– Извини, я не нарочно. Возможно, у меня начинается грипп.

Он озабоченно взглянул на нее.

– Не бойся, ничего серьезного, – успокоила она его. – Ты уже, наверное, представил себе Карлотту на Каталине с зеленым лицом и распухшим носом. «Карлотта на Каталине» – звучит как стихи…

Они с большой скоростью ехали по шоссе Санта-Моника, но вместо того, чтобы свернуть на шоссе 405, как она ожидала, Рэй продолжал двигаться на восток.

– Куда мы едем? – спросила Фэй.

– Увидишь, – коротко ответил он и включил музыку.

Фэй давно не ездила по шоссе на машине с откидным верхом и только сейчас вспомнила, на что становятся похожи волосы после таких поездок. Но ощущение скорости, плотный воздух, овевавший лицо, казались приятными.

– Что ты думаешь о моей дочери? – вдруг спросила она Рэя.

– Сложный вопрос. А что ты хочешь от меня услышать?

– Просто говори честно.

– Ладно. Я знаю Кейси довольно давно – с тех пор, как она начала работать с отцом. Но мне трудно относиться к ней объективно, потому что она твоя дочь. Многое в ее внешности напоминает мне тебя, особенно рот, но такое впечатление, что она прилагает массу усилий, чтобы походить на тебя как можно меньше. Слишком много усилий. Другими словами…

– Другими словами, она похожа на Кэла?

– Нет. Как ни странно, нет. Кейси старается быть как Кэл, а Кэл такой от природы. Извини за откровенность.

– Знаешь, Рэй, от тебя можно ожидать чего угодно. Ты как фокусник на ярмарке – запустил руку в пустой ящик и… пуфф! Мгновение нежности. Потом – пуфф! Жестокая правда.

– Да, я такой, – усмехнулся Рэй. Он съехал с шоссе и повернул на юг. Этот район был ей совершенно незнаком, и скоро она потеряла счет поворотам и улочкам, ведущим Бог знает куда. Улицы здесь были узкими и грязными, с кучей винных лавочек и маленьких магазинчиков. Если район, где находилась «Голубятня», казался просто пустынным и заброшенным, то в южной части Лос-Анджелеса кипела жизнь – жизнь странная и опасная.

Рэй свернул на боковую улочку, состоявшую в основном из полуразвалившихся складов, и затормозил перед домом, словно перенесенным сюда из бедняцких кварталов Бейрута. Все окна первого этажа были забиты досками, на которых красовались рисунки. Фэй с ужасом узнала в этих изображениях эмблемы бандитских группировок. Перед железной дверью сидели на корточках трое парней – один из них типичный громила. Двое других были поменьше ростом и более худощавого телосложения, но шею одного украшала татуировка, издали похожая на кусок колючей проволоки, а у второго – юноши с ангельским лицом, покрытым ровным золотистым загаром, – Фэй заметила серьгу в форме черепа.

– Вот и приехали, – объявил Рэй, поднимая крышу «мустанга».

Она неуверенно вылезла из машины, спрашивая себя, не сошел ли Рэй с ума, но какое-то шестое чувство подсказывало ей, что опасности нет. Рэй взял ее за руку, и они направились к трем молодым людям, поглощенным оживленным разговором. Громила поднял голову, и его лицо озарилось сияющей улыбкой.

– Привет, Рэй, – пробасил он. – Мы тебя так рано не ждали.

– Я сегодня захватил с собой друга. – Он поднял руку Фэй, как поднимают руку победителя на ринге. – Познакомься. Это Декстер, Тони и Сильфредо. А это Фэй. Она очень хорошая актриса и приехала посмотреть на нас.

Декстер, Тони и Сильфредо по очереди пожали ей руку и пробормотали: «Очень приятно». Рэй извлек из кармана огромную связку ключей, проделал какие-то сложные манипуляции с замком, дверь распахнулась, и они вошли в здание. Там было темно, дурно пахло, а земляной пол казался влажным и скользким. Фэй подумала о крысах и вцепилась в руку Рэя.

Они вскарабкались по лестнице, достаточно прочной, но очень плохо освещенной маломощными лампочками. От запаха отбросов и мочи перехватывало дыхание, и Фэй подумала, что так, должно быть, чувствовали себя узники средневековой тюрьмы. Она слышала, как за ее спиной Сильфредо говорил Тони: «Знаешь, парень, я так здорово въехал в Беккета».

Рэй открыл еще одну дверь, и внезапно они оказались в полной темноте. Он щелкнул выключателем, свет залил огромное чистое помещение с маленькой сценой в одном конце и полукругом мягких стульев. Пол был цементным, но тщательно выметенным, а воздух относительно свежим.

– Добро пожаловать, – обратился к ней Рэй. – Здесь мы работаем. Ты не представляешь себе, какое удовольствие это мне доставляет.

– Я не совсем понимаю… – робко начала Фэй.

Он мягко подтолкнул ее к креслу, стоявшему отдельно от остальных, и сказал:

– Сейчас поймешь.

Она сидела, наблюдая, как Рэй и Декстер возятся с какими-то проводами, включают кондиционеры. Все казалось ей удивительным: настоящий маленький театр в самом сердце хаоса и разрухи. Откуда он взялся? Кто платит за помещение и электричество?

В дверь вошла девушка лет семнадцати с волосами, завитыми локонами, в ярком вишневом свитере. Ее глаза скользнули по Фэй, потом она бросилась к Рэю с выражением отчаяния на лице.

