– Я надеюсь, мы сделаем то, что давным-давно хотели. – Он достал коробочку для кольца из кармана смокинга.

Ее сердце остановилось. Во рту пересохло.

Жан-Пьер, отец ее ребенка, опустился перед ней на одно колено в лунном свете. Она никак не могла понять, что происходит. Думала, они разработают план действий. Стратегию, как им выйти в свет со своей историей. Предложения она никак не ожидала.

В груди зародилась надежда. Может, проведенное вместе время пробило брешь в его сердце и заставило его понять, что он любит ее.

– Татьяна. – Он посмотрел на нее, глаза темнее воды, на лице непонятное выражение. – Для меня вы с Сезаром самые важные люди на свете.

В ее старинных фантазиях – тех, что обуревали ее десять лет тому назад, – далее следовало: «Я люблю тебя и не могу без тебя жить». Но сейчас перед ней не ее восемнадцатилетний бойфренд. Жан-Пьер вырос и стал мужчиной. Знаменитым спортсменом. Акулой бизнеса с деловыми интересами по всему земному шару.

Для него признаться, что Татьяна с малышом самые главные люди в его жизни, – это очень много.

– Когда я вижу, как ты держишь на руках нашего мальчика, я хочу бросить к твоим ногам весь мир. Убедиться, что никто и ничто не причинит вам боли. Что вы в полной безопасности. – Он поцеловал ее левую руку, потом палец, который предназначен для кольца. – Я буду безмерно счастлив, если ты согласишься стать моей женой.

Ее сердце билось так сильно, что она подумала: не пропустила ли она самые главные слова? Что он хочет отдать ей свое сердце. Но может, оно включено во все богатства мира? В ее душу закралась безотчетная тревога, когда он открыл коробочку и достал удивительное кольцо с огромным сияющим бриллиантом в форме груши и камешками поменьше по бокам от него. Оно было простым и элегантным, но в нем было как минимум восемь карат. Если бы ее по-прежнему интересовало, что скажут люди, она умерла бы на месте от восторга. Камень поразил бы ее в самое сердце.

И он действительно поразил ее. Но неужели она и впрямь просто не расслышала того, чего жаждала всем сердцем?

Она судорожно сглотнула.

– Жан-Пьер. – Его имя ласкало ее губы, ей очень нравилось произносить его. Господи, сколько раз она писала его в блокноте, добавляя фамилию Рейно к своему имени! – Ты знаешь, какой нервной я стала. Я надеюсь навсегда запомнить этот момент. Скажи, ты… ты любишь меня?

Произнести этот вопрос стоило ей немалых усилий. И ответ она получила тут же: он запаниковал, это явно читалось в его глазах.

Похоже, он вообще не собирался поднимать эту тему, делая ей предложение.

– Не важно. – Она вложила кольцо обратно ему в ладонь. – Да, в последнее время я стала слишком сентиментальной. Вряд ли этого можно ожидать от практичного адвоката, да? – Она продолжала лепетать, пытаясь заполнить неприятную паузу. Глаза ее наполнились слезами. – Глупо было даже спрашивать, я знаю, особенно если вспомнить, что тебе не составило никакого труда уйти от меня после той зимней ночи. Я хочу сказать, никто не бросает человека вот так запросто, если он дорог ему.

– Пожалуйста, послушай меня. – Он вскочил и сунул коробочку обратно в карман.

– Нет, вряд ли это поможет. – Она выставила вперед ладони, как бы защищаясь от него. – Я не могу. Я тебя внимательно выслушала, но не услышала того, чего ждала, и мне пришлось переспрашивать, чем я поставила и себя, и тебя в неловкое положение. – Она сделала несколько шагов к лестнице. – Я возвращаюсь к себе в комнату, и мы сможем выработать условия совместного воспитания нашего сына.

Татьяна побежала вниз по лестнице. Он бросился следом за ней, поймав ее на полпути.

– Ты единственная женщина, которая разбила мне сердце, Татьяна. Е-дин-ствен-на-я! – Он крепко держал ее. – Я все поставил на карту, чтобы в восемнадцать лет приехать в Нью-Йорк и увидеться с тобой. Чтобы сказать тебе то, что с таким трудом произнес сейчас. После этого Леон превратил мою жизнь в сущий ад, ведь я уехал без его разрешения, он ничего не знал об этой поездке и взбеленился из-за того, что я посмел переступить порог дома Дусе. Но все оказалось напрасно, ты даже не пожелала со мной говорить.

Она резко развернулась к нему.

– Господи, да мне было всего семнадцать лет! Отец заставил меня прогнать тебя.

Он в отчаянии провел рукой по волосам.

– Теперь-то я это понимаю. Но как ты думаешь, каково мне было тогда? – Он аккуратно отодвинул ее в сторону, словно пытался избавиться от ненужных воспоминаний. – После этого я стал совсем другим человеком. Да и ты тоже. В этом не было ни твоей, ни моей вины. Но ты, как никто другой, должна понимать, что теперь я не могу влюбиться за неделю. Я давным-давно выключил это чувство.

– Ты никогда не влюблялся? Никогда? – Она не поверила ему. – Но если ты не любил, откуда тебе знать, что такое разбитое сердце?

– Мне двадцать восемь лет, и я постоянно пользуюсь этой отговоркой – говорю, что женат на футболе.

