… и злость испарялась. Дите еще неразумное. Когда в первые сутки камеры просматривал видел, как она ночью с постели вскакивала, как отбивалась от кого-то и кричала. Кошмары ей снились. После осмотров врачей заключение читал и чувствовал, как от злости глаз дергается. Били ее. Беспощадно били.

Я о ней, когда справки в ее детдоме наводил заведующая вначале решила, что это за тот случай на площади и принялась малявку грязью поливать, а сама от страха вся трясется, а я смотрю на рожу ее толстую, разрумяненную, накрашенную и чувствую, как хочется обхватить ее пятерней и припечатать спиной в стену да так чтоб ее очки на кончике носа тряслись.

— Сенька звереныш. По ней давно колония плачет. Все жалели ее. Вспомню как ее привезли к нам на улице отловили кожа да кости, вши до ран ее поели. А выросло вот такое отребье. Сбегает, ворует, хамит воспитателям. Психически неуравновешенная, хамка, асоциальна, склонна к садизму. Ничего святого за душой. Вы если считаете, что ее надо…

— Я хочу оформить над ней опекунство.

Она закашлялась. Аж задыхаться начала. Я даже е пошевелился чтоб воды ей подать. Я наслаждался ее приступом и искренне пожалел, что у нее в толстой руке оказался ингалятор.

— Ээээ… может кого-то другого. У нас вот Петрова такая девочка хорошая. Отличница, скромненькая и…

— Я к вам щенков выбирать пришел или я спросил вашего мнения? Сядьте. Вы мне лучше расскажите при каких обстоятельствах у Назаровой на спине появились следы от пряжки солдатского ремня, а на голове вмятины?

Она хватанула широко раскрытым ртом воздух.

— Так это, наверное, на улице еще. Мы то тут при чем. У нас воспитатели все хорошие, детей любят.

— Странно, а вот врач считает, что шрамы свежие и ребро сломано было где-то год назад.

— Так дерутся. Она сама кидается. Характер сложный…

— Это ее за сложный характер воспитывали? Вы всех так наказываете или это только к Назаровой такая любовь?

— Нееет… тут никого не наказывают. Вы что? Нееет.

— Документы мне ее все соберите. Чтоб через час дело моему человеку отдали. И собирайте вещи. Вы здесь больше не работаете. И если честно расскажете о воспитательных методах ваших педагогов и конкретно назовете имена может быть отделаетесь только увольнением и штрафом, а не сроком.

Она рыдала, когда я уходил и бежала следом, причитая, что ничего не знала и что за всем не уследишь. А мне хотелось ее саму ремнем обласкать. Поставить раком, задрать юбку ее косую на толстую задницу и до мяса исполосовать суку старую. Почему-то представил, как Лису ремнем бьют и всего перекорежило. Там же бить некуда. Там одним ударом все кости переломать можно. Я когда по губам ее шлепнул полдня себя ненавидел.

Достал сотовый и зашел на сайт с веб камерами. Просмотрел по комнатам и усмехнулся, когда увидел эту бестию. Сидит за письменным столом, ноги под себя поджала, на голове ядерное бедствие, в которое зачем-то сунули карандаш, и он удерживал ее наэлектризованное сумасшествие от того чтобы полностью не закрыло тонкое треугольное лицо. Репетитор, грузная пожилая женщина, ходит возле доски, что-то пишет мелом. Пока она стоит спиной мелкое исчадие ада рисует ее в своей тетради в виде свиньи с указкой в копытах. Сосредоточенно так рисует, прикусив маленький язычок. Но хотя бы уже сидит за столом и что-то делает. Первый месяц от нее учителя убегали в слезах и истово крестились. Да что учителя у меня три охранника попросили их рассчитать. Не побоялись моего гнева. Эта дрянь делала такие пакости, на которые обычный нормальный ребенок не способен. Три раза поджигала квартиру, два раза сымитировала проникновение и испортила сигнализацию, вырубила электричество, устроила потоп, забив канализацию какими-то тряпками. Скучно не было каждый день. Мне звонили с утра и до вечера. Но мне было плевать. Пусть хоть превратит квартиру в руины — никуда не уйдет. Я хотел знать и понимать кто она на самом деле. Пока что доказательств того, что Есения дочь Назаровых у меня не было, как и доказательств обратного. Я мог бы сделать тест ДНК, но где взять материал? Мать Сергея умерла. У его жены был дядя, но тот уехал в Германию, и я понятия не имел даже как его зовут. Да мне тогда и не надо было, а сейчас оказалось слишком поздно. Много лет прошло. Разве что эксгумировать фрагменты тел.

