На меня не смотрит… смотрит в свой ноутбук и что-то пишет своими длинными аристократическими пальцами. Все решил, все продумал. Избавился наконец-то. Надоело играться. Ублюдок. Какой же он равнодушный ублюдок.

— Я не хочу никуда ехать.

— А я разве спросил твоего мнения? Я просто ставлю тебя в известность и все. Там за тобой будут присматривать. Заведение закрытого типа с религиозным уклоном.

Я зло рассмеялась.

— Так чего не сразу в монастырь? Надежно. Надежней не придумаешь.

— А тебя не возьмут ты даже не крещенная.

— А вы оказывается о Боге говорить умеете. И что такое крещение знаете. О как. Не ожидала. Может еще и церковь у нас в городе вы отстроили?

Поднял на меня взгляд ни капли интереса, любопытства или сочувствия. Совершенно бесчувственный и безэмоциональный. Когда смотрит так мне ударить его хочется или в лицо ногтями впиться.

— Да — я. Так вот, никаких выходок. За тобой будут присматривать. Если что не так — доложат мне.

— И что?

— А то что я выполню то обещание, что давал тебе неделю назад.

И равнодушие тут же пропало. Вспыхнули его глаза, оттенок стал горячим, обжигающим и зрачки расширились, а у меня тоской грудь сдавило так сильно, что слезы в горле комком стали.

— Все. Иди. Разговор окончен.

Встал с кресла и к окну подошел, открыл привычным жестом форточку и сигару в рот сунул, поднес зажигалку. И я не знаю почему так поступила, не знаю, как осмелилась, как вообще позволила себе это сделать. Бросилась к нему и обвила сзади руками.

— Не гоните меня от себя. Не хочу от вас уезжать. С вами хочу. Захар… пожалуйста. Нет кроме вас никого… не нужна никому. Не гоните меня!

Отражение его в стекле вижу, как рука с сигарой дрогнула, он ее в форточку швырнул и долго мне в глаза через стекло смотрел.

— Так надо.

Развернулся и сдернул с моего плеча кофту вниз, обнажая едва затянувшийся рубец. Потрогал кожу вокруг него дрожащим пальцем, а потом руку мою схватил и губами к ладони прижался ненадолго. Всего лишь на секунду и тут же отшвырнул, отвернулся, оперся о подоконник, глядя на улицу.

— Иди собирайся. Через час будь готова. Иди, я сказал!

— Не поеду никуда!

— Поедешь. Не поедешь на вокзал отвезу и сутенерам отдам. Будешь той швалью, которую я подобрал. Выбирай сама.

От ярости и бессилия слезы из глаз потекли и сердце с такой силой свело, что казалось от боли вдох сделать не смогу.

— Ненавижу вас… если бы вы знали, как я вас ненавижу.

— Вот и ненавидь. Меня вполне устраивает.

Побежала к двери, обернулась… а он нет. Он новую сигару закурил и окно распахнул настежь.

* * *

Прошло почти два года… Я знала это не по календарю. Я считала про себя каждый этот проклятый день в чужой стране среди людей, с которыми я ни разу не была сама собой. Каждый день вдали от НЕГО. Человека, который вызывал во мне самые противоречивые чувства. От чистейшей ненависти, до самого светлого и прекрасного ощущения полета лишь только об одном воспоминании о том, как прижал к себе и гладил мои волосы. А тонкий шрам на плече напоминал о том ударе и едкой боли, которая стала одной из самых ярких эмоций во всей моей жизни и, пожалуй, самым ярким моим эротическим переживанием на тот момент.

Это стало отправной точкой, и я перестала быть ребенком… И это ощущение, что я меняюсь продолжалось больше года, а потом я впервые изучила все самые потайные уголки своего тела. Конечно же и здесь я «была с ним». Здесь он стал у меня первым. Моя плоть жаждала прикосновений, она вырвалась из детства за одни мгновения и когда я впервые, в душе, в другой стране вспоминая взгляд Барского, трогала себя, как он тогда трогал ту женщину… я впервые ощутила обжигающую волну плотского удовольствия.

А потом представляла себя на месте той шлюшки, которую он ласкал и что-то творил пальцами у нее под юбкой, что-то такое от чего она стонала и хватала воздух пересохшими губами и попыталась сделать то же самое своими собственными, закатив глаза, подставив грудь тугим струям душа, бьющим по самым кончикам… а для меня это его пальцы касались моих сосков и они же скользили по моему животу и они же нащупали между складками лона маленькую тугую точку, прикосновения к которой заставили все тело затрепетать и запрокинув голову приоткрыть рот, продолжая изучать и искать… познавать свои грани эротизма, не прекращая видеть перед собой ЕГО лицо, его полную нижнюю губу, его взгляд исподлобья и ремень в ладони. Нет… я тогда не испытала оргазма, но была близка к нему и познала, что значит наслаждение от прикосновений и ласк. Это было величайшим открытием… а еще пониманием, что это самое наслаждение могут давать чужие руки, губы, тело… И конечно же для меня не существовало никого кроме НЕГО. Только он был главным участником всех моих острых переживаний.

