Однако сын при подобных разговорах только небрежно махал рукой, абсолютно спокойно заявляя рассерженному донельзя отцу приблизительно следующее:

– Папа, но что мне приданое?…

Разумеется, дон Педро возмущался:

– Как что?!…

А Ортего Игнасио отвечал:

– Ведь эта сеньора Мержи совершенно мне не нравится… Я не хочу жениться на денежном мешке – ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда не пойду на это… Я женюсь только на той девушке, которую действительно люблю… На Марте Саманьего…

И дон Педро обиженно смолкал, потому что действительно слишком хорошо знал характер своего единственного сына – он никогда бы на взял в жёны сеньору Софью Мержи, сколь богата она ни была… Что ещё оставалось делать дону Педро – кричать на сына или выгонять его из дому?… Это было бы смешным и могло бы очень сильно повредить репутации старика де Кастильего, а этого он очень боялся…

Исподлобья глядя на своего слишком несговорчивого сына, дон Педро думал: «Ничего, мы ещё посмотрим, чья возьмёт… Мы ещё посмотрим, как ты запоёшь через несколько лет… Когда остепенишься. Я-то прекрасно знаю, чем смогу тебя образумить…»

Старый де Кастильего уже было смирился с решением своего сына жениться на этой Марте, он старался не думать о предстоящем браке – правда, он только припугнул, что лишит сына наследства, а оно было немалым…

Вопреки его ожиданиям, Ортего Игнасио это нисколько не смутило. Он был непоколебим, как базальтовая скала. И у молодого человека для такой непоколебимости были все основания, достаточно серьёзные, и сам дон Педро прекрасно это осознавал…

– Я получил в Йелле неплохое образование, – абсолютно спокойно отвечал тот, – думаю, что без куска хлеба я не останусь… Человек с дипломом Йелля никогда не останется без работы.

Старик был достаточно упрям, чтобы не изменить своему решению. Он, собственноручно, на глазах у Ортего Игнасио порвал своё прежнее завещание на мелкие клочки, и спустя несколько часов, в присутствии специально вызванного нотариуса, составил другое, по которому вся недвижимость и все счета в банке, в случае его смерти переходили к местным монахам ордена св. Франциска – не только потому, что дон Педро с годами стал очень набожным человеком, но, ещё и потому, что знал, что его упрямый сын обязательно посчитает это вопиющей глупостью. Правда, он оставил-таки для сына одну лазейку на тот случай, если Ортего Игнасио всё-таки одумается…

Дон Педро де Кастильего собственноручно вписал в завещание пункт, по которому сын мог всё-таки получить наследство только в том случае, если он «сочтётся браком с уважаемой, и богатой особой, чьё приданое будет оценено на сумму, не меньшую достояния самого дона Педро».

Однако было похоже на то, что гордый Ортего Игнасио никогда не воспользуется этой лазейкой, тем более, что прочитав новое завещание, он только посмеялся в ответ и сказал:

– Папа, ты можешь писать всё, что тебе вздумается, однако своего решения относительно своего предстоящего брака с Мартой Саманьего я всё равно не изменю… Ты ведь меня прекрасно знаешь.

А спустя две недели в Акапулько было объявлено об официальной помолвке «кабальеро Ортего Игнасио де Кастильего и девицы Марты Саманьего»…


Тяжело вздохнув, дон Педро отогнал от себя тяжёлые воспоминания, поднялся со своего места и подошёл к открытому окну.

На залитой заходящим солнцем улице не было ни души. Был вечер, и люди, наверное, или сидели дома или на открытых верандах кафе… Из окон дома напротив доносился громкий звук работающего телевизора – транслировали какой-то футбольный матч.

Дон Педро не любил ни яркого солнечного света, ни спортивных репортажей. Он вообще мало что любил, не считая, конечно же, денег. Закрыв окно, он опустил жалюзи и пошёл по лестнице вниз.

– Только бы у него всё получилось, – свистящим полушёпотом произнёс старик самому себе и тут же поспешил самоуспокоиться: – Впрочем, думаю, что всё получится… Ничего, дон Педро, у тебя нет причин волноваться…

И старый де Кастильего, окончательно самоуспокоившись такими мыслями, улыбнулся…


Луис ушёл от дона Педро в необычно приподнятом расположении духа.

Оно и понятно: за какие-то полчаса разговора он сумел получить не только интересующую его информацию, не только выяснить, что достаточно влиятельный в Акапулько дон Педро де Кастильего – его союзник, но ещё и сорвать с последнего уйму денег…

«Да, деньги – это хорошо, – подумал Луис, нащупывая в нагрудном кармане пачку, только что, полученных банкнот. – Этого мне как раз не хватало… Надо бы сегодня по такому случаю устроить себе небольшой праздник… Только вот куда податься?…»

Возвращаться в «Христофор Колумб» Трехо совершенно не хотелось хотя бы потому, что его там очень хорошо знали… Луису надоело ловить на себе пристальные взгляды завсегдатаев заведения дона Куко. Кроме того, Трехо, как и многие латиноамериканцы, был чрезвычайно суеверен. Он считал, что по нечётным дням никогда не стоило возвращаться в то место, в котором ты сегодня уже раз был и в котором попрощался с хозяевами… А сегодня как раз было нечётное число, да ещё 13-е, да ещё пятница… К тому же он отчётливо вспомнил, что попрощался с владельцем этого кафе.

«Может быть, податься куда-нибудь в другое место?… – принялся прикидывать Луис в уме. – Например, в какой-нибудь ночной клуб… Может быть, в «Парадиз» – там такие шикарные девочки?…»

В этот самый момент он вспомнил, что теперь не время для развлечений.

Марта Саманьего, его возлюбленная Марта, пребывала в объятиях этого молодого хлыща, этого выскочки Ортего Игнасио… Она уже была помолвлена с ним.

Луис, закатав манжетку, посмотрел на часы. Было двадцать тридцать пять.

 «Через полчаса отходит поезд на Мехико, – вспомнил он. – Тогда чего же я медлю?…»

Резко притормозив, Луис развернулся и пошёл по направлению к ближайшей стоянке такси…

Спустя час, вечерний экспресс мчал его в сторону мексиканской столицы.


Сидя в мягком кресле вагона, Луис рассеяно смотрел на пролетавшие мимо него в вечернем полумраке деревья, дома, маленькие станции…

Конечно же, вернуть Марту будет очень сложно… Заполучить эту прекрасную девушку было сложно и раньше, до тюрьмы, а уж теперь…

Теперь у неё был свой кавалер – дон Ортего Игнасио де Кастильего, за которого она собралась – ни больше, ни меньше! – как замуж…

Луис и верил, и не верил в это…

Конечно, он допускал, что за те два года, которые он провёл в тюрьме, в Акапулько многое изменилось, в том числе, конечно же, и не в его пользу, однако чтобы настолько…

Марта, его Марта, которую он так нежно и так страстно любил, собралась замуж?…

Она предпочла ему, человеку, перед именем которого все трепещут, кого-то другого?…

Неужели сын этого старого хрыча, этого скупца дона Педро лучше его, Луиса Трехо, только потому, что учился в каком-то там университете?…

Неужели эта нелепая, идиотская свадьба его Марты и этого хлыща действительно произойдёт?…

Да не бывать этому!…

Он, Луис Трехо, никогда и ни за что этого не допустит… Никогда и ни за что…

И хотя Луис никогда в своей жизни не видел дона Ортего Игнасио, хотя он не только не знал, а даже и не представлял, что это за человек, он уже внутренне настроился против него необычайно враждебно…

Вынув из кармана толстую сигару, Луис нервно щёлкнул зажигалкой. Купе наполнилось едким дымом. Трехо предпочитал сигары дешёвых местных сортов, такие же, как и Софья Мержи… От внезапно нахлынувших на него мыслей он разволновался, как никогда…

Сделав несколько затяжек, Луис Трехо небрежным жестом стряхнул пепел на пол, и задумчиво посмотрел в окно на быстро сменяющиеся там картины.

Теперь экспресс шёл по унылой пустынной равнине. За окном проносилась выжженная августовским солнцем прерия с чахлыми полузасохшими кустиками какой-то растительности по обочине железной дороги…

Сигара тлела