Уинтер Реншоу - Никогда не говори «никогда»

— Ты все, что у меня есть в этом мире! — плакала она. — Я останусь совсем одна.

— Я люблю тебя, мама, — сказала я. — И вернусь, обещаю. А ты можешь навещать меня в любое время. Я должна это сделать. Не могу оставаться здесь всю свою жизнь. Пожалуйста, пойми, что это не имеет к тебе никакого отношения. Я всегда буду твоей дочерью и всегда буду любить тебя больше всего на свете.

В двадцать один год я даже представить себе не могла, каково это, когда муж, с которым ты прожила почти пятнадцать лет, бросает тебя. Она была ошеломлена.

Мы были ошеломлены.

Прошло десять лет, но все еще казалось, что это было вчера. Моя мать никогда не двигалась вперед, и, как следствие, я тоже.

— Пожалуйста, не делай этого, мама, — гладила я ее по спине, чуть приобняв. Она была наполнена болью гораздо глубже, чем мог видеть глаз. Мой отец был ее жизнью, ее любовью и ее будущим. Все это было без предупреждения разрушено летом, когда я окончила колледж. — Пожалуйста, не проси меня остаться.

Она оттолкнула меня, но я тут же ее простила.

— Уезжай, Уитни. Убирайся отсюда. Ты хочешь бросить меня, как твой отец? Уезжай. Убирайся отсюда.

— Мам, не говори так. Ты ведь знаешь, я не бросаю тебя…

— Если ты уедешь, то ты мне больше не дочь.

— Ты же не всерьез. Тебе больно, ты…

Мама встала и медленно побрела обратно в дом, захлопнув сетчатую дверь и заперев ее за собой.

В то утро я уехала на восток со слезами на глазах и позвонила ей, как только добралась до города, чтобы сообщить, со мной все хорошо. Я была уверена, что к тому времени она остынет.

Она не ответила.

Прошли годы, а она все также отказывалась отвечать на мои звонки.

Может быть, однажды…

— Ты готов положить конец этому делу? — поправляет на носу очки Вик, опустив подбородок.

— Что у тебя для меня есть?

Вик толкает ко мне через стол в переговорной стопку бумаг. Я решил двигаться дальше. Готов продать сорок девять процентов своей компании и пустить корни в этом городе, но ничего не получится, пока я не улажу все дерьмо с Maком.

— Он хочет двенадцать миллионов наличными, — говорит Вик.

— Это больше, чем наше первоначальное предложение, — усмехаюсь я.

— Ты выплатишь ему эту сумму после продажи акций твоей компании. Не будет продажи — не будет никаких денег для этого говнюка, — Вик произносит слово «говнюк» с таким выражением, будто сам чувствует вкус дерьма. — Но зато твоя компания будет продана. Дело даже не в этом.

— Двенадцать миллионов, — я скребу рукой подбородок. Мне нужно побриться. Опустив плечи, откидываюсь на гладкую кожу кресла. — Мы что-то еще можем сделать?

Вик ухмыляется и скрещивает руки на круглом животе.

— Они хотели двадцать, Тео. Мы урезали до двенадцати.

— Твою мать.

Вик бросает мне ручку.

— Это Тайлер и Брейден постарались.

Ни фига себе?

— Под моим руководством, конечно, — добавляет он. — В любом случае, подпиши бумаги, мы отправим их по факсу и сможем вернуться к работе над продажей водки «Перфоманс».

— Я хочу больше, — говорю я. — Я хочу сто пятьдесят. На прошлой неделе мне пришли на ум еще пару новых идей. Моя компания стоит больше сотни.

Вик тяжело вздыхает.

— Ладно. Тогда посмотрим, сможем ли мы заставить их раскошелиться еще на несколько грошей Не думаю, что это будет проблемой. Их юридический отдел звонит через день, проверяя как у тебя движутся дела с иском. Им прямо-таки не терпится, чтобы это поскорее случилось.

Я хватаю ручку и нажимаю ей на белую бумагу над строкой с напечатанным ниже моим именем.

— Вик, — кладу обратно я ручку. — Прежде чем я это подпишу, мне нужно с ним встретиться. Лично. Это мое единственное условие.

— Так дела не делаются, Тео. Я…

— Это не обсуждается, — встаю, провожу рукой по галстуку и застегиваю пиджак. — Мне надо с ним увидеться. Я хочу с ним поговорить. Хочу закончить с этим. А потом двигаться дальше.

Вик делает пометки в блокноте и встает.

— Хорошо. Попрошу секретаршу с ним связаться и перезвоню тебе.

— Сегодня, Вик, — настаиваю я. — Если ему нужны его двенадцать миллионов, он встретится со мной, и как можно скорее.

***

Я возвращаюсь в отель, скидываю туфли, разваливаюсь на кровати, и, дотянувшись до пульта, включаю новости. Мне просто необходимо услышать о любом дерьме, что случилось с другими. Может быть, это поможет забыть о собственном, для разнообразия.

Листая мириады кабельных новостных каналов, я замираю, когда на экране вижу знакомое лицо.

