— Отпустишь меня? — ее глаза вспыхнули, и, несмотря на горечь, это заставило его хотеть ее еще больше.

— Это прерогатива мужчины.

— И в этом-то вся проблема, — она ощетинилась от его слов.

— А если я скажу, что никогда не встречался и не разговаривал с женщиной, с которой помолвлен? Что мой отец устроил этот брак, когда мне было шесть лет? На протяжении многих лет я общался с семьей лишь изредка. Но она ничего для меня не значит, кроме союза, который мне понадобится только в том случае, если ты выйдешь замуж за Тони.

— Ты хочешь использовать меня, — горько сказала она.

— Нет, красавица. Брак — это не то, что приносит людям радость, и я никогда не хотел этого. Даже политические браки старой школы никогда не устраивали меня. Я сожалею, что моя реакция на твое предложение причинила тебе боль, — он потянулся к ней, чтобы погладить по щеке. На этот раз ему не отказали, и она вздрогнула от его прикосновения.

— Я чувствовала себя униженной.

— Мия, tesoro... non era mia intenzione ferirti (итал. — я никогда не хотел причинить тебе боль).

— Ты хорошо пресмыкаешься по-итальянски, — сказала она, и ее голос смягчился. — Похоже, это не просто язык любви.

Рискнув, Нико подошел ближе и поцеловал ее в лоб.

— Если мне придется жениться, мне нужен активный партнер. Я могу защитить тебя этим браком. Я могу защитить твою сестру. Я могу положить конец войне. Может быть, между нами и нет любви, но у нас есть уважение и обязательства важнее нас самих.

Нико почувствовал странный укол в груди. Он заботился о Мии. Настолько сильно, что мысль о ее потере была почти невыносима. Но он не хотел называть это любовью. Он пережил опустошение, вызванное слезами матери, и видел, как уничтожаются люди. Любовь не была тем опытом, который он хотел бы пережить.

— Если мы сделаем это, — выпалила она, — И я не буду во всем соглашаться, и ты не будешь указывать мне, что делать. Я буду продолжать работать, а ты не будешь вмешиваться в мои дела.

— Конечно, ты можешь продолжать работать, — он улыбнулся, ощущая вкус успеха.

— А чего ты ожидаешь от меня?

— То, что ты предложила, — уголки его губ дрогнули. — Тебе придется играть роль настоящей жены мафиози. Тебе нужно будет одеваться и играть роль на публике.

— Другими словами послушной, — Мия фыркнула,

— Верно, — ответил он, поглаживая ее по щеке.

— Но, когда мы останемся наедине, я хочу этого, — его палец скользнул по полумесяцам ее грудей, едва различимым под V-образным вырезом футболки. — Я хочу тебя такой, какая ты есть, с твоими крутыми ботинками, рваными чулками, кожей и кружевами, и этими нарядами, которые сводят меня с ума от желания сорвать их с тебя. Мне нужна твоя сердитая феминистская панк-музыка, и твои серебряные цепи, татуировки, которые говорят мне, что ты не обычная женщина.

— Мне нужна твоя сила, твоя сладость и вся твоя дерзость, — он взял ее за бедра, и притянул к себе.

— Я не надену свадебное платье, — она скривила губы и отвела взгляд, размышляя.

— Если мы хотим, чтобы все поверили, что это по-настоящему, это должно выглядеть по-настоящему. Мы можем арендовать что-то для церемонии. На десять минут — максимум. У меня есть партнер, который держит магазин на Стрипе. Что-нибудь еще? — он обхватил ее лицо ладонями и провел большими пальцами по нежным щекам.

— Больше никакого секса. Это все только усложнит.

Это было неожиданно. И совершенно неприемлемо.

— Я не могу согласиться с этим, — твердо сказал он. — Если мы поженимся, даже если это будет не по-настоящему, я хочу все, — он провел рукой по ее изгибам. Даже простые переговоры с ней делали его твердым, он никак не мог разделить постель и держать руки подальше от женщины, которая возбуждала его в ту же минуту, как входила в комнату.

— Я хочу жениться во всех смыслах этого слова. Ты будешь жить со мной, спать в моей постели и отдаваться мне. Ты будешь моей. Полностью. Во всех смыслах этого слова.

— Пока все не закончится, — добавила она. — Потому что, когда война закончится и ты станешь боссом, и мы найдем способ защитить Кэт, мы больше не будем нуждаться друг в друге. И ты сказал, что дашь согласие на развод.

— Пока все не закончится, — с большой неохотой он согласился, не только потому, что часть его не хотела, чтобы это заканчивалось, но и потому, что он знал, что этому не будет конца. Она, казалось, не понимала, что в каком-то смысле это была жертва и для него тоже. Он никогда не хотел жениться, и тот брак, который он себе представлял, был таким, где его сердце никогда не будет подвергаться риску.

Мия теребила молнию на его кожаной куртке. Он отказался от своего костюма и автомобиля ради скорости и свободы, что давал только его мотоцикл.

— Секс — сделает все только тяжелее, когда это закончится. Особенно если мне придется увидеть тебя в таком виде.

— Ты боишься, что влюбишься в меня? — он наклонился и уткнулся носом в ее шею, вдыхая легкий цветочный аромат ее духов. Его Мия была этюдом в контрастах. С тихим стоном она наклонила голову в сторону, давая ему лучший доступ, и он покрыл поцелуями ее шею.

— Боюсь, это ты не отпустишь меня, — прошептала она.