Никто не там был мне близок, конечно я завела себе друзей. У всех и всегда заводятся друзья. Виде микробов или паразитов, которые непременно появляются где бы вы не находились. Но я была далека от этих детей и людей. Здесь не было подростков из бедных семей, здесь были мажоры и мажорки, которых по какой-то причине выперли из дома. И не надо говорить об образовании, о том, что так лучше и там лучше. Тем, у кого есть деньги хорошо везде. Образование можно получить и в лучших школах Европы. Но от нас избавились, закрыли где-то поближе. Не особо дорого и вполне надежно для того, чтобы контролировать. Брошенные богатенькие аутсайдеры по той или иной причине попавшие в немилость.

Первое время я присматривалась ко всему что там происходит, учила порядки, внегласные законы, пробовала грани дозволенного. Если Барский думает, что сделает из меня монашку и заставит сидеть взаперти он сильно ошибается. Не на ту нарвался. Он слишком плохо меня знает… По крайней мере я так считала. Я была преисполнена злости, ревности и отчаянного разочарования. Мне даже казалось, что он больше никогда не вернет меня к себе. Так и оставит здесь или я доучусь, и Захар откажется от меня. Я забывала о той причине по которой попала к нему в дом. Забывала, что этот подонок не проявил благородство и доброту, а сделал это потому что опасался, что я раскрою все что знаю о смерти своих родителей и о себе.

Мой тайный «друг» притих. Или у него пропала возможность со мной общаться, или еще было не время. Но я больше не получала писем. Сообщений и каких-либо знаков от него. А мне ужасно хотелось сделать пакость Барскому, ужалить его побольнее, вывести из равновесия. Живет себе там, развлекается со своими шлюхами, в полном спокойствии и довольствии. Конечно, меня ведь рядом нет. Он избавился от проблемы.

Я бы может и устроила ему очередные неприятности даже отсюда, но у меня была другая цель. Я хотела перемен, я хотела использовать каждый шанс, который дал мне Барский, чтобы выбраться из того болота куда он же меня и отправил, убив моих родителей. Я хотела за его счет вернуть себе имя, вернуть свои деньги и возможности. И он мне этот шанс дал. Поэтому я училась превосходно, я вгрызалась в гранит науки своими ядовитыми и острыми зубами и если не получалось его надкусить, я пускала в него свой яд и размягчала самую твердую поверхность. Учителя были мной довольны, я получала грамоты, награды, участвовала в каждом самом дурацком мероприятии данного заведения и купалась во «всенародной» любви. Я не была сама собой. Там у меня появилась возможность стать совсем другим человеком. Никто не знал Сеньку, подбирающую недокуренные бычки и готовую сожрать зацвевший хлеб на помойке. Меня знали, как Есению, племянницу мэра одного из самых крупных городов, прилежную ученицу и любимицу преподов.

И… что самое поразительное здесь меня считали красавицей. Это удивительное ощущение, когда все вокруг отваливают тебе комплименты, пялятся, пытаются подражать и ты и в самом деле меняешь мнение о себе. Но не сразу. Конечно, все это случилось совсем не сразу. Вначале я начала танцевать в какой-то группке, представляющей нашу школу на всяких праздниках и выступлениях. На самом деле группка оказалась весьма успешной, а я … а я оказывается люблю танцевать. Кто бы мог подумать. Точно не я. Оказывается невозможно узнать себя до конца, не имея финансовых возможностей для этого. Деньги открываю много перспектив. И тот, кто говорит, что не в них счастье сильно ошибается. Или тешит себя иллюзией, потому что-либо никогда этих денег не видел, либо имеет их столько, что любая ценность зеленых бумажек утеряла свой смысл. Деньги — это свобода. Пусть даже здесь в закрытой школе, под присмотром, но я вольна выбирать кем стать и у меня есть для этого все возможности.

Я попробовала танцевать и меня закрутило в полном смысле этого слова. Я увлеклась всем этим настолько, что и сама не заметила, как стала солисткой этой группки. У меня появился партнер по танцам. Очаровательный словак Барат. У него были вьющиеся золотистые волосы и огромные голубые глаза. Херувим с телом атлета и гибкостью гимнаста. Все девчонки в школе сходили по нему с ума, а я… а я манипулировала влюбленным мальчишкой, едва только поняла, что нравлюсь ему. Я никогда не была доброй и милой девочкой. Во мне жил дьявол и он всегда нашептывал мне сумасшедшие вещи. Например, о том, что Барат племянник директора школы и что наверняка знает лазейки, как можно смываться из этой тюрьмы и наслаждаться жизнью. Конечно же он знал. Красавец, талантище и кроме всего прочего имея такие связи. А еще он не мог мне отказать… Я планировала на свои восемнадцать устроить настоящий праздник и провести его так, как хочу я. Назло всем запретам, закрытым школам.

Барата все считали мои парнем, наши общие фотографии с выступлений украшали коридоры и кабинет директора. Он тоже считал себя моим парнем, а я просто пользовалась тем, что это давало лично мне. Популярность, оценки, хорошее отношение учителей и зависть остальных детей. Оказывается, я была весьма тщеславна и мне льстило, что они мне завидуют. Мне, бывшей оборванке, помоечнице, детдомовке. Знали бы они кто я на самом деле обходили бы десятой дорогой, а так набиваются в друзья, льстят, лижут задницу, пресмыкаются. Люди отвратительные создания. Их любовь измеряется все теми же деньгами, уровнем популярности и их возможностями за счет тебя получить хотя бы десятую долю, того что ты имеешь. Например, наша группа выросла в три раза так как появилось куча желающих танцевать, а девочки вытравливали себе волосы, чтобы стать рыжей, как я.