— Топпер Уэллсли, президент и генеральный директор «Блю Призм Фармасьютикал» был обвинен по десяти пунктам в мошенничестве с лекарствами, — говорит журналистка с узкими глазами, в ее голосе звучит осуждение, замаскированное под разочарование. На экране вспыхивает старая фотография Топпера, где он стоит, согнув одно колено, на яхте у правого борта. Подпись в нижней части экрана говорит всему миру, что это Кормак Томас Джон «Топпер» Уэллсли.

Отец Мака.

Мой опекун.

— Это просто отвратительно, — продолжает ведущая, ее лицо морщится, а глаза темнеют. — Давайте послушаем Скотта Хартвика, владельца независимой фармацевтической исследовательской компании «Лаборатория Рэд Дор» из Бирмингема.

Камера перемещается на группу приглашенных экспертов и останавливается на седовласом джентльмене, который начинает свое выступление.

— Фармацевтическая промышленность коррумпирована! Это уже не медицинская отрасль, а инвестиционная. Они находят инвесторов, обещают прибыль и потом идут на все, чтобы выполнить свои обещания, даже если это означает обман потребителей! А мы в течении многих лет теряли клиентов, потому что не хотели фальсифицировать наши результаты.

— Это проблема в последнее время только усугубляется, — кивает головой рыжеволосая женщина, скорее всего фармацевт. — Находятся компании, фальсифицирующие научные исследования, лгущие ФДА¹⁶ и убивающие при этом невинных людей.

— За последние десять лет «Блю Призм» ввела в заблуждение ФДА в отношении семи из десяти препаратов, — говорит ведущая, читая текст по телесуфлеру. — Стало известно, что они продают комбинированные препараты с двумя действующими веществами, которые дают эффект, работая вместе, поэтому должны и проверяться, и приниматься в комплексе. Это мошенничество, люди. Снимите розовые очки. Обратитесь к своему конгрессмену. Пусть случай с «Блю Призм» послужит уроком для других в подобных делах, потому что они все так делают.

— Пора положить этому конец, — соглашается фармацевт. — Именно такие компании являются причиной столь высоких страховых тарифов. Они обманывают частные страховые компании, потребителей, которые платят из своего кармана, и государственные органы.

Чувствую себя, как ребенок, которому только что рассказали, что Санта-Клаус ненастоящий. Топпер Уэллсли был ближе для меня, чем даже собственный отец. Он всегда подталкивал меня к стремлению стать лучше, добиться чего-нибудь самому. Учил меня в гараже основам химии, а потом, когда я достаточно подрос, брал с собой в лабораторию.

Он относился ко мне так же, как и к Маку, и даже как к Джиджи.

Топпер был честным. Он был семьянином. Он был легендой.

Но, полагаю, это был всего лишь фасад.

Супергерой моей юности всегда был злодеем.

— Он потеряет все, — подхватывает другой выступающий. Судя по тексту, появившемуся на экране, это Билл Норткап, адвокат, специализирующийся на мошенничестве в фармацевтике. — Большинство фармацевтических компаний предпочитают все уладить миром, расплачиваясь из своего кармана, но в данном случае в дело вмешались федералы. Выплатив компенсацию правительству и жертвам его фальсифицированных лекарств, Топпер Уэллсли потеряет все, что у него есть, и проведет следующие пятнадцать-двадцать лет за решеткой.

Маффи.

Джиджи.

Они тоже жертвы.

Тогда вполне логично, что Мак захотел урвать немного денег. Он знает, что они лишаться всего, и делает все возможное, чтобы не потерять свой беззаботный образ жизни.

Хренов ублюдок.

Я сажусь на край кровати. Мой разум начинает лихорадочно работать. Я отдам то, что он хочет, но только когда с ним увижусь. Хочу убедиться, что он чувствует себя таким же куском дерьма, каким и станет, когда с ним закончу.

Если бы я мог связаться с Маффи, то сделал бы это. Весь ее мир рушится, а ведь она в течение тридцати лет преданно поддерживала Топпера и воспитывала его детей.

Я скучаю по Маффи. Скучаю по Джиджи. Я даже скучаю по Топперу, ну, по крайней мере, по тому Топперу, каким он когда-то был.

Но у меня забрал их Кормак Уэллсли.

Потом он забрал мою невесту.

А теперь он хочет забрать мои деньги.

Я скорее его убью, чем позволю отнять у меня что-нибудь еще.

— Горячо выглядишь, мамасита, — верчусь перед трехстворчатым зеркалом, а Нина возбужденно хлопает в ладоши. Свадьба состоится в следующие выходные, и я вижу, как напряжение начинает покидать ее взвинченную маленькую задницу. Она подходит ко мне и подтягивает лиф платья вверх. — Тебе понадобится хороший бюстгальтер без бретелек.

— Серьезно? — фыркаю я.

— Боже, я бы убила за возможность иметь твои сиськи, — она смотрит на них с восхищением и, качая головой, сдавливает руками свою плоскую, как доска, грудь. — Ладно, кто следующий?