Эмме следовало бы разозлиться, но она только улыбнулась.

– Нет, не можем.

Она всмотрелась в коридор, заканчивающийся у лестницы, которая вела вниз, не только в кухню, но еще и в спальню миссис Флинн. Хвала небесам, та всегда спала очень крепко, но если Саймон разбудит Лили, неизвестно, что сестренка скажет или сделает.

– Все ваши спят? – осведомился он.

Конечно, спят. Сейчас почти два часа ночи. Эмма прижала указательный палец к теплым губам Саймона.

– Да. Ш-ш-ш, я не хочу, чтобы вы разбудили мою сестру.

Его рот приоткрылся, язык прикоснулся к пальцу, а затем Саймон нежно прикусил его подушечку. Как и в прошлый раз, когда он сделал то же самое, в животе у Эммы что-то взорвалось жаром.

– Тебе это нравится, правда?

О да, но она не собиралась ему в этом признаваться. Эмма покачала головой.

– Давай попробуем еще раз и посмотрим, согласна?

– Ведите себя прилично, – упрекнула его она, стараясь, чтобы голос прозвучал сурово, хотя все тело молило о его прикосновениях.

Чувствуя, что необходимо оказаться как можно дальше от него, Эмма повернулась, и ее босые ноги зашлепали по половицам. Войдя в утреннюю гостиную, она чуть-чуть раздвинула занавески и посмотрела на дом миссис Дженкинс. В одном из окон сплетницы все еще горел свет, у окна виднелся женский силуэт.

Скрип половиц и тепло, исходившее от Саймона, как от пылающего камина, предупредили ее – он сзади. По рукам побежали мурашки.

– Ну что, в западне, как лиса во время охоты? – произнес он. Его дыхание шевелило волосы у нее на макушке.

«Кого он имеет в виду, себя или меня?» Эмма повернулась к нему. Полнейшая глупость… лишь несколько дюймов разделяло теперь их губы. Перепуганная тем, что сделала, Эмма торопливо протиснулась мимо него. Он должен уйти. И поскорее, пока она не совершила что-нибудь безрассудное. Эмма схватила его за руку и потащила по темному, узкому коридору к задней двери.

– Вам придется выйти отсюда, – прошептала она, отпуская его руку.

Он небрежно прислонился к стене, выражение лица у него при этом было мечтательное, это придавало ему безобидный вид. Хотя Эмма помнила, что человек он какой угодно, только не безобидный. Взгляд его темных глаз обшарил ее с головы до ног. Соски Эммы затвердели. Она схватилась за лацканы халатика и запахнула их, чтобы он не заметил, какой эффект производит на ее тело.

С решительным блеском в глазах Саймон шагнул ближе и уперся широкими ладонями в стену за спиной Эммы, поймав ее таким образом в капкан.

Ее снова окутал жар его тела; почти осязаемое пламя. От него пахло пряностями и мужчиной. Этот запах был куда соблазнительнее запаха десертов миссис Флинн.

– Я весь день думал о поцелуях с тобой, Эмма.

Он медленно наклонил голову.

Аромат бренди дразнил ее обоняние. В следующую секунду Саймон прикоснулся к ее губам. Нежный поцелуй мгновенно стал настойчивым. Эмму захлестнуло жидким огнем. Везде. Ее руки словно по собственной воле поднялись к его плечам, но она заставила себя их опустить. Он что, снова играет в игру соблазнения, пытаясь ослабить ее бдительность?

Саймон слегка отодвинулся от нее.

– Ну же, Эмма, я знаю, что вы умеете гораздо лучше.

– Вы пьяны, Саймон. Вы не смеете приходить в мой дом среди ночи и так порочно меня целовать.

– Порочно? – повторил он, словно она бросила ему вызов. – Право же, дорогая моя Эмма, в этом поцелуе нет даже намека на порочность. Поцелуй, который случился между нами в ту ночь, когда вы пробрались в мой дом… да, тот был порочным. Двое незнакомцев. В темноте. Вы когда-нибудь фантазировали о таком, милая? Должен признаться, что я фантазировал.

Он больше не походил на пьяного. Нет, голос его звучал совершенно трезво. Темный, почти хищный взгляд Саймона заставил нервы Эммы напрячься.

– Скажите, что вы об этом думаете. Что нам еще одна ложь?

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– В самом деле? Позвольте освежить вашу память.

Он наклонил голову и решительно впился губами в ее рот, словно уговаривая его приоткрыться. Она ощутила на губах вкус спиртного и желания. Он скользнул губами по ее щеке, прикоснулся языком к уху.

Эмма услышала собственный стон. Местечко между ног сделалось влажным. И уже не в первый раз ей захотелось, чтобы этот мужчина научил ее всему, что знал сам о плотских наслаждениях… чтобы стер воспоминания о соитии между ней и Чарлзом, в котором не было нежности, а лишь одна боль. И словно под воздействием непреодолимой силы, Эмма провела ладонями по его твердой груди.

Она могла бы поклясться, что мышцы его под ее ладонями задрожали, но, скорее всего, это была всего лишь иллюзия, вызванная ее собственной потребностью и туманом желания, что заволок ей голову. Его язык продолжал ласкать ее, а левая рука Саймона поползла от талии вверх. Кончики пальцев оставляли жаркие следы у нее на спине, а большой палец скользил по ребрам спереди до тех пор, пока не добрался до груди.

«Не останавливайся. Пожалуйста». Она снова застонала.

