Лили пошла к двери, на пороге остановилась и резко повернулась.

– Если я тебе потребуюсь, Эм, просто крикни, и я прибегу со скалкой миссис Флинн в руке.

Миссис Флинн насмешливо хмыкнула:

– Прибежишь? Со скалкой? Что за глупости ты болтаешь, дитя? Разве не видишь, что мистер Редклифф – человек благородный?

Экономка пухлыми пальцами ухватила Лили за ухо и потащила прочь из комнаты.

– Ой! Миссис Флинн, мне больно! – жалобно пищала Лили, пока та волокла ее вниз по лестнице.

Когда мистер Редклифф повернулся к Эмме, улыбка с его губ исчезла. Затем появилась снова, словно он заставлял себя быть дружелюбным, может быть, даже слегка флиртовать.

– Так что же, мы останемся наедине?

В его голосе чудилось что-то мрачное, зловещее.

Эмму словно обдало холодом.

– Да. – Может, так даже лучше. Нельзя же позволить Лили болтать про убийства и нанесение увечий. Эмма показала на кресло, которое она поставила у окна. – Я подумала, что нарисую вас сидящим, если, конечно, вы не предпочитаете другую позу.

– Нет, это меня устраивает.

– Если вы сядете, можем начинать.

Пальцы у него были длинные, и она мгновенно заметила полоску более светлой кожи на его правом мизинце.

Словно заметив направление ее взгляда, он сказал:

– Обычно я ношу кольцо. К сожалению, недавно его украли.

Сердце пропустило удар.

– Как ужасно.

– Да, для тех, кто его украл. Я намерен их отыскать и заставить заплатить.

Его пристальный взгляд только усиливал уверенность Эммы в том, что он ее подозревает. Но как? Желудок подскочил, но она сумела беззаботно улыбнуться.

– Желаю удачи в вашей охоте, сэр. – Эмма понадеялась, что это прозвучало искренне. – Если это для вас важно и вы его найдете, я могу добавить ваше кольцо к портрету позже.

– Помяните мои слова, мисс Траффорд, я отыщу виновных. Сделаю для этого все, что в моей власти. Когда я был юношей, у меня отняли кое-что очень ценное. И после этого я поклялся, что больше никогда никому не позволю безнаказанно отнять у меня что-нибудь еще. Когда я найду воров, они сильно пожалеют, что перешли мне дорогу.

Угроза в его голосе была такой же ясной, как безоблачное небо.

Нужно отыскать способ вернуть ему это кольцо… заставить его поверить, что он просто засунул его куда-то.

Пытаясь проглотить комок страха, подступивший к горлу, Эмма показала на кресло.

– Прошу вас сесть.

Когда мистер Редклифф уселся, ткань его брюк обтянула бедра. Воспоминание о том, как он сидел на ней верхом, крепко сжимая ее этими мускулистыми бедрами, только усилило тревогу, и так заставлявшую Эмму трепетать.

Она сглотнула, взяла карандаш и показала на холст.

– Сегодня я просто набросаю эскиз вашего портрета. Пожалуйста, приподнимите подбородок, совсем чуть-чуть. Да, да, очень хорошо.

Пока она рисовала, темные глаза следили за каждым ее движением. Ладони Эммы снова вспотели, карандаш чуть не выскользнул из руки. Смотрел ли кто-нибудь на нее так пристально? Нет. Даже Чарлз, когда просил ее руки и клялся в вечной любви. Даже когда брал ее невинность.

– Мистер Редклифф, вы видите вон ту картину на стене? – Она показала на пейзаж, Темзу, нарисованную с набережной Челси. – Старайтесь все время смотреть прямо на нее.

– Я бы предпочел смотреть на вас, мисс Траффорд. Право же, завораживает, как двигаются ваши синие глаза, когда вы рассматриваете меня и эскиз. Такая напряженность… Я чувствую себя выставленным напоказ, словно даже моя душа обнажена.

Что ж, значит, не одна она себя так чувствует.

– Заверяю вас, сэр, я всего лишь изучаю ваше лицо с разных ракурсов. Можете быть спокойны, ваша душа надежно скрыта от моих глаз.

Один уголок его губ приподнялся в медленной усмешке.

– Будет ли с моей стороны слишком грешно признать, что данный факт принес мне значительное облегчение?

В этом Эмма не сомневалась. Она подозревала, что мистер Редклифф, хоть и являлся джентльменом, отнюдь не был святым. Взять хотя бы одно то, что он не был женат. Значит, та исчезнувшая рыжеволосая женщина ему не супруга. Порочный человек. Что бы сказали две старые сплетницы, что живут по соседству с ним, если бы узнали правду? Если она расскажет миссис Дженкинс и миссис Вейл, начнут ли они избегать его? Заставит ли его стыд уехать из Блумсбери? Нет, в этом она сильно сомневалась. У него есть цель – отыскать кольцо и отдать вора под арест, и Эмма боялась, что ему глубоко наплевать на мнение окружающих. У нее по коже побежали мурашки.

Делая наброски, она восхищалась чеканными чертами его лица – сильный подбородок, темные, проницательные глаза цвета шоколада, аккуратные брови. Все в нем, включая широкий чувственный рот, было мужественным.

