Я любила его любым и нежным, и озверевшим от похоти. Причиняющим боль и оставляющим синяки на моем теле. Я отдавала ему каждый крик, слезы и тихие мольбы прекратить или хриплый шепот не останавливаться. Он учил меня наслаждаться сексом. И это было сумасводяще понимать собственную значимость для него.

Я научилась его соблазнять и провоцировать, научилась манипулировать им как мужчиной. Во мне жил жадный маленький демон. Которого он же и разбудил, и этот демон использовал малейший шанс раздраконить самого Дьявола и пробудить в нем жажду разорвать меня на части самым примитивным способом.

Я научилась играть так как он хотел, научилась быть его жертвой и добычей, покорной лишь для видимости, а на самом деле постоянно провоцирующей его на погоню.

Я обожала его дразнить. Особенно наслаждаться его чувством собственничества и бешеной ревностью.

— Ты кокетничала с ним. Я видел. Нравится молодое тело? Хочешь помоложе?

Надвигаясь на меня глыбой и сверкая глазами.

— А что… считаешь себя старым? Комплексы и низкая самооценка? Мрэет психолога возьмешь?

— Сучка!

Хватает за волосы и дергает к себе, заглядывая в глаза.

— Чего ты хочешь? Чтоб я уволил их всех только за то, что смотрят на тебя?

— Ты чокнутый маньяк… на меня никто не смотрит и я не на кого не смотрю… Если б смотрела уже давно бы..

— Что?

Приподнимает за волосы, и я стону от боли и возбуждения его дикими эмоциями.

— Давно бы уже трахалась с кем-то другим.

Разворачивает спиной к себе, плашмя толкает на спинку стула, сдирает трусики, и он уже во мне. Оба доведенные до крайности.

Мне нравилось знать, что он звереет от страсти и ревности, что хочет именно меня, а не своих шлюх-блогерш, моделей. Все эти дни он был целиком и полностью моим.

Все прекратилось неожиданно быстро и невыносимо резко. До истерики невыносимо, до желания перегрызть себе вены зубами и мгновенно истечь кровью. Он просто исчез. Не приехал после работы, не ответил ни на один звонок. Я ждала больше суток. Я превратилась в оголенный, истерзанный истерикой комок нервов. Мне ничего не говорила его охрана, не отвечал на вопросы проклятый плебей Костя. Я металась в четырех стенах с черными кругами под глазами, обессиленная голодом и изнывающая от неизвестности. Вначале я, идиотка, боялась, что с ним что-то случилось, потом думала, что, наверное, я во всем виновата и что-то сделала не так.

Я оставляла ему тысячу сообщений, слала смски. Но меня видимо заблокировали. Через три дня я была похожа на свою собственную тень, на какое-то подобие себя самой. Металась по квартире, то лежала на диване и щелкала пультом от телевизора переключая каналы. Пока вдруг не застыла на несколько секунд и не ощутила, как боль впивается мне в затылок, сдавливает его, нажимает мне на мозг и расползается шипованной паутиной под кожу, чтобы сдавить мне сердце.

— А сегодня мы представляем вашему вниманию открытие первого в нашем городе завода по производству военных самолетов. Владелец завода, наш глубокоуважаемый мэр Захар Аркадьевич Барский….

Больше я ничего не слышала… я просто увидела его в сопровождении какой-то блондинки с точеной фигурой и длинными худыми ногами. Кажется, я ее узнала она актриса… диктор говорил, что ее пригласили перерезать красную ленту и в ее честь будет назван один из самолетов. Они говорили что-то еще, а я смотрела как проклятый ублюдок сжимает ее руку, как помогает взойти по трапу и поглаживает ее пальцы. Он ей что-то говорит, а у белобрысой сучки чуть ли глаза от кайфа не закатываются. А я слышу, как в груди нарастает вой, вопль похожий на адское рыдание, и я швыряю в экран телевизора вазу и ору, ору как зверь. Он просто уехал домой. Барский меня бросил. Поигрался месяц и бросил. Нашел другое развлечение. Отпала потребность… и чертеж был даже не порван, а просто скомкан и забыт в темном углу.

Я рыдала и металась по квартире, разнесла там все и разломала на куски. Я разодрала и испортила многие из его подарков. Сожгла в мусорке вещи. Я сходила с ума от боли и отчаяния. Самое первое разочарование в любви сродни агонии, сродни казни, когда с тебя содрали куски кожи на живую. Пока не прибежал Константин и меня не скрутили, чтобы вколоть бешеную дозу успокоительного. А на утро за мной приехала машина и я вернулась обратно в свой город. И в этот раз меня не повезли в дом Барского. Оказывается, для меня купили маленькую квартиру, поселили меня в ней и передали записку.

«Все имеет свойство заканчиваться. Не делай глупости и будь хорошей девочкой. Когда успокоишься вернешься домой».

Вместо эпилога

Я сидел на полу у самого окна и вертел в руке пистолет. Пьяный до такой степени, что не могу встать с ковра и поднять глаза. Мне хочется нажать на курок… всего лишь надавить на него пальцем и разукрасить стену собственными мозгами.

На постели, в спальне, лежит Надежда Лыкова звезда и отменная высокородная шлюха, которая ублажала меня всю эту неделю пока я сходил с ума и накачанный транквилизаторами выглядел как воскресший зомби. Вернувшийся с того света. Я с трудом держал себя в руках, прокручивая в голове снова и снова проклятое письмо, которое принесли мне в тот самый момент, когда я подыхал от счастья впервые за всю свою жизнь. Когда я, конченый циник, понял значение слова «люблю» и упивался этим пониманием двадцать четыре часа в сутки. Когда почувствовал существование собственного сердца.

— Захар Аркадьевич, мы обыскали дом Назаровых после того как оттуда съехали жильцы. Все как вы просили. Вскрыли каждую досточку и каждый подозрительно пустой сантиметр. Нашли вот это.

Константин подал мне картонную коробку из-под обуви. В ней лежало всего лишь одно письмо и детские вещи. Те, что хранят обычно все матери после того как младенцы вырастают. Я хотел выкинуть коробку… но что-то заставило меня взять это письмо. Будь оно все проклято! Лучше бы я этого не делал… лучше бы проклят самим дьяволом и не корчился в этой нескончаемой агонии вспоминая косые строчки снова и снова. Как собственный приговор вынесенный и приведенный в исполнение. Как самое лютое, что я мог совершить в своей жизни.

«Не знаю прочтешь ли ты его когда-нибудь. Пишу скорее не затем, чтобы прочел, а потому что молчать порой невыносимо. Жить с нелюбимым невыносимо. Терпеть каждый день его лицо, его запах, его ласки и вспоминать тебя, рыдать по ночам в подушку. Рвать на себе волосы и… смотреть на твое живое повторение. Я солгала тебе, Захар… солгала, потому что боялась тебя. Ты мог уничтожить и меня и ребенка, если бы мы помешали твоей карьере и влезли в твою семью.

Есения — твоя дочь, Захар и об этом никто и никогда не узнает. Даже ты».

Отшвырнул пистолет и закрыв лицо руками замычал, пополз в туалет и долго блевал там своими собственными кишками.

«Есения — твоя дочь, Захар… твоя дочь… твоя дочь…»

Я вернулся обратно в комнату и схватил с пола пистолет, дернул затвором и приставил его к виску несколько секунд тяжело дыша смотрел перед собой остекленевшими глазами, а потом опустил руку. Если прострелю себе башку она на хер никому не будет нужна. Ее просто сгноят и уничтожат.

«Есения — твоя дочь».

И я уже мертвее всех мертвых.


КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