— Какая жалость, — вздохнула Катя.

— Да, и знаешь, какие недостатки, по мнению древнего автора, были у Кухулина? — оживился Лаэртов. — Ни за что не угадаешь! Герой, оказывается, был слишком молод, слишком смел и слишком прекрасен.

«Слишком молод, слишком прекрасен…» — эхом отозвалось у Кати в голове. И она опять почему-то вспомнила о Ганине — о том, каким тот был двенадцать лет назад.

— Так ты говоришь — давно не видела сына? — спросил Толик.

— Не совсем… Нет, мы с ним встречаемся время от времени, я звоню ему каждый день, и все такое…

— И все равно ты скучаешь по нему?

— Разумеется! Но, ты знаешь, Толик… я бы меньше всего хотела, чтобы Мика стал маменькиным сынком.

— Ну да… — снова покраснел Лаэртов. Достал из кармана большой платок, напоминающий полотенце, и принялся вытирать им вспотевший лоб.

— Я не хотела тебя обидеть, Толик.

— Я и не думал на тебя обижаться, — улыбнулся он. — Ты — единственная женщина, Катя, которая относилась ко мне хорошо. Значит, ты одна сейчас?

— Совсем одна! — засмеялась она.

— Тогда я тебе хочу кое-что предложить. Собственно, я и шел сейчас к тебе для того, чтобы посоветоваться… — Лицо Толика приобрело вдохновенно-озабоченное выражение. — Как ты относишься к провинции? К маленьким городкам, где патриархальный, размеренный уклад жизни, где тихие радости и видны звезды на ночном небе? Где нет всей этой суеты, карьеризма, поклонения Мамоне, разврата и порока…

— Ты слишком идеализируешь провинцию, — усмехнулась Катя. — Но, в общем… Почему ты спрашиваешь?

— После отца остался домик — в одном тихом городке на Оке… — Толик, будучи человеком, близким к искусству, выражал свои мысли в подчеркнуто литературной форме. — Там давно уже никто не живет. И я подумал — отчего я сижу в этом пыльном Вавилоне, что меня здесь удерживает?

— Ты хочешь уехать? — удивленно спросила Катя.

— О нет, не уехать… — Лаэртов загадочно улыбнулся и поднял вверх палец. — Сбежать! Словом, Катенька, замыслил я побег…

— От Веры Петровны?

— Не только. Ото всех! Может быть, в первую очередь — от себя…

— И что ты станешь там делать — в этом городке на Оке?

— А что другие люди делают? Просто жить, как и все! — убежденно ответил тот. — Писать свои труды. В самом деле — к черту Ключникова, надо пробиваться самому! Конечно, придется время от времени наезжать в столицу…

— А на что ты там будешь жить, Толя?

— Во-первых, у меня есть кой-какие накопления. Весьма скромные, но мне много и не надо… — с удовольствием принялся объяснять Лаэртов. — Во-вторых, там есть краеведческий музей, и мне предлагают место заведующего.

— Ого!

— Да-да, Катенька, я все продумал! У меня там есть знакомый, отец Варсонофий. Это он, собственно, и хлопочет за меня…

— Священник?

— Ну да! Исключительной души человек. Святой! Таких в столице и не встретишь…

— Вера Петровна знает о твоем решении? — беспокойно спросила Катя.

— Пока еще нет.

— Она будет против.

— Ну и что с того! — в отчаянии закричал Толик. — Мне надоело быть вечным ребенком. Я хочу жить, жить… Ты понимаешь?

Он в возбуждении вскочил, забегал взад-вперед по балкону. Потом наклонился, втянул ноздрями воздух.

— Какой сказочный аромат… Это что там у вас цветет, Катя?

— Жасмин. Разве ты не знаешь?

— Божественно… Я ничего не знаю! Ни цветов, ни трав. Я не знаю, как пахнет речная вода, какого цвета бывает небо… Я мечтаю о природе! — застонал бывший муж. — В общем, так, Катенька… Я предлагаю тебе поехать со мной.

— Куда? — растерялась она.

— Туда, на Оку… В тот городок… Знаешь, я уже рассказал отцу Варсонофию о тебе!

— Да бог с ним, с твоим Варсонофием… — забеспокоилась Катя. — И в каком качестве ты меня туда приглашаешь?

— В качестве жены, разумеется! — Лаэртов снова вытер лоб платком.

— Толик!

— Что, ты против? — смутился он. — Ну, тогда просто так будь со мной… как друг. Ведь тебя все равно ничего здесь не держит…

Катя не знала, плакать ей или смеяться.

— Я так и знал, что ты откажешь мне, — убитым голосом произнес Лаэртов.

— Позволь мне подумать, — улыбнулась Катя. — Знаешь, Толик, твое предложение так внезапно…

— Да-да, я не тороплю тебя! — моментально воспарил духом тот.

— Даже если я и не решусь остаться в этом твоем городке навечно, я все равно тебя там навещу, — серьезно произнесла она. — Обещаю!

Толик с чувством чмокнул ее руку.

— Толик…

— Что?

— Вера Петровна — пожилой человек, — осторожно напомнила Катя.

