– Женитьба на Генриетте была с самого начала обречена? – спросила Кэролайн, сжав руку мужа.

– Да. Джеймс считал ее красавицей, но внешней красоте не всегда сопутствует красота внутренняя. Генриетта была женщиной испорченной и ненадежной. Стоило ему выйти из дома – и она уже обвиняла его в неверности. Как будто он уходил на тайное свидание… Ужасно ревнивая была женщина… Она подозревала его даже тогда, когда он уходил на заседание палаты лордов. Естественно, они постоянно ссорились, и с каждым днем он улыбался все реже. Я уверена, Джеймс был ей верен, потому что он презирал отца за постоянные измены, которые доставляли столько мучений его матери.

Вдовствующая маркиза ненадолго умолкла, и по ее морщинистой щеке скатилась слеза. Тихо вздохнув, она вновь заговорила:

– Я позволю себе предположить, что Генриетта не просто упала с лестницы, она сама с нее бросилась.

У Кэролайн перехватило дыхание.

– Ваши слова означают, что Генриетта была безумна… – прошептала она.

– Да, – кивнула старая маркиза.

– Но это же невозможно!..

– Ты не знала Генриетту. Она была в положении, и впервые за много месяцев мой старший внук стал улыбаться. Дитя в утробе Генриетты исправило его настроение. Возможно, она считала, что это единственный способ его уязвить и наказать за предполагаемую неверность. Хотя… Возможно, она просто хотела всего лишь прервать беременность, а не свернуть себе шею.

Кэролайн заморгала, стараясь прогнать навернувшиеся на глаза слезы. Для Джеймса это, конечно, была трагедия. Она вспомнила печальное выражение его лица в саду леди Рэндалл, когда он говорил о смерти жены. Как жестока бывает жизнь!

Вдовствующая маркиза наклонилась и поправила простыню, укрывавшую Джеймса.

– Ребенок мог быть не от него, – пробормотала она.

Кэролайн проглотила комок, подкативший к горлу.

– Значит, жена изменила ему?

Старуха пожала плечами.

– Да, возможно. Но он любил бы ребенка, несмотря ни на что. – Она внимательно посмотрела на Кэролайн. – Ты плачешь, деточка? Ты его любишь?

Кэролайн поднесла к губам руку мужа и поцеловала ее. Потом ответила:

– Да, люблю.

Старая дама улыбнулась.

– Тогда он выздоровеет и вернется к тебе. Теперь я в этом не сомневаюсь.

Когда в комнату вернулись Энтони и доктор, на лице вдовствующей маркизы появилась ее обычная маска.

Наступила ночь, но состояние Джеймса не менялось. Вдовствующая маркиза, по-прежнему сидевшая рядом с Кэролайн, тихо похрапывала. Энтони, весь день проводивший около брата, встал и подошел к бабушке. Глаза старухи тут же открылись.

– Я в порядке, – резко сказала она.

Но Энтони, не обращая внимания на эти слова, взял бабушку под руку и заставил встать.

– Пойдемте, вам нужно отдохнуть.

Под старой дамой скрипнул стул, и она медленно встала. Видно было, что она хотела возразить, но Энтони был неумолим.

– Но ты сообщишь мне, когда он придет в себя? – спросила вдовствующая маркиза.

Энтони кивнул, и они вышли. В комнате остались только доктор и Кэролайн. Откинув с влажного лба мужа прядь волос, она поцеловала его в щеку.

– Джеймс, пожалуйста, проснись! Завтра ты выздоровеешь, правда? Я уверена в этом.

Утро прошло точно в тумане. Кэролайн беспокойно бродила по комнате, трогая вещи мужа – то карманные часы, лежавшие на ночном столике, то тетрадь с финансовыми расчетами, которую нашла в шкафу. Она взглянула на Рейли. Все утро он стоял у дверей как часовой и ушел лишь однажды, после чего вернулся со свежевыглаженной рубашкой хозяина. Возможно, он сделал это по привычке. А может, действительно верил, что Джеймс скоро придет в себя.

Кэролайн подошла к постели и снова взяла мужа за руку. Пальцы по-прежнему были теплые, и это вселяло надежду. Перед смертью рука мамы была холодной как лед.

В дверь постучали, в комнату вошла домоправительница.

– Ленч готов, милорд, – сказала она, обращаясь к Энтони.

– Спасибо, миссис Андерсон, – кивнул он. – Бабушка, Кэролайн, а вы?..

– Я не голодна. – Кэролайн протерла усталые глаза.

– Но вам нужно поесть. Вы не съели ни кусочка из своего завтрака.

– Я же сказала, не хочу.

Кэролайн уловила нотки раздражения в собственном голосе, но она уже устала от того, что с ней обращались как с истеричной девицей.

– И все-таки я прикажу принести вам поднос с ленчем, – с этими словами Энтони вышел из комнаты, и дверь за ним закрылась.

К вечеру состояние Джеймса ухудшилось. Его лихорадило, и он начал бредить. Метался по постели и что-то бормотал. Доктор вместе с Рейли стащили с него ночную рубаху, а затем укрыли одеялом только до пояса. После чего Рейли открыл окна, надеясь, что свежий воздух поможет снять жар.

Через несколько часов Джеймс успокоился, но Кэролайн не знала, хороший это признак или плохой. Доктор Кларк ушел принимать роды у жены одного из арендаторов, но перед уходом сказал, что не считает это брюшным тифом, потому что сыпь так и не появилась. Но доктор не исключал и того, что Джеймс мог заразиться какой-нибудь другой инфекцией, наглотавшись воды из канавы.