Звук поднимающихся по лестнице шагов нарушил сосредоточенность Эммы. Она закончила набрасывать твердый, мужественный, угловатый подбородок мистера Редклиффа и подняла глаза. В дверях стояла миссис Флинн, держа в руках только что начищенный серебряный поднос вместо разрисованного оловянного, которым они пользовались обычно. Должно быть, спрятала этот поднос от Эммы, когда та отнесла в ломбард почти все ценное.

– Я принесла чай и лимонные пирожные, мисс. – Экономка перевела взгляд улыбающихся карих глаз на мистера Редклиффа.

– Спасибо, миссис Флинн. Я уверена, мистер Редклифф будет рад возможности встать и размять ноги.

Эмма заметила его беспокойство – он барабанил пальцами по подлокотнику, поводил плечами и постукивал по полу мысками ботинок. Все эти движения были обычными для тех, кому приходилось сидеть подолгу. Но мистер Редклифф напоминал ей большого кота, присевшего на короткое время перед тем, как потребуется подкрасться или того хуже, прыгнуть.

Эмма положила карандаш, а экономка поставила поднос на столик между двумя креслами с коричневой обивкой.

Мистер Редклифф встал и потер сзади шею.

– Должен сказать, миссис Флинн, что от одного запаха у меня слюнки текут.

Экономка просияла и вышла из комнаты.

«Надо отдать ему должное, – подумала Эмма, – льстить он умеет – вон как у миссис Флинн порозовели щеки».

Он подошел к одному из кресел и остановился, дожидаясь, когда Эмма сядет. Ей бы очень хотелось, чтобы ее руки не дрожали, когда она начнет разливать чай.

– Молоко, сахар?

– Ничего. – Он взял из ее рук чашку с блюдцем, задев своими горячими пальцами ее холодные. – Боже мой, мисс Траффорд, у вас пальцы как лед!

Он поставил чашку и потянулся к ней через столик. Тепло, исходившее от его рук, тут же окутало ее; большой палец неторопливо поглаживал ее чувствительное запястье.

Эмма задохнулась. Это было неприлично, но если бы он не смотрел на нее так яростно, она бы закрыла глаза и отдалась этой ласке. «Что за глупая мысль!» Она вырвала руки.

– Чай согреет. – Эмма медленно вдохнула, выдохнула и поставила перед ним десертную тарелочку с пирожным.

В его темных глазах заплясали смешливые искорки. Он знает, что выбил ее из колеи. Но что за игру он ведет? Думает, что она впадет в благодушие, и тогда он заставит ее во всем признаться? Уж, наверное, он не считает ее настолько дурой.

Эмма налила чаю себе и добавила молока.

Делая глоток горячего напитка, она посмотрела на мужчину поверх чашки. Он взял с тарелки лимонное пирожное и осторожно откусил. Она не могла оторвать глаз от его рта. Он целовал ее этими губами, а она и не знала, что можно целовать так – с языком. Если он поцелует ее сейчас, будет ли у поцелуя вкус лимонного крема? Отвлекшись на преступные мысли, Эмма сделала слишком большой глоток. Обжигающая жидкость ошпарила ей горло, кашель сотряс тело.

– Осторожнее, лапушка, чай горячий.

«Лапушка?» В животе опять затрепетало, но Эмма решительно придавила это ощущение. Скорее всего, этим ласковым словом он называет подавальщиц в пабах. Для такого порочного человека, как он, не имеющего никаких привязанностей, подобное слово ничего не значит. На короткий миг ей опять вспомнился Чарлз, но Эмма решительно прогнала его из головы.

– Бейнс прав, они действительно вкусные. Вы не хотите съесть хотя бы одно?

Он сунул в рот последний кусочек пирожного и показал на тарелку, где лежали еще с полдюжины.

От мысли о том, чтобы есть перед ним липкую начинку, трепетание в животе усилилось. Кроме того, Эмма сомневалась, что ее ошпаренный рот сможет различить лимонный вкус.

– Нет, я сегодня уже одно съела.

Он небрежно откинулся на спинку кресла и пригвоздил ее к месту взглядом темных глаз.

– Так что, мисс Траффорд, сколько времени занимает весь процесс от набросков и эскиза до последнего мазка кистью?

– Если вы будете позировать прилежно, то несколько недель. И я уверена, вы обрадуетесь, узнав, что вам уже не придется позировать, когда портрет будет близок к завершению. Вы когда-нибудь раньше позировали для картины?

– Однажды, когда был совсем юным. И это оказалось долгим, занудным делом.

– Возможно, вам так только казалось. Я рисовала своих брата и сестру, и позирование дольше пяти минут они считали испытанием.

– Возможно, вы правы.

Она встала, он тут же последовал ее примеру.

– Если вы не против, я отнесу поднос на кухню. А вы можете походить по студии и размять ноги.

– Я в долгу за такие поблажки.

Эмма невольно улыбнулась.

– По вашим словам я выхожу жестокой тюремщицей.

– Жестокой? – повторил он. – Нет, женщина с таким ангельским лицом может быть только сострадательной, и никак иначе. – Уголки его рта приподнялись в кривоватой усмешке.

Щеки Эммы заполыхали.

– Я скоро вернусь.

* * *

Едва Эмма Траффорд вышла из студии, Саймон бросился к большому, изысканно украшенному шкафу. Вчера он заметил там кожаную папку с рисунками, однако девушка предпочла показать ему только свои старые работы, куда менее качественные, чем те, что висели на стенах.