Его руки взяли меня за голову и член скользнул глубоко к горлу, заставляя задохнуться и инстинктивно подавиться. Попытаться дернуться назад, но хватка была стальной, а толчки все резче и резче. У меня из глаз брызнули слезы, потекли по щекам, дыхание вырывалось с носа, и я страшно давилась этим поршнем, насилующим мой рот. Заболели скулы и никакой надежды на освобождение не осталось, воспоминания о первой ночи улетучились, и вся романтика разбилась вдребезги. Сильные пальцы Барского вцепились мне в волосы, и он ускорил свои толчки не обращая внимания, что я царапаю его бедра, хватаясь за ремень. Внезапно он отстранился и рыча, и содрогаясь излился мне на грудь, прямо на платье, быстро двигая ладонью по дрожащему стволу мокрого от моей слюны члена. А я все еще давлюсь и кашляю и сквозь слезы не вижу ничего кроме этого монстра, извергающегося на меня.

Барский рывком поднял меня с колен и какое-то время смотрел мне в зарёванные глаза.

— Я тоже дико скучал.

Накрыл мой опухший рот своими губами, осыпал поцелуями лицо и тихо шепнул на ухо.

— Смой грим и выбрось платье. Я скоро вернусь. — вытер потекшие дорожки под моими глазами и усмехнулся, — моя девочка.

И меня как хлыстом по спине ударили, протянув жгут между лопатками. А ведь ему все это нравится. Мои слезы, моя покорность. Он пожирает каждую мою эмоцию и кайфует от них.

Он ушел. И скоро появился снова на телеэкране. А я сдернула с себя грязное платье и выкинула его в ведро, смыла в туалете его семя, умылась. И долго смотрела себе в глаза.

Ну что, Сенька? Об этом ты мечтала? Чтоб тебя трахали как последнюю… чтоб он делал с тобой что хочет? Такой ты рисовала себе любовь?

Барский вернулся спустя несколько часов и его чувственные губы растянулись в довольной улыбке, когда он увидел меня в одном нижнем белье. Закрыл за собой дверь и подошел ко мне тяжелой поступью. Расстегнул лифчик и не торопясь снял его. Отбросил в сторону. Стянул трусики вниз и подождал пока я через них переступлю. Очертил линии едва заметных шрамов после ударов ремня и встал в полный рост.

Теперь он никуда не торопился. Этот безумно красивый и опасный хищник, человек полный контрастов находился рядом со мной и вальяжно рассматривал свою трепещущую добычу. Он трогал мою спину, очерчивая линию позвоночника. Гладил мои ребра, вызывая мурашки на коже.

Потом стал позади меня и покрыл поцелуями мои лопатки, а через секунду я ощутила, как кожи касается что-то холодное. Барский надел мне на шею колье, усыпанное драгоценными камнями, оно легло петлей между моих грудей, царапая кожу и заставляя соски невыносимо сжаться.

— Ни один бриллиант не сравнится с твоей красотой, девочка. Ни одна драгоценность не достойна сиять на тебе.

— Одень меня в свою любовь

Развернул к себе и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Давай не будем говорить о том, чего не существует в природе по отношению одного существа к другому. Есть голод и жажда… потребность… Ты и я испытываем эту потребность в друг друге.

От звука хриплого голоса по телу прошла волна кипятка. Обостряя все чувства, заставляя моментально почувствовать, как воспламеняется все тело и забывается, что пару часов назад он насиловал мой рот и рычал как дикий зверь.

Взглянула в глаза Захара и вздрогнула, увидев там обещание, что зверя я еще увижу и не раз… И голод. Он пришел утолить его со мной, второй раз и теперь уже не бросаясь на меня, а заставляя дрожать от одного взгляда. Стало трудно дышать. Я уже знала, что он может мне дать и жаждала его ласки везде. Теперь моя страсть к нему была осознанной.

И тело наполняется болью от желания, потому что я на пределе только от осознания, что я с ним. И сомнения становятся совершенно незначимыми.

Руки Захара скользят по моей груди, трогая соски, растирая их пальцами, он наклоняется и повторяет каждое касание губами, вызывая во мне шквал дикого безумия. Подхватил за талию и усадил на стол как в наш первый раз, сжимая мои бедра, раздвигая собой колени и становясь между ними. Сдергивает с себя пиджак, и я лихорадочно помогаю ему раздеться, мои пальцы расстегивают его рубашку, распахивая полы и я судорожно выдыхаю, когда ладони касаются его груди, поглаживая кубики пресса. Я заворожена красотой его тела, дьявольской полоской волос, убегающей от пупка за ремень штанов. Посмотрела ему в глаза и нагло дернула ремень, а зрачки Захара расширились, приглашая меня продолжить. А мне вдруг невыносимо захотелось оставить на его коже следы, и я силой надавила ногтями на его кожу, стиснул челюсти и подался вперед, давая мне делать то что я хочу… и я надавила повела вниз, раздирая кожу, оставляя кровавые полосы. Ладонь Барского легла мне на горло, и он зарычав толкнул меня назад, опрокидывая спиной на стол. Рывком мои ноги в стороны, одну себе на плечо и удерживая за лодыжку, скользнул пальцами в меня. Мы застонали оба и он выдохнул, усмехаясь так пошло, так порочно.