Но была одна интересная особая примета из-за которой я и решил оставить девчонку при себе — две маленькие родинки на плече. Они были у дочери Назаровых и на фотографии, которая сохранилась у моей жены и у этой бестии.

Правильно она сказала я оставил ее при себе вовсе не из благих намерений. Половина всего моего состояния принадлежала Сергею и с хорошим и умным адвокатом это можно было доказать. Конечно для этого надо вырасти и выжить, чтобы найти такого адвоката… но зачем мне так рисковать если я могу контролировать все сам. Тем более если девчонка будет трепаться на каждом углу чья она дочь всегда найдется умник с железными яйцами, который решит иметь против меня козырь в рукаве. Мне слишком трудно досталась моя империя, чтобы я позволил кому-то иметь хотя бы малейшую лазейку.

Репетитор повернулась и Лиса тут же положила ручку, внимательно посмотрела на преподавательницу и что-то сказала. Вначале я подумал, что она ответила на какой-то вопрос, но потом увидел, как женщина идет к столу и берет из рук маленькой дряни тетрадь, открывает и…

Я понимаю, что мне надо искать другого репетитора по английскому. Когда преподавательница выскочила из комнаты, исчадие ада вздернуло физиономию и показало камерам средний палец. Вот жеж сучка малолетняя. Пора нам пообщаться еще раз и лишить тебя некоторых привилегий, которые ты все это время получала.

Раздался звонок сотового, и я увидел номер жены. Поборол чувство раздражения и спокойно ответил:

— Да, дорогая.

— Любимый, ты помнишь, что у нас сегодня семейный обед?

Чееерт. А какое число?

— Конечно, я помню. Просто немного задержусь по работе. Садитесь за стол без меня. Ко второму блюду я непременно буду.

— Не задерживайся. Я приготовила твое любимое мясо по-мексикански.

На секунду стало не по себе.

— Почему ты решила, что оно мое любимое?

— Вспомнила как ты рассказывал о том, что вы с твоим другом…

— А чего ты вдруг вспомнила моего друга?

— Не знаю… просто вспомнила. Ты недавно рассматривал все его фотографии вот я и решила… Ты злишься?

Нет, я не злился, но меня это почему-то вывело из равновесия.

— Не злюсь, просто… Ладно, забудь. Ты умница. Я ужасно голоден и съем даже мясо по-неардельтальски.

Едва положил трубку раздался звонок охранника.

— Да! Я знаю. Я скоро буду на месте.

Она демонстративно заперлась в комнате, пододвинув к ней комод. Из чего я сделал вывод — боится меня. Это хорошо пусть боится. Начнем со страха, которого у нее раньше не было и мелила языком всякую ерунду. Но пару раз я ее осадил как зарвавшуюся собачонку, и она оказалась на удивление умным зверьком — урок усвоила сразу же и больше не скалилась при мне, но пакостила, когда меня нет. Но я бы разочаровался поступай она иначе. Все-таки ее лишили свободы и ломали насильно все ее жизненные принципы, с которыми она выросла. Я был для нее самым настоящим врагом. Она и смотрела на меня всегда как на врага. А меня это веселило. Реально я уже давно не был чем-то так увлечен, не ощущал такого азарта и вкуса к жизни, как сейчас, перевоспитывая эту мелкую дрянь. В меня вселился чертов тПигмалион и я стал одержим идеей изменить ее. Зачем? Не знаю. Давайте назовем это квестом или игрой. Когда все прескучило, когда все доступно, когда ни черта в жизни не радует и все можно купить и продать, все до зубовного скрежета предсказуемо, очень мало случается искренних радостей и настоящих эмоций. С этой чертовкой я впервые испытал настоящую встряску. Она ведь объявила мне войну, мелочь эта, которую я мог прихлопнуть в два счета. Настоящую бойню кто кого. А я привык, что никто и никогда слова поперек не скажет, а эта даже не задумывается рубит правду-матку и от нее и весело, и иногда даже до печенок достает. Желание пробуждает едкое схватить и трепать до тех пор, пока душу ее грязную, уличную не вытрясу. Первые дни мне вообще казалось, что она больная чем-то и у нее под кожей рассадник паразитов. Но когда отмыли, к врачам сводили и переодели вроде ничего стала, даже милая. Особенно веснушки ее многочисленные. Читал заключения врачей и от чего-то порадовался. Что все же чистенькая. Притом везде. Мужиков у нее не было. От курева отучилась очень быстро я даже не ожидал, что это будет так легко. Но в ней хватало и другой дряни. Из нее просто сочились все эти уличные словечки, мат, сленг. Несколько раз таскал ее в ванну и рот ей с мылом мыл. Брыкается, орет, кусается. А я мою все равно, держу за шевелюру под водой. С матами было покончено.