У нее были все основания бояться. Нико никогда не думал жениться ни на какой другой женщине, кроме Розы Скоццари, но если бы ему пришлось выбирать женщину, то это определенно была бы Мия. Она интриговала и бросала ему вызов, соблазняла и возбуждала. Она была храброй, умной и уверенной в себе, самой чувственной женщиной, которую он когда-либо встречал.

Он притянул ее в свои объятия, скользнул рукой по ее телу, следуя по восхитительным изгибам.

— Перед тобой трудно устоять. Ты решительная, самоотверженная, красивая и смелая. Я хочу владеть каждым твоим дюймом. Я хочу, чтобы мои руки были в твоих волосах, губы на твоей груди, и член погружен в тебя. Я хочу взять тебя так, как только можно взять женщину. Я хочу, чтобы ты кончала с моим именем на устах, — он скользнул рукой под ее футболку, обхватил и сжал ее грудь.

— Ну, это лучше, чем «мы прекрасно ладим».

Он переключил свое внимание на другую грудь, потирая большим пальцем ее сосок, пока тот не оказался под лифчиком. Боже. Он тосковал по ней. Если бы не тот факт, что ее отец искал их, а его люди ждали снаружи вместе с Кэт, он бы взял ее прямо сейчас.

Ее ногти впились в его голову, и боль наслаждения почти заставила его переступить через край.

— Окей. Секс может быть частью сделки. Мне помогает то, что я нахожу тебя несколько привлекательным.

— Несколько? — он нежно прикусил ее сосок, и она ахнула.

— Твое эго уже настолько велико, что мне приходится обходить его стороной. Я больше не собираюсь его подкармливать.

— Ничто так не повышает самооценку, как согласие красивой женщины на фальшивое предложение руки и сердца, чтобы ей не пришлось выходить замуж за психопата, — сказал он, забавляясь.

— Мы закончили с условиями? — он просунул свое бедро между ее раздвинутых ног. Он хотел ее так сильно, что едва мог дышать, его тело дрожало от желания заявить на нее свои права, чтобы все знали, что она под его защитой.

— Это ты убил Вулфа?

Воу. Он не видел, чтобы как с левого фланга пришел удар, и это немного уменьшило его возбуждение.

— С женами не обсуждают деловые вопросы, — мягко упрекнул он. — Ты согласились следовать правилам.

— Я еще не твоя жена.

— Но ты ею станешь, и с этого момента правила уже начали действовать. Задавай мне любые вопросы, bella. Предъявляй любые требования. Но только не это.

Она стиснула зубы, сжала губы, и он почти пожалел о том, что они собирались сделать. Мие придется очень постараться, чтобы вписаться в образ жены мафиози, а он не хотел, чтобы ей подрезали крылья.

— Перед церемонией мне понадобится бутылка водки и один стакан.

Нико нежно поцеловал ее, чувствуя облегчение оттого, что она отступила от своего вопроса о Вулфе.

— Именно то, чего я всегда хотел. Пьяную невесту.

Она рассмеялась, и напряжение наконец исчезло с ее лица.

— Когда ты хочешь это сделать?

— Это Вегас. Вопрос не в том, когда мы сможем пожениться, а в том, сколько Элвисов ты хочешь на свою свадьбу?


* * *

На свадьбе присутствовал только один Элвис.

Один Элвис. Два свидетеля — Кэт и Большой Джо. Два шафера — Лука и Фрэнки. Три телохранителя, включая Луиса, который, как она теперь знала, был членом команды Френки и носил прозвище Майки Мускулс. И подружка невесты, которая не переставала болтать.

— Я все еще не могу в это поверить, — Джулс покачала головой, когда священник, член преступной семьи Тоскани, указал Нико, где стоять в безвкусной часовне Вегаса.

— Одну минуту я проводила время с Netflix и бум, через два часа стою в часовне с Элвисом и кучкой гангстеров. Нико, конечно, не теряет времени даром, — она наклонилась и прошептала Мие на ухо.

— Ты не должна этого делать. Я могу вытащить тебя из города. У меня есть друзья, которые примут тебя. Ты никогда не хотела выходить замуж за мафиози. Не сдавайся.

Взвинченная Мия даже не попыталась ответить. Джулс не переставала болтать с тех пор, как они приехали в маленькую свадебную часовню, которая принадлежала «другу» Нико. Гигантские вазы, наполненные пластмассовыми растениями, фальшивые греческие колонны, взрыв шелковых цветов и приподнятая красная блестящая сцена. Кремовые стены украшали фотографии Вегаса, а также безвкусные сувениры из Вегаса и портрет Элвиса в дешевой деревянной раме. За сценой стояло гигантское розовое сердце, украшенное мигающими красными огнями, что придавало залу непрерывное сияние стрипт-бара. С каждым вдохом она вдыхала запахи ладана, пота и дешевых духов. Это было так же фальшиво, как и предполагаемый брак.

Мия разгладила отвратительное платье из полиэстера, отделанное блестками и пластиковыми бусинками, но она мало что могла сделать, чтобы пригладить гигантскую юбку, не говоря уже о стоящих плечах и огромных рукавах. Нико предложил выбрать самое традиционное платье, чтобы ни у кого не возникло сомнений в подлинности свадьбы. Все было прекрасно и хорошо для человека, который носил гладкий черный смокинг. Но не на столько, когда его идея традиционности заключалась в большом торте 80-х годов. Если бы Pussy Riot (прим.пер. — российская феминистская панк-рок-группа) могли видеть это сейчас…