— Мокрая насквозь развратная девочка… понравилось, м? Понравилось делать мне больно? Словила свой кайф?

И его слова только подхлестывают мою бешеную жажду и голод, как будто он колет меня острыми ножами. Только его хриплый и властный голос, а я чувствую, как первые волны того самого мощного… того, что только с ним взрывается во мне… окатывают все мое обнаженное тело.


Открыла рот в громком крике, когда заполнил меня собой. Быстро и неотвратимо. Затуманенным взглядом посмотрела ему в лицо и сошла с ума еще больше. И тут же начал двигаться вышибая искры из моих глаз неожиданной невыносимостью и первым желанием вырваться, а потом ошарашенной этим бешеным трением пробуждающим нечто темное и страшное изнутри, пугающе огромное и сильное.

Растягивает меня до боли, вбиваясь на всю длину и давая прочувствовать ту мощь, сто я ощутила во рту теперь уже внутри. Выходит полностью и снова врывается до предела. И мне кажется я чувствую стенками лона каждую его вздувшуюся вену и рельеф плоти.

Его животная страсть и звериный голод сводят с ума, а потом я чувствую, как пальцы раздвигают мою плоть, надавливая на клитор, сжимая, растирая, усиливая то самое пугающе сильное нарастающее внутри, закручивающееся спиралью внизу живота. Оно накрывает меня неожиданно заставляя распаънуть в изумлении глаза и закричать, выгибаясь, непроизвольно двигаясь навстречу его толчкам, сильно сжимая мощь внутри себя и хватая губами раскаленный воздух. Наслаждение не просто острое, оно ослепительное, мощное, как ядерный взрыв. Меня трясет я мечусь под ним, мокрая от пота, орущая и извивающаяся. Зажатая его руками и рассекаемая непрекращающимися ударами бедер. Пока не дернул меня к себе, вонзаясь еще глубже и взвывая в унисон мне, содрогаясь внутри со стоном, от которого меня подбрасывает еще одной волной удовольствия.

* * *

Он поселил меня в квартире. Снял для меня огромные хоромы, куда прибегал несколько раз в день. Или вдруг присылал за мной машину, и я ехала к нему за несколько километров, чтобы меня быстро и безжалостно отымели прямо у двери, или в туалете, или на лестнице и отправили обратно домой. Я была невыносимо счастлива в эти дни, но омрачало это счастье только одно — мы никуда не выходили вместе. Захар приезжал ко мне, ужинал со мной, мы могли вместе смотреть фильмы или до утра заниматься любовью, но чаще я просто ждала его приезда или когда он пришлет за мной машину.

За это короткое время я была осыпана дорогими подарками, бижутерией, украшениями и новыми шмотками. Барский открыл для меня кредитную карту и вручил мне в руки со словами «моя девочка может ни в чем себе не отказывать».

А мне ничего не было нужно… Нет, я конечно балдела от красивых вещей, сходила с ума от подарков, а потом… потом все это вдруг начало терять свою ценность мне хотелось, чтобы его в моей жизни было больше. И мне было уже все равно на подарки я бы отдала их все, за то, чтобы чувствовать его ласки, его губы на своем теле и просыпаться с ним в одной постели. Отдала бы хотя бы за одно слово любви… а он никогда их не произносил. Максимум на что был способен это «я соскучился» или «я хочу тебя сейчас». А я наивно верила, что это и есть проявление любви просто он не знает, как она называется. Мы часто верим в то, во что хочется, дорисовывая неполные картинки, созданные в собственном воображении. Делая художественными самые примитивные чертежи. Я оказалась для всего лишь Барского чертежом, а он для меня шедевром мирового искусства.

Но я перестала быть никем. Захар поднял меня и возвысил до себя, дал ощущение высоты. Теперь я была его любовницей, его женщиной, его девочкой. Я спала по ночам у него на груди, в нашей временной квартире, я приносила ему завтрак рано утром, провожала его к двери и ждала целый день напролет.

И ни одна мерзкая мысль не тревожила мой разум… я не думала, что с этой высоты я упаду и раскрошу себе все кости, что от меня даже мокрого места не останется.

Но я слишком его любила той первой и светлой любовью, когда не видишь ничего ослепленная страстью и восхищением. Захар меня баловал как ребенка и сам же толкал в бездну отчаяния. То высокомерно холодный, то нежный как растопленный мед. То позволял мне невозможно много, то запрещал почти все. Он учил меня плотской любви, и я была ненасытной и жадной до удовольствий ученицей. Я ощущала в постели свою власть над ним. Я научилась ее использовать против него. Хватая на лету как можно манипулировать этим жутким деспотом одним лишь взмахом ресниц и парой расстегнутых пуговок на блузке.

Или заставить ревновать к охраннику, а потом задыхаться и кричать от бешеного натиска и утверждения его прав над моим телом. Захар показал мне кто я на самом деле и какой могу быть с ним. Развратной, порочной или утонченной и нежной. Я училась быть для него разной. Всего лишь за какой-то месяц вдали от всех… месяц в который я жила в снятой квартире и наслаждалась своим искусственным и ворованным счастьем.