Саймон, словно поняв ее неудовлетворенность – ее потребность, – провел пальцем выше по тонкой ткани ночной сорочки, поглаживая затвердевший сосок. Ее груди налились, заныли. Его губы приблизились к ее уху.

– Нравится?

«Что за неприличный вопрос!» На него нельзя отвечать.

– Да.

Она почувствовала, что он улыбается ей в шею. Он обхватил ладонью ее потяжелевшую грудь и сжал. Сначала нежно, затем сильнее. Босые пальцы ног Эммы на деревянном полу поджались.

Это неправильно. Ну, по крайней мере, неправильно стоять так близко к лестнице, ведущей в подвал. Если миссис Флинн поднимется по ступенькам, она сразу их увидит. Может, Эмма и не могла как следует соображать, но ей хватало здравомыслия, чтобы оценить опасность ситуации. Экономка просто схватит сковородку и треснет мистера Редклиффа по голове.

– Сюда, – прошептала она. Взяла его за руку и повела обратно в утреннюю гостиную, находившуюся возле прихожей. Тихонько закрыла двойные двери и заперла их. Ставни были закрыты, поэтому в темную комнату попадали лишь отблески лунного света.

Ее глаза привыкали к темноте.

Саймон стоял совсем близко и смотрел на нее. О чем он думает? Господи, а о чем думала она? Нужно было попросить его уйти, а не затаскивать в эту комнату, но с самого первого их поцелуя она хотела, чтобы Саймон показал ей, каково это, когда тебя любят по-настоящему.

Ее сознание, до сих пор словно находившееся глубоко под водой и ощущавшее нехватку воздуха, вынырнуло на поверхность. С твердым намерением открыть дверь и отправить его прочь Эмма взялась за ручку.

Пальцы Саймона легли сверху, остановив ее.

А затем все случилось очень быстро. Она снова оказалась в его объятиях. Его губы прильнули к ее. Почти не соображая, что делает, она сдернула сюртук с его плеч. Он резким движением скинул его, затем взялся за ее халат и потянул его вниз. Мягкая ткань задела икры ног и с шелестом упала на пол. Прохладный воздух проникал под тонкую ночную сорочку – приятное разнообразие после жара, обжигавшего ее кожу. Она лихорадочно расстегивала пуговицы на его жилете. Тот тоже упал на ковер у ее ног, рядом с халатом.

– Эмма, если мы не остановимся… – Его голос оборвался. Подбородок окаменел.

Она не хотела останавливаться. Приподнявшись на цыпочки, Эмма прильнула приоткрытыми губами к его шее и ощутила соль на коже.

– Боже милостивый, – пробормотал он, поднес руки к пуговкам на ее ночной сорочке, но заколебался.

Чувствует ли он, как колотится ее сердце? Счел ли это за страх? Но это не страх.

Эмма была не в состоянии анализировать свои чувства.

Господи, каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждое его движение заставляли ее желать его. Она хотела быть с ним. И это понимание высвободило что-то в ее душе. Она позволила Чарлзу лишить ее невинности, потому что была испугана после смерти папы. Горе и неуверенность в будущем брата, сестры и ее самой загнали ее в угол, казавшийся ей чересчур темным, чтобы найти выход оттуда самостоятельно.

Может быть, она никогда не любила Чарлза. Ее просто притянуло к нему, как к якорю в штормящем море; она всего лишь спутала горе с другим сильным чувством. Но Эмма по-настоящему желала того, что происходило сейчас между ней и Саймоном.

Не страх подталкивал ее к нему, и понимание этого придало ей силы. Эмма едва заметно кивнула.

Похоже, он только этого и ждал. Расстегнул пуговки на ночной сорочке. Мягкая ткань скользила по коже, сползая с плеч, бедер и ног, а затем упала к ее ногам. Жадный взгляд Саймона обшаривал ее обнаженное тело.

– Ты прекрасна, – пробормотал он. – Ты совершенна.

Конечно, она не была совершенной, но ей не хотелось гадать, не являются ли эти его слова фальшивыми комплиментами человека, имеющими перед собой одну лишь цель.

Он через голову снял рубашку. Лунный свет упал на его кожу, подчеркнув мускулы. Будучи художницей, Эмма всегда считала мужское тело великолепным. Она изучала его. Тело Саймона затмевало любое другое, какое она когда-либо видела на холсте. Он был прекрасен со всех возможных точек зрения – невероятная гладкость кожи и такие четкие контуры, словно его изваял великий скульптор.

На Эмму снова нахлынуло сильное желание нарисовать его. Не сидящего в кресле в красивом, сшитом на заказ наряде, а в полутьме, без одежды, и чтобы лишь лунный свет отражался от его кожи.

Его руки скользнули к брюкам.

Эмма подавила нервный смешок, рвавшийся из горла, и сосредоточилась на Саймоне, на том, как двигаются мышцы на его плечах, когда он избавляется от одежды.

Он бросил брюки вместе с кальсонами на ближайшее кресло. Взгляд Эммы скользнул на рифленые мышцы его живота. Затем ниже, к тонкой полоске волос, тянущейся от пупка вниз, к кусту волос и вздыбленному естеству.

«Господи помилуй». Эмма сглотнула. Пусть она и не видела древко Чарлза перед тем, как он безжалостно ворвался в нее, но сомневалась, чтобы оно было таким же большим. И тут на нее внезапно напал страх. А вдруг опять будет больно?