— Господи, да у нее здоровье лучше моего! — с досадой воскликнул Лаэртов. — Я понимаю, на что ты намекаешь…

— Толик, твоя мама может решиться на все, чтобы вернуть тебя. Ведь если она в один прекрасный день позвонит тебе и скажет, что смертельно больна, — ты ведь не бросишь ее, правда? Ты сразу примчишься в Москву — даже если это будет игра…

— Боюсь, что она начнет звонить мне на следующий же день после моего отъезда… — вздохнул тот. — Нет, это невозможно… Ты права, Катя, тысячу раз права — у меня ничего не получится!

Толик едва не заплакал от огорчения.

— Вот что… — задумалась Катя. — Ты ей скажи, что если она вдруг плохо себя почувствует, то пусть сразу обращается ко мне. Ведь я же в Москве — ближе, чем ты! Я и в самом деле готова за ней присматривать… А если случится что-то серьезное, то я немедленно поставлю в известность тебя.

— Катенька, ты же знаешь ее характер, — вздохнул Лаэртов. — Она, как бы это помягче выразиться…

— Она терпеть меня не может! — выпалила Катя. — Но тем лучше. Поскольку ей не захочется видеть меня лишний раз, она не станет устраивать сцены по пустякам…

* * *

Разговор с Лаэртовым имел свои последствия.

Катя, конечно, не собиралась переезжать в «тихий городок на Оке» — уж слишком она любила Москву. Но зато она вспомнила о своей матери. Это была явная несправедливость — о чужой матери обещала заботиться, а свою почти забросила…

Катя попыталась вспомнить, когда она в последний раз видела Алевтину Викторовну, и пришла к выводу, что, пожалуй, не меньше двух месяцев прошло с тех пор. Они, конечно, перезванивались, но разве это может служить оправданием?..

«Мама в последний раз как-то странно говорила со мной… Шепотом. С чего бы это? — задумалась Катя. — Кого она боялась разбудить или от кого скрывалась? Не от бабы Лизы же! И ведь пустой разговор какой-то был, ничего не значащий, в духе — «все хорошо, прекрасная маркиза». Нет, что-то у них не так…»

И Катя на следующий же вечер, без всякого предупреждения, отправилась после работы в свой родной дом.

— Катенька! — то ли испугалась, то ли обрадовалась Алевтина Викторовна, когда увидела на пороге дочь. — А я тебя не ждала…

— Чего ты все шепчешь? — сурово спросила Катя, обняв ее. — Или у тебя что-то с горлом, а? К доктору ходила?

— Я здорова! — перепуталась Алевтина Викторовна и покосилась на закрытую дверь, которая вела в кухню. За дверью раздавался какой-то шум.

— Кто там?

— Там? Там Митенька…

— А с кем это он?

— Ну, друзья к нему зашли, и все такое… — потупилась Алевтина Викторовна.

— Пьет, значит, — констатировала Катя. — Я только одного не понимаю — чего это он тут пьет, а не у себя?

Вопрос остался без ответа.

Из другой двери осторожно выглянула баба Лиза. Посмотрела на Катю одним глазом и осторожно прикрыла дверь, даже не поздоровавшись.

— Что с ней? — удивилась Катя. — Она в порядке?

— Абсолютно, абсолютно в порядке! — истово закивала мать.

— Какие-то вы странные все… — с раздражением сказала Катя и прошла в большую комнату. — Тетя Нина с тетей Дашей как?

— Тоже слава богу…

— А где телевизор? — поинтересовалась Катя, увидев пустой угол. — Вы его в другую комнату перетащили, что ли?

— В общем, да…

Они замолчали, усевшись в креслах друг напротив друга.

О чем еще можно было поговорить с матерью, Катя не знала. Каждый раз, посещая этот дом, она испытывала смесь раздражения и жалости, а почему, она не догадывалась.

— Хорошо, что Мишеньку сегодня не привезла, — вдруг сказала Алевтина Викторовна, разглядывая свои пухлые руки.

— Почему?

— Ну там же… эти, — неопределенно кивнула она в сторону двери.

— Так выгони их! — возмутилась Катя. — В самом деле, дядя Митя совсем совесть потерял… Такого, по-моему, раньше не было!

— Не было, — обреченно пробормотала мать.

— Ну-ка, выкладывай все, — строго сказала Катя. — Что тут у вас происходит, а?

Алевтина Викторовна всхлипнула и смахнула с круглой розовой щеки маленькую слезинку.

— Митеньку Леонида из дома выгнала… — с трудом выдавила она из себя.

— Давно?

— Что — давно?

— Давно дядя Митя с вами живет?

— Сейчас скажу… Уже третью неделю, я так думаю.

— Сколько?! — с ужасом переспросила Катя. — И вы все это время терпите его безобразия?!

— Катенька, но он нам не чужой, он же мой брат. Не выгоню же я его на улицу! И потом, он не каждый же день друзей сюда приглашает, — возразила мать. — Вот позавчера его весь вечер вообще не было, пришел только под утро…

— Какой кошмар, — с отвращением произнесла Катя. И вдруг догадалась: — А телевизор он, что ли, пропил?

Алевтина Викторовна потупилась.

— Не углядели! — с сожалением покаялась она. — Я как раз в магазин ходила, а денег дома — ни копейки… Ну, он с друзьями и вынесли его.

— Мама! — закричала Катя, схватившись за голову. — Почему… неужели тебе нравится такая жизнь?

— А что делать? — перепугалась та. — Ты, пожалуйста, тише… Я не могу выгнать родного брата на улицу!