Рене Миллер - Никогда не обманывай виконта

– Эй, старина, это не твоя мачеха сидит там с лордом Джарвисом?

«Господи Иисусе, да». Саймон утвердительно буркнул что-то. Значит, ведьма не вернулась в деревню. Она свободно заколола белокурые волосы на макушке и выглядела с такой прической намного моложе своего истинного возраста, а декольте голубого платья щедро демонстрировало всем желающим ее пышные груди.

– Я слышал, что леди Адлер вернулась в город, – сказал Карутерз. – Хочу заметить, она весьма неплохо сохранилась.

В отличие от Хантингтона и Уэстфилда, Карутерз не знал, что именно злобное вранье Джулии привело к разрыву между Саймоном и его отцом, хотя друг знал, что Саймон никакой привязанности к мачехе не испытывает.

Саймон посмотрел на мужчину, сидящего рядом с Джулией. Лорду Джарвису было за шестьдесят, и его здоровье оставляло желать лучшего. Вдовец, с единственным наследником. Если память Саймону не изменяла, юноше было лет семнадцать или около того. Неужели Джулия опять взялась за старое? Настроит старика против сына, затянет мальчишку в свои сети, чтобы он начал ей доверять, а затем обвинит его в чудовищных поступках? И опустошит сундуки Джарвиса?

В животе все свернулось в тугой узел. Он мог поспорить на последний фартинг, что она собирается общипать Джарвиса, как очередного жирного голубя; он станет ее способом выплатить карточный долг. Руки сами сжались в кулаки. На сцене опустился занавес, удар в гонг объявил об антракте.

Карутерз встал.

– Мне нужно освежиться. Кто-нибудь из вас, парни, чего-нибудь хочет?

Саймон покачал головой.

Хантингтон, который выглядел так, словно несколько дней не ел и не спал, открыл глаза.

– Мне ничего.

– Как хотите, – отозвался Карутерз и вышел.

Лорд Джарвис в ложе напротив встал и тоже вышел, оставив Джулию одну.

Саймон вскочил на ноги и пнул Хантингтона по ноге.

– Мне нужно, чтобы ты пошел со мной.

Маркиз уставился на него затуманенным взором.

– Куда?

– Окажи мне любезность, Джеймс, не задавай вопросов.

Его друг и деловой партнер поднялся и поправил дамастовый жилет.

Саймон шел на другую сторону театра, Хантингтон молча следовал за ним. Когда они добрались до ложи Джулии, маркиз спросил:

– Что ты намерен ей сказать?

Может, он и не высыпался, но при этом был одним из самых проницательных людей, известных Саймону.

– Пока не знаю.

– Просто скинь ее с балкона.

Взгляд Саймона метнулся к другу. Ничего подобного он бы никогда не сделал, но идея отправить Джулию ко всем чертям по-прежнему оставалась чрезвычайно привлекательной, хотя и не самой толковой. Может быть, именно поэтому он попросил Хантингтона составить ему компанию. Нет, он знал истинную причину. Он боялся, что в таком публичном месте Джулия запросто может разорвать на себе лиф и обвинить его в приставании, а затем потребовать крупную сумму денег, иначе она закричит и привлечет к ним все взгляды. Учитывая сплетни, а также то, что отец в свое время вышвырнул его из дома, общество поверит ей. Саймон открыл дверь в ложу, и они с Хантингтоном вошли.

Широко улыбаясь, Джулия повернулась, и ее радостное лицо вытянулось при виде их двоих.

– Ты, чертова ведьма, – сказал Саймон. – Ты собралась разрушить еще одну семью, чтобы расплатиться с собственными долгами?

Щеки ее запылали, но затем в глазах вспыхнул кошачий блеск.

– Понятия не имею, о чем ты, Саймон.

– Я расскажу лорду Джарвису, что ты задумала.

– И думаешь, он тебе поверит? Я расскажу ему то же самое, что в свое время рассказала твоему отцу. Что я отвергла твои ухаживания. Как ты думаешь, кому Джарвис поверит? Человеку, не признающему правила общества, или мне?

«Будь она проклята. Она ни капли не изменилась».

Взгляд Джулии переместился на Хантингтона.

– Неужели маркиз должен стоять тут, пока мы разговариваем?

Ей даже хватило наглости посмотреть на Хантингтона сверху вниз, словно он всего лишь мусор под ногами.

– Да. – Саймон медленно вдохнул и выдохнул. – Я мог бы пересмотреть вопрос выплаты твоего долга, Джулия.

Одна изящная бровка приподнялась. Она понимала, что дальше последует условие.

– Да, дорогая моя мачеха, тут есть одна загвоздка. Если я расплачусь по твоей расписке, ты должна будешь покинуть Великобританию. Мне все равно, куда ты уедешь. Хоть во Францию, хоть в Америку. Но если ты вернешься, я немедленно объявлю этот долг обязательной к возврату ссудой.

– Ты не можешь требовать от меня такого! А как же вдовий дом?

– А что с ним?

– Это мое жилище.

– Но расположен он на моих землях. – И это является причиной того, что Саймон редко навещает свой загородный особняк.

Она сжала маленькие кулаки.

– Я этого не сделаю.

Он не мог позволить ей разрушить жизнь ни лорда Джарвиса, ни его сына.

– Я добавлю ежегодное пособие.

Глаза Джулии широко распахнулись.

– Сколько?

– Пять тысяч.

Лицо ее озарилось улыбкой.