– Что случилось, Лоретта? В чем дело?

Девушка, понизив голос, стала что-то ему объяснять. Рэй отвечал ей, и через некоторое время она расслабилась и заулыбалась. В зал постепенно собиралась молодежь, разговаривая и смеясь, – все довольно небрежно одетые, но явно с нетерпением ожидающие чего-то интересного. Девушка-вьетнамка достала из сумки пьесу и тихо сидела, углубившись в нее. Фэй наконец поняла, что это театральная студия, а молодые люди – ученики Рэя.

По какому-то сигналу все заняли кресла перед сценой.

– Ладно, – сказал Рэй, – давайте начинать. Для нашей гостьи я хочу сказать, что это студия, в которой занимаются по выходным все, кто всерьез интересуется актерской игрой или режиссурой. Мы встречаемся каждую субботу, когда я в городе, а если я в отъезде, студенты сами проводят репетиции или просто общаются. У нашей студии нет названия, обучение бесплатное, и она существует уже четыре года.

Некоторые из присутствующих здесь юношей и девушек просто интересуются театром и кино, другие собираются сделать это своей профессией. Меня устраивает и то, и другое. Все, чего я хочу, – это работать с молодежью, которая стремится учиться. Одна из наших девушек уже получила роль в телевизионном фильме. – Он подождал, пока смолкнут крики: «Давай, Тара!», «Здорово!», «Класс!» – Я не могу обещать, что это случится со всеми, кто бывает здесь. Может быть, даже никогда больше не случится. В случае с Тарой нужная актриса оказалась в нужном месте и в нужное время. Если бы она не подошла телевизионщикам, я бы ровным счетом ничего не смог сделать. – Выражение его лица неуловимо изменилось, и Фэй поняла, что последняя фраза была произнесена главным образом для нее. – А теперь начнем. Кто первый? Я думаю: Сильфредо и Люк.

Он вернулся к Фэй и, поскольку все кресла были заняты, устроился рядом с ней на полу.

– Это первый режиссерский опыт Тран, – шепнул он.

Тран неплохо справилась со своей задачей: в постановке и мизансценах чувствовалось живое воображение.

Все зааплодировали, а Люк и Сильфредо вернулись на места.

– Хорошо, – сказал Рэй. – Очень хорошо. И Тран, и ребята.

Потом студенты высказывали замечания – вежливо, но откровенно.

Весь этот субботний вечер Фэй сидела как завороженная, смотрела на ребят и вспоминала, как училась играть сама. Она видела лица студентов Рэя, никто из которых не мог себе позволить поступить в официальную театральную студию, и думала о том, что надо быть необыкновенным человеком, чтобы видеть в этих ребятах то, что увидел Рэй.

На обратном пути Фэй спросила, как в студии появилась Тара.

– Ей рассказала о нас Вильма. Я много раз звал в студию девушек из «Голубятни», но приходили немногие. Тара оказалась счастливым исключением.

– Мне кажется, ты делаешь замечательное дело, и я хочу, чтобы ты знал, как я тобой восхищаюсь.

– Спасибо, – просто ответил Рэй.

Когда «мустанг» выехал на шоссе Санта-Моника, Фэй почувствовала, что не хочет домой. Даже транспортная пробка была бы лучше, чем еще один вечер без Рэя. Ее душа опять открылась для него, она снова была готова все поставить на карту. Но Фэй с горечью отдавала себе отчет в том, что до того момента, как она предстанет перед камерой, Рэй даже не подумает делать какие-либо шаги в ее направлении. Если что-нибудь снова окажется не так, если он расстроит ее, она не сможет играть, а фильм был для него важнее всего. Рэй во многих отношениях был романтиком, но ни один режиссер не станет рисковать фильмом ради любовных утех.

И когда они в сумерках подъехали к ее дому, он вежливо пожал ей руку и сказал на прощание:

– В следующий раз мы увидимся у берегов Сардинии.

– Где я стану вечной возлюбленной, – заметила Фэй.

Его лицо хранило непроницаемое выражение, пока он разворачивался и выруливал на шоссе. Потом он уехал.

В маленьком кафе пахло жареной картошкой и пивом. Тара попросила ее о встрече и назвала эту забегаловку, потому что здесь их никто не мог знать. Войдя в дом, Фэй прослушала сообщение Тары: «Я знаю, что завтра вы едете на Каталину, поэтому, если сейчас слишком поздно, не беспокойтесь. Я просто хотела дать знать, что со мной все в порядке. Ни о чем не думайте, плюньте на все».

В кафе было довольно много народу, в основном подростков, и в крайней кабинке она увидела Тару. Сначала не заметила ее, потому что Тара повязала голову шелковой косынкой, наверное, для того, чтобы прикрыть свои новые волосы.

Увидав Фэй, она просияла. Перед ней стояли нетронутая кружка с пивом и тарелка с маринованным луком.

– Эй! – Тара помахала рукой. – Мне ужасно нравятся такие сапоги. Где вы были?

– Это отдельная история, – ответила Фэй. – Гораздо интереснее, где была ты. Я так беспокоилась.

– Ага, – сказала Тара, – я знаю. До меня дошло, какой я была эгоисткой, заставив вас и Рэя беспокоиться, не говоря уж о Кэт. Но вам-то это совсем уж ни к чему. Я видела график съемок и поняла, что наступает звездный час Карлотты.