Какое-то время Кэролайн расхаживала по холодной спальне, закутавшись в шаль. Внезапно в дверь осторожно постучали, нарушив тишину, царившую в комнате. Рейли открыл дверь, и Кэролайн увидела за порогом Лэнгли. Дворецкий и Рейли о чем-то вполголоса заговорили.

Тут Кэролайн вдруг почудилось, что Джеймс пошевелился и даже что-то сказал… Наклонившись над ним, она сжала его руку.

– Джеймс, я здесь… Тебе что-нибудь нужно?

Но, увы, он не отвечал. А ведь она была почти уверена, что муж пошевелился и даже что-то сказал…

– Миледи, – Рейли осторожно коснулся ее руки, – из Лондона приехал некий мистер Хинкльсмит.

Хинкльсмит?.. Но что делал редактор здесь, в Трент-Холле?

– Мой муж его ждал?

– Миледи, я в этом не уверен. Но мне кажется, вам следует с ним поговорить.

Кэролайн решительно покачала головой:

– Нет, я не могу уйти. Я уверена, что Джеймс скоро придет в себя.

– Я тоже так думаю, миледи. И если это произойдет, то вам тотчас же сообщат. Думаю, Джеймс… его светлость хотел бы, чтобы вы встретились с этим человеком вместо него.

Кэролайн внимательно посмотрела на Рейли. Этот человек постоянно находился рядом со своим хозяином все это время, и было ясно, что между ними существовала дружеская связь. Об этом же свидетельствовало и то, что иногда он называл маркиза просто по имени. Но знал ли он о С. М. Смите? Рассказал ли ему Джеймс о ней?

– Пойдемте же, миледи. Позвольте мне вас сопровождать. Думаю, он приехал из-за С. М. Смита.

«Значит, он знает!» – мысленно воскликнула Кэролайн.

– Скажите, мистер Рейли, для моего мужа вы ведь не просто лакей, не так ли?

– Да, я считаю его моим самым близким другом. Это странно, учитывая разницу в нашем положении, но я думаю, он относится ко мне примерно так же. И если Хинкльсмит приехал сюда… Думаю, я знаю, по какой причине. Его светлость хотел бы, чтобы вы тоже знали об этой причине. А пока с его светлостью останется Лэнгли.

Кэролайн со вздохом поднялась. Взглянув на мужа, тихо сказала:

– Я вернусь через минуту, Джеймс, всего через минуту.

Мистер Хинкльсмит нервно расхаживал по «желтой» гостиной, когда в комнату вошли Кэролайн и Рейли. Поправив на носу очки в металлической оправе, редактор заявил:

– От меня не так-то просто отделаться. Я должен поговорить с лордом Хантингтоном.

– Сэр, мой муж не может сейчас с вами встретиться.

– Но я настаиваю!

– Вы можете настаивать сколько угодно, но это никак не изменит ситуацию, – ответила Кэролайн, вскинув подбородок.

Хинкльсмит промолчал, и она спросила:

– Могу я узнать, что привело вас к нам из Лондона?

– Конечно, можете. – Редактор извлек из внутреннего кармана пиджака письмо. – Мне хотелось бы, чтобы лорд Хантингтон разъяснил мне смысл этого послания, которое я получил вчера. В нем нет никакого смысла…

Хинкльсмит подошел к Кэролайн и помахал перед ней бумагой. Звук же, который издал в этот момент Рейли, очень напоминал рычанье.

– Вам следует обращаться к леди Хантингтон с подобающим уважением, иначе я за себя не отвечаю! – предупредил слуга.

Редактор побледнел и пробормотал:

– Прошу прощения, но я не понял указаний лорда Хантингтона. Когда он пришел ко мне в первый раз… Видите ли, его светлость был тогда очень зол на С. М. Смита. Он настаивал, чтобы все статьи этого журналиста я отправлял ему. А теперь он передает Смиту в собственность всю газету. Это же бессмыслица!..

– Извините, сэр… О чем вы говорите? – Кэролайн прижала пальцы к вискам. – Что вы имели в виду, когда сказали «передает Смиту в собственность газету»?

Редактор кивнул на листок, который по-прежнему держал в руках:

– В этой его записке сказано, что суфражистка теперь является новым собственником газеты «Лондон Реформер».

Слово «суфражистка» он произнес с явным отвращением.

Кэролайн взяла листок. Прочитав послание мужа, она замерла в изумлении.


«Этим письмом я сообщаю, что передал газету в собственность С. М. Смиту. Если она сочтет необходимым, то может взять на себя ответственность и стать главным редактором издания».


– Он жаждал крови этой писаки, – продолжал Хинкльсмит, – а теперь она станет командовать в газете. Ничего не понимаю…

– Я тоже не понимаю! – Кэролайн повернулась к Рейли.

Слуга же улыбнулся и, пожав плечами, сказал:

– Так хочет ваш муж…

Хинкльсмит откашлялся и спросил:

– Я что, теперь должен работать на эту С. М. Смит, на женщину? Я отказываюсь. Лучше подам в отставку.

– А я думала, вы сочувствуете движению за права женщин, – заметила Кэролайн.

Редактор презрительно фыркнул:

– Я печатал ее статьи только потому, что благодаря им газета хорошо продавалась. Это были сенсации, вот и все.

Кэролайн нахмурилась. «Этот человек еще хуже, чем предатель», – решила она.