– Ты ведь не серьезно.

Вот, значит, как! Он сознательно не подпускает к себе никого, изображая влюбленного в спорт. Татьяне стало еще больнее.

– Футбол занимает все мое время! – с какой-то злостью выкрикнул Жан-Пьер. – Все мои мысли. Каждую унцию моей физической энергии. Я тренируюсь по нескольку часов в день. На этой неделе я приношу в жертву тренировку за тренировкой, чтобы показать тебе, как сильно я хочу стать частью жизни Сезара и твоей. Думал, этого хватит с лихвой, потому что больше, чем тебе, я никогда никому не предлагал.

– Выходит, я должна умереть от счастья, что ты оценил меня выше силовых упражнений? – Ей хотелось задушить его. Чтобы он понял, насколько смехотворно это звучит. Чтобы он перестал терзать ее душу.

– Я надеялся, что ты будешь счастлива засыпать со мной в одной постели и дашь нам время полюбить друг друга по-настоящему. – В его глазах горела искренность, и слова попали прямо в цель.

Почему он не сказал этого раньше? Или это всего лишь план Б? Она не желает быть синицей в его руках.

– Для меня брак – это навсегда. Я не могу ставить на неизвестность.

Больше ему нечего было ей сказать, она это видела. Он и так уже зашел слишком далеко – с его точки зрения.

Но как бы ей ни хотелось принять его предложение, она всегда будет думать, что просто позаботилась о приличиях и вышла замуж за отца своего ребенка только с тем, чтобы унять слухи.

– Я это уважаю, но не хочу лгать. Чертовски больно осознавать, что я не смогу быть с тобой и Сезаром каждый день.

Она не могла не согласиться, что это действительно чертовски больно. Но они оказались в тупике. Не важно, как старательно Жан-Пьер пытается удержать крышку на кипящей кастрюле с новостями, скоро она взорвется, и история об их сыне перестанет быть тайной.

И несмотря на все ее надежды, одновременного известия о свадьбе не предвидится. Не в силах веселиться, Татьяна спустилась по ступенькам лодочной станции и направилась к главному корпусу. Ей оставалось только собрать вещи.

Глава 13

«Отличная игра, Рейно», – с сарказмом подумал про себя Жан-Пьер, сделав еще один неудачный пас на тренировке через неделю после свадьбы Жерве.

Это была последняя тренировка на площадке «Гладиаторов» в Нью-Йорке перед игрой с «Ураганами», до которой осталось всего два дня. Утром команда летит в Новый Орлеан и вечером вместе ужинает перед матчем брат-против-брата, как окрестили его в средствах массовой информации.

Злополучное воссоединение с дочкой тренера подняло в обществе волну величиной с цунами, так что эта игра давно перестала быть простым футбольным матчем. Поскольку новости об их сыне попали в прессу через день после свадьбы Жерве, журналисты принялись толпами осаждать площадку «Гладиаторов» в отведенное им время, и уйти от их вопросов не представлялось никакой возможности. Пока Джек Дусе – который практически не разговаривал с ним, предпочитая бросать на парня мрачные взгляды, – закидывал его сообщениями о том, что ему не обязательно обсуждать в интервью свою личную жизнь, вопросы сыпались как из рога изобилия.

«Вы живете в одном штате со своим сыном? Каковы планы Татьяны на будущее?» Господи, если бы он знал! Да ей вообще на него наплевать, она, похоже, не собирается ставить его в известность хоть о чем-то! Ее юридическая фирма прислала ему пакет опций по возможным соглашениям о совместном воспитании ребенка, но у него просто не было моральных сил пробраться через все эти юридические дебри.

– Думай об игре! – прокричал Жан-Пьеру тренер через все футбольное поле, словно он был каким-то любителем, а не элитным игроком высшей лиги.

Хотя если посмотреть, как он играл на тренировках всю последнюю неделю, кроме как дилетантом его не назовешь.

Раздался свисток, объявляющий конец сегодняшней командной тренировки. Жан-Пьеру предстояло еще несколько часов общения с координатором наступления, тренером квотербека, а также личных раздумий, с целью убедиться, что он понял и план игры, и своего противника. Но если в любое другое время он наслаждался бы подобным вызовом – сыграть против Анри, открыв самые сильные стороны друг друга, – то сейчас ему было не до этого. У него было такое чувство, будто вырвали его сердце.

Боль была настолько реальной, что даже смешно.

Он наконец осознал, что за боль убивает его теперь. Он любит Татьяну, просто не сразу понял это. Он так долго жил только головой, методично шел по жизни вперед, что уже забыл, насколько болезненными и беспокойными могут быть чувства. Ты не можешь контролировать их так же, как игру.

– Рейно! – Окрик ничуть не удивил его. Кто-нибудь постоянно устраивал ему нагоняй за то, что он вытворял на поле.

Повернувшись, он с удивлением обнаружил, что к нему несется сам Джек Дусе. Остальные игроки уже потянулись внутрь стадиона принять душ и переодеться перед отъездом домой. Некоторым из них придется давать интервью, – наступил час прессы.

Еще один шанс столкнуться с расстрельной командой по поводу своих недостатков, причем как человека, а не футболиста. А он даже не успел сообщить матери своего первенца, как сильно любит ее. Так пусть Джек Дусе устроит ему настоящую головомойку, он это заслужил.