– О, oui, моя дорогая, чистокровная, но уже много лет живу здесь. Когда-то я уехала из моей обожаемой Франции вслед за мужчиной, который потом меня обманул и бросил. И я осталась одна в чужой стране, без родных, дома и денег.

И открывая ключом дверь одной из комнат, добавила.

– Все мы жертвы любви, ma chérie. Она – наша Владычица и Палач.

Женщина пропустила гостей вперед.

– Ну вот мы и пришли. Дорогой граф, вам что-нибудь ещё нужно?

– Нет, мадемуазель Бинош, благодарю вас и не смею больше отвлекать от дел.

– Развлекайтесь, – подмигнула хозяйка дома и, закрыв за собой дверь, оставила их наедине.

Элен огляделась. Комната была ничем иным как спальней. Во всяком случае, кровать здесь стояла. Широкая и, по всей видимости, очень удобная.

– Что всё это значит, граф? – обернулась Элен к Кинбергу и натолкнулась на его насмешливый взгляд.

– Вам здесь нравится, мисс Роуз? Если хотите, мы можем остаться на пару часов или на всю ночь.

– На всю ночь? Вы себе льстите! – сказала Элен и покраснела (боже, где она успела набраться такой пошлости?)

Эдвард удивленно поднял правую бровь.

– Что слышат мои уши? Я же говорил, что вы плохая девочка. Проверим кровать? – улыбнулся он так, что Элен пришлось собрать в кулак всю свою волю.

– Граф Кинберг, если удобная кровать в борделе – это и есть ваш сюрприз, то признаюсь честно, делать вы их не умеете.

Мужчина разочарованно вздохнул.

– Ну попытка – не пытка, – и посерьезнел. – Нет, мисс Роуз, у меня для вас другой сюрприз.

С этими словами он подошёл к стене и стал снимать картину с изображением пикантной сцены с сатиром и нимфой. Элен наблюдала за его действиями со сложенными на груди руками.

– Граф, не знала, что вы промышляете мелкими кражами, – насмешливо произнесла она.

– Если бы вы знали, во сколько мне обошлась эта картина, вы бы не называли её мелкой.

– Так она ваша? – удивилась Элен.

– Не совсем. Я подарил её мадемуазель Бинош. А она украсила ею свою спальню.

– Я смотрю, у вас довольно близкие отношения с ней.

Граф осторожно поставил картину на пол и прислонил её к стене.

– Адели была моей первой женщиной и, кстати, замечательной учительницей…

Элен вскинула руки:

– Всё, не хочу больше ничего знать!

Кинберг пожал плечами и прильнул лицом к стене. Недоуменно проследив за ним взглядом, Элен увидела два небольших отверстия, в которые и смотрел сейчас граф.

– О, мы как раз вовремя.

– Что вы делаете?

– Видите ли, мисс Роуз, мадемуазель Бинош довольно умная и предусмотрительная женщина. Когда-то она оборудовала две соседние комнаты – там висит картина с отверстиями на месте глаз, – чтобы иметь возможность иногда наблюдать за своими посетителями.

– Какой кошмар! – поразилась девушка.

– Поверьте, это вовсе не из желания подглядывать за чужими любовными утехами. Информация – тот страховочный буксир, который позволяет ей не бояться держать этот дом терпимости.

– И вы знали об этом?

– Более того, я это придумал, – подмигнул он и сделал приглашающий жест рукой. – Прошу.

– Что? – изумилась Элен. – Вы хотите, чтоб я подглядывала за ЭТИМ?

– Ну боже мой, мисс Роуз, если ваша чувствительная натура не выдержит и вы упадете в обморок, я вас подхвачу.

– Ну уж нет! – решительно сказала девушка. – Я никогда себе не позволю подглядывать за чужой жизнью.

– Ну как хотите, – пожал плечами граф и взялся за картину.

– Ну если только одним глазком, – торопливо добавила Элен.

Эдвард тут же отступил, давая ей возможность приблизиться к смотровым отверстиям. Помешкав, девушка всё же решилась. Её разбирало любопытство, что такого особенного хотел показать ей граф. «В конце концов, почему ему можно смотреть, а мне нельзя?» – с этими мыслями она прильнула к дыркам, готовая в любой момент отпрянуть, если увидит что-то уж совсем неприличное. Обзор был не слишком хороший, и ей пришлось несколько секунд приноравливаться, прежде чем она нашла удобное положение. Зато когда она увидела посетителя в комнате, её удивлению не было предела.

– Это…барон Николс!

– Да, это он, – подтвердил Кинберг.

Барон сидел на кровати ещё одетый и, судя по шевелящимся губам, разговаривал с кем-то в другом конце комнаты, куда не доставало обзора.

– Боже мой! Это какая-то ошибка. Алан не такой, – бормотала Элен, силясь увидеть ту, с которой общался барон.

Эдвард стоял, опираясь спиной на стену и глядя перед собой, он был необычно серьёзен, понимая, что предстоит увидеть девушке.

Наконец, в соседней комнате началось движение. Из дальнего угла вышел человек, и Элен не сразу поняла, что это юноша, настолько изящен и хрупок он был. На вид Роуз дала бы ему не более пятнадцати лет. Светловолосый и белокожий, он был в рубашке, расстегнутой на худой груди. Юноша подошёл к кровати и опустился на колени между ног барона. Николс погладил его по голове, зарывая пальцы в непослушные светлые вихри. Юноша покорно сидел, а затем, когда губы барона шевельнулись, потянулся к ширинке мужчины, а через несколько секунд его голова скрылась за коленями Николса.

