Потом поняла, что после каждой моей выходки он приезжает и выходок стало больше. Видела его злые волчьи глаза и начинала сопеть от удовольствия и одновременно от прилива адреналина настолько сильного, что пульс рвал мне барабанные перепонки. После того раза, что он устроил мне сауну у меня в комнате я немного поутихла… так как меня на неделю лишили и интернета (где я читала про него все новости), и телевизора и даже вкусной еды. Но особенно расстроило что он уехал, не пробыв в доме даже часа. Просто развернулся и быстрым шагом пошел к лестнице. Спустился по ступеням и уже через секунду его машина, вереща покрышками сорвалась с места.

Психованный! Я же ничего такого не сказала! Я даже извинилась между прочим! А я редко извиняюсь! Еще и смотрел на меня странно, застывшим взглядом как будто я нечто ужасное и жуткое. Оказывается, это бегство задело еще больше, чем давление и наша война. Потом он не приезжал целую неделю и мне уже хотелось устроить какой-то террористический акт в его доме, но Барин как почуял и приехал вечером в воскресенье. У него вообще был нечеловеческий нюх, и он словно читал меня изнутри и знал, что я выкину в следующий раз, а я все же хотела удивлять. И похоже мне это удалось, только совсем не так как я ожидала. Когда услышала, что Барский в доме я как раз нежилась в ванной, тут же подскочила, вытерла голову и принялась лихорадочно одеваться. Еще уедет, не повидавшись со мной, он может. А мне хотелось его увидеть, что насолить, разумеется. Конечно только насолить. Я как попало расчесала свою шевелюру все еще влажную, заколола на макушке, натянула на мокрое тело футболку и шорты, которые сделала сама из рваных джинсов, сунула ноги в тапки и сломя голову поспешила вниз, у первого этажа тут же замедлила шаг, со скучающим видом вышла в гостиную. Барский был не один, а с каким-то молодым мужчиной, больше похожим на рабочего, я его видела впервые они разговаривали и оба не обращали на меня никакого внимания. Из их беседы я поняла, что Барский собрался менять сигнализацию.

— Здрасьте.

Сказала громко и оба обернулись ко мне. Барский нахмурился, осматривая меня с ног до головы, а тот что пришел с ним чуть приоткрыл рот и уставился на мои ноги.

— А на окнах тоже поставите датчики? Я люблю сидеть на подоконниках, и оно все время срабатывает.

Не глядя на них, я продефилировала к окну и залезла коленями на подоконник, развернулась на четвереньках и уселась. Пока ковырялась, майка сползла с плеча и когда я подняла голову, то встретилась взглядом с Барским и вздрогнула. Такого бешеного выражения лица я еще не видела у него никогда.

— Вот так сижу, и оно пищит.

Посмотрела на обоих мужчин и пожала плечами, улыбаясь.

— Подождите меня в коридоре.

Рабочий прокашлялся, отлепив от меня взгляд и нехотя поплелся к двери, несколько раз обернулся, судорожно сглатывая, и только сейчас я заметила, что моя футболка просвечивается. Она намокла от воды, стекающей с кончиков волос и теперь облепила мою грудь. Барский сделал несколько шагов ко мне и сдернул за затылок с подоконника.

— Пошла и оделась! И никогда, запомни, никогда не являйся пока тебя не позвали, ясно?

— Не ясно. Я теперь и выйти из комнаты не могу?

— В таком виде не можешь!

— В каком таком?

Упрямо дернула головой, не обращая внимания на его пальцы на моем затылке, а он смотрит мне в глаза остекленевшим взглядом и скрипит челюстями.

— Ты почти голая! Что это за тряпки?

— А у меня нет других!

Смотрит и давит шею еще сильнее, слегка подергивается уголок его идеального рта, а мне от чего-то хочется приподняться на носочки и принюхаться к его запаху, который кружит мне голову. Медленно разжал тиски рук.

— Будут другие. А теперь пошла к себе.

— Не пойду! Не хочу к себе. Тут хочу быть. Нечего мной командовать я вам не ваша женушка! Кого трахаете теми и командуйте!

глаза Барского расширились и ноздри раздулись от прилива ярости. Наверное, я перегнула палку. Пощечина была звонкой и болезненной, тут же заставила прикусить язык и схватиться за зудящую щеку.

— Еще одно слово и мыло жрать будешь кусками!

— Я вырасту и отберу у вас все, что вы украли у моего отца!

Глотая слезы и сжимая руки в кулаки.

— Договорились! Отберешь! А пока что заткнись или я за себя не отвечаю!

— Идите на хрен!

— Чтооо?!

Замахнулся и я зажмурилась, зажала губы, чтоб не ударил по ним. Дернулась в его руках, и майка почти свалилась вниз, зацепилась за кончики груди. Барский посмотрел вниз, его кадык судорожно дернулся, он тут же взревел, схватив меня за волосы отшвырнул от себя с такой яростью, что я пролетела через весь кабинет.

— Я сказал к себе! Быстро! Иначе я тебя придушу! Ясно? Пошла вон, дура малолетняя!

Это была даже не ярость он вдруг перестал быть вменяемым и адекватным. Я даже не подозревала, что он может быть таким бешеным и ненормальным. Стало страшно и я бросилась вон из кабинета к себе в комнату, заперлась там и залезла в кровать под одеяло. Чокнутый псих! Я ведь просто вышла к нему… просто увидеть хотела. Идиотка. А он не хотел. Он пришел отапгрейдить твою клетку, Сенька. На хрен ты ему не сдалась. Его тошнит от одного твоего вида. Омерзительна ты ему как насекомое. И смотрит он на тебя, как на тварь ползучую и отвратительную. Я проревела тогда всю ночь и уснула только под утро, но когда его машина отъезжала от дома, проснулась и бросилась к окну, провела взглядом, проклиная и его, и его семью, к которой он уезжает и любит их… а меня дрессирует и держит при себе, чтоб денежки не уплыли.

Ненавижу ублюдка. Вырасту и сделаю все, чтоб у него отобрать то, что он отнял у меня. За все отомщу.

* * *

В этот раз он явился не с картонной упаковкой с какой-то жрачкой, а с ворохом цветных пакетов. Все это притащили мне в комнату, пока я наблюдала, усевшись с ногами на подоконник и кусая яблоко с таким хрустом, словно где-то трескалось стекло. Его шестерка с бледной физиономией, тот самый, что притащил меня к Барскому в номер, занес пакеты ко мне и сложил их на стол. Едва он вышел, я закусила яблоко передними зубами и подскочила к пакетам. Достала несколько шмоток, потом еще и яростно откусила кусок. Перебрала все пакеты и ощутила, как от злости все закипает внутри, как мне ужасно хочется удушить Барского, броситься на него с кулаками. Я схватила несколько пакетов и выскочила из комнаты, пробежала по ступенькам вниз прямиком к нему в кабинет.

Толкнула яростно дверь — сидит спиной ко мне в кресле, говоит по сотовому. Повернулся вместе с крелом и тут же вздернул бровь, когда увидел меня, прикрыл сотовый ладонью.

— Я тебя звал? Я занят. Зайди позже.

А я швырнула в него плиссированной синей юбкой и кофтой под горло.

— Что это? Почему уже не монашескую сутану? Это не вещи! Это даже лохи последние не носят! Я такое не надену! Ясно?

Барский отключил звонок и швырнул вещи в меня обратно.

— А что такое? Больше нравится одеваться, как шлюха подзаборная?

У меня щеки зарделись, словно еще раз пощечину отвесил.

— То, что я скажу, то и будешь носить, а не ходить по дому, как последняя… Ты еще ребенок!

— Вот это я носить не буду! Это уродство! Это тюремная форма! Вы специально хотите меня унизить этой одеждой!

— Ну значит будешь ходить голая, потому что все твое тряпье уже вынесли на мусорку!

Я ему не поверила, бросилась обратно к себе в комнату и заорала от злости — мой шкаф был пуст, а горничная развешивала новые вещи и складывала на полки. Тяжело дыша я заглянула в ящички и не нашла Славкину шапку. Меня это добило. В этот момент во мне что-то щелкнуло и оборвалось. От обиды на глаза навернулись слезы. Я сгребла все новые шмотки на пол и зарычав, побежала обратно в его кабинет.

— Вы… вы! Как вы смели трогать мои вещи! Они были дороги мне! Это мое… это было моим!

— Что было твоим? Бомжатские, вонючие тряпки? Их ты назвала вещами?

Мне захотелось вцепиться ему в лицо, и я бы так и сделала, если бы слезы не душили меня и все тело не дрожало от приближающейся истерики.

— Вы ничего не знаете… не знаете. Верните мои вещи немедленно!

— Их сожгут. Теперь у тебя будут новые вещи. Все, иди к себе. Мне некогда обсуждать с тобой всякую ерунду. Скажи спасибо, что тебе купили новое.

— Спасибо? Вы… вы кусок меня выкинули… вы что бог? Вы себя возомнили богом? Там… там… дороге мне, у вас не было ничего дорогого… а у меня… — я не могла сказать ни слова, я задыхалась, у меня плыло все перед глазами и душили слезы, я кашляла, и сама не поняла, как сползла на пол.

Наверное, это была истерика или какой-то приступ, я даже не знаю, что это было. Но я кричала и рыдала навзрыд, пока не почувствовала, как меня подняли на руки, укачивая.

— Тссс… ты чего, Лисичка? — у меня не было сил даже отбиваться, почувствовала, как Барский перенес меня на диван, уложил на подушки, — ты чего, маленькая? Это просто вещи. Теперь у тебя все новое будет.

Его голос вдруг стал другим… я даже не думала, что он может вот так менять интонации. И звучать… я пока не понимала, как именно он звучит, но у меня от него дух захватывало и хотелось реветь еще громче и сильнее.

— Не… не… не хочу новое… я домой хочу… домой! Отпустите меняяя! — всхлипывая и не глядя ему в лицо, но все же успокаиваясь от того, как гладит меня по волосам. Оказывается, меня никто и никогда не гладил по волосам и это… это так щемяще приятно и так пугает. Пусть уберет руки и не гладит. Не надо!

— В какой дом, Есения? В тот, где тебя били? Тот, где ты не было человеком и голодала? Здесь теперь твой дом… привыкай к нему, здесь свои правила, но это не самое худшее, что могло с тобой произойти.

— Я вас ненавижу, — всхлипнула еще раз и почему-то вопреки своим мыслям положила его руку себе под щеку, как же вкусно пахнет его кожа сигарами и чем-то особенным, принадлежащим только ему, — ненавижу.