– Поднимаю до шести.

– Сокращаю до четырех.

– Что? – прошипела она, как змея, которой и была.

– Если еще раз попросишь повысить, я сокращу до трех.

Она побледнела.

– Н-но…

– У тебя пять секунд на решение, иначе сделка вообще не состоится. Пять… четыре… три…

– Да будь ты проклят! Хорошо, я еду во Францию.

Саймон постарался сохранить безучастное лицо. Он распахнул дверь ложи, стремясь оказаться как можно дальше от этой ведьмы.

– Мой солиситор составит контракт и будет поддерживать связь. Когда ты отплывешь в Кале, расписка будет оплачена, а тебе отправлены деньги за этот год. Но помни, в случае твоего возвращения в Великобританию десять тысяч фунтов будут считаться ссудой, подлежащей немедленному возврату. Я понятно выразился?

– Да. Я подпишу твои чертовы бумаги. Лучше это, чем ложиться в постель с еще одним стариком.

Пока Саймон и Хантингтон возвращались в свою ложу, маркиз проницательно смотрел на него. В конце концов он изогнул темную бровь.

– Почему ты выплачиваешь ее долг? У тебя есть все основания ее ненавидеть.

Саймон подумал об Эмме и ее сестре, о том, что значит заботиться о членах семьи. Об узах, которых не имел больше десятка лет.

– Потому что не хочу, чтобы сына Джарвиса вышвырнули из дома, когда Джулия осуществит свой план. Мне слишком хорошо известно, что при этом чувствуешь.

Хантингтон хлопнул его по плечу.

– Давай заберем Карутерза и уберемся отсюда ко всем чертям. Думаю, мы с тобой оба имеем право как следует напиться.

Эмму разбудил стук дождя по оконному стеклу. Но вот он прекратился. Это хорошо. Она страшилась необходимости подниматься на чердак, чтобы подставить ведра под протекающую крышу. Эмма поплотнее завернулась в одеяло и закрыла глаза.

Снова этот шум. «Тук. Тук. Тук».

Нет, на дождь не похоже. Она откинула одеяло и выбралась из теплой кровати. Зашлепала к окну; холод от деревянных половиц просачивался сквозь потертый ковер и сливался с холодком, бегущим по спине. Эмма слегка раздвинула занавески и посмотрела на ясное лунное небо, затем вниз, на улицу. На тротуаре стояла высокая фигура в цилиндре, как призрак, поднявшийся из низко стелющегося тумана.

Сердце пропустило удар, а затем с силой заколотилось о ребра. Человек поднял к ней лицо, лунный свет заглянул под поля шляпы, развеял тени на лице.

Саймон? Его рука шевельнулась, и по стеклу застучали… камешки?

Да что за безумие им овладело? Эмма медленно вдохнула, схватила свой белый халатик, сунула руки в рукава. Стараясь не наступать на скрипящие ступени, она спустилась вниз и слегка приоткрыла парадную дверь.

Ее нежданный гость снял шляпу и экстравагантно раскланялся.

– Эмма.

– Что вы тут делаете, Саймон?

– Произвожу вечерний променад.

От него пахло спиртным. Пьяный он, что ли?

– Уже давно не вечер. – Поверх его плеча она всмотрелась в дом миссис Дженкинс на противоположной стороне улицы. К счастью, окна оставались темными. – Если вы не понизите голос, то разбудите миссис Дженкинс и привлечете к себе внимание. Возвращайтесь домой.

– Домой, – эхом повторил он. – Почему-то в настоящий момент мой дом привлекает меня гораздо меньше, чем тепло вашего дома.

Какое-то мгновенье его суровое лицо выглядело таким уязвимым. Но затем это мягкое выражение исчезло, заставив Эмму задаться вопросом, не явилось ли оно всего лишь плодом ее воображения.

В одном из окон четвертого этажа миссис Дженкинс вспыхнул свет.

«Проклятье». Сплетница проснулась. Эмма схватила Саймона за руку и втащила в дом, а затем захлопнула дверь, не только скрывшись от злобной болтуньи, но и перекрыв свет от уличного фонаря. Теперь прихожая освещалась лишь несколькими лунными лучами, проникавшими через фрамугу над дверью.

В этом полутемном пространстве тени пересекали угловатое лицо Саймона, подчеркивая темную щетину на его решительном подбородке. Как бы ей хотелось нарисовать его так – с мрачным, смятенным лицом. Казалось, она заглянула ему в душу и увидела мужчину, который не только пугал ее, но еще и согревал изнутри, заставлял грезить наяву о весьма греховных вещах.

– Эм, ты меня шокируешь. Вот так взять и затянуть в дом! – Он провел большим пальцем по нежной коже ее запястья. – Что делает тебя такой отважной – покров тьмы?

По спине пополз холодок. Он что, намекает на ту ночь?

Сердце, и так бившееся тяжело и быстро, пустилось вскачь. Он может подозревать, что это она пробралась тогда к нему в дом и поцеловала его, но доказательств-то у него нет. Это нужно помнить.

– Понятия не имею, о чем вы. – Она высвободила руку. – Я думаю, вы нетрезвы, сэр. Я втащила вас в дом, потому что проснулась миссис Дженкинс. Эта сплетница начнет всем нашептывать всякие гадости, если увидит вас у моей двери в такой час.

– О, это умный поступок. Мы же не можем позволить старой карге рассказывать про нас небылицы, верно?