Роуз отпрянула от стены и покачнулась. Эдвард успел поддержать её. Он сосредоточенно смотрел, как девушка пытается схватить ртом воздух.

– Элен, мне жаль, что вам пришлось это увидеть.

– Я… я не понимаю… – она с отчаянием посмотрела в глаза Эдварду.

– Барон Николс не испытывает тяги к женщинам, его пристрастие – юноши, желательно невинные.

Элен вырвалась из рук графа и нервно закружила по комнате, будто ища ответы на вопросы.

– Но… Алан, – произнесла она имя Николса и почувствовала, будто сказала что-то мерзкое. – Барон… ухаживал за мной.

– Да, Николс давно задумывается о жене. Он понимает, что находится в том возрасте, когда ещё немного и люди начнут бросать косые взгляды в его сторону: ни невесты, ни дамы сердца, за которой бы он ухаживал, ни любовных похождений. Вы очень вовремя ему подвернулись, мисс Роуз. Очевидно, что в городе вы недавно, раньше вас здесь не видели, а значит, приезжая и вполне возможно скоро вернетесь домой. Удобно хранить преданность той, которая далеко и при этом слыть верным и порядочным человеком. Ну а потом и до свадьбы дойдёт, а лучшего прикрытия своему неприглядному пристрастию найти трудно. Мисс Роуз, вы должны были служить ему ширмой и только.

Элен помотала головой.

– Нет, я не верю. Барон… Боже, он держал меня за руку! – её передернуло от омерзения, она принялась судорожно вытирать ладонь о платье, будто этими действиями пыталась стереть воспоминания о прикосновениях Николса.

Чувствуя, что девушка сейчас разрыдается, Эдвард подошёл и взял руку, которую она так тщательно вытирала, поднёс к губам и поцеловал.

– Элен, не казните себя, вы не знали.

Он уже не раз называл её по имени, но только сейчас девушка обратила на это внимание. Она испытывающе посмотрела на Кинберга.

– А у вас, граф, какой недостаток?

– Недостаток? Я не умею жертвовать собой ради женщины, – признался Эдвард. – Видите, я даже на вашей кузине не женюсь, лишь бы не потерять возможность выбора.

Девушка на минуту задумалась, а потом кивнула.

– Я понимаю. Понимаю, но не могу простить.

Кинберг опустил голову.

– Жаль. Вы единственный человек, чье прощение мне нужно. Может когда-нибудь? – с надеждой спросил он.

Элен мягко высвободила руку, которую мужчина всё ещё держал.

– Я хотела бы уйти из этого места, граф, – вместо ответа сказала она.

Больше он не произнес ни слова, пока они не покинули комнату.

– Не надо было отпускать извозчика, – пожалел Кинберг, когда они вышли на улицу.

– Не страшно. Мне наоборот хотелось бы прогуляться, проветрить мысли. Вы проводите меня?

– Разумеется, мисс Роуз.

Они шли по ночной улице. За то время, что они были в публичном доме, успел пройти дождь, и в воздухе пахло свежестью и прохладой. Пара шла не торопясь, и Элен казалось, что она может идти рядом с Эдвардом всю оставшуюся жизнь. Так легко и спокойно ей не было никогда. Будто все проблемы разом оказались далекими и не имеющими сейчас никакого значения. Ей странно самой себе было признаться, что сейчас, когда первый шок от увиденного прошёл, она в глубине души была рада, что Николс оказался с червоточинкой, как будто это снимало с неё груз.

– Граф, а откуда вам было известно, что барон будет сегодня там?

– Одно из достоинств Николса является и его недостатком. Он не изменяет привычкам, что делает его предсказуемым. Каждый вторник он ходит в игорный дом, а каждую ночь субботы сюда.

– И кто-нибудь ещё знает о… его пристрастии?

– Кроме меня и мадемуазель Бинош? Не думаю.

Элен помолчала, а потом спросила напрямик:

– Зачем вы показали мне это?

– Вы предпочли бы этого не знать? – удивленно вскинул брови граф.

– Нет, конечно, правда для меня важна, но мне интересны ваши мотивы. Для чего вы это сделали?

– А вы не догадываетесь? – Кинберг усмехнулся. – Устраняю конкурента.

– А как же мужская солидарность?

– Ну как говорит уже наша общая знакомая: «La guerre comme à la guerre» – На войне как войне.

– И что же это за война, граф?

Кинберг остановился и девушке пришлось сделать то же самое, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Война за ваше сердце, Элен.

Мужчина подошел к ней вплотную и указательным пальцем слегка надавил ей на грудную клетку.

– За Ваше сердце, – переместил ладонь в район солнечного сплетения, – за вашу душу… и за ваше тело.

На последних словах, рука графа оказалась на одной из грудей Элен. Девушка почувствовала, как твердеет сосок под его пальцами.

– Это от холода, – торопливо сказала она зачем-то вслух и увидела, как Кинберг расплывается в улыбке.

Прижав девушку к стене какого-то дома, мимо которого они шли, Эдвард наклонился к её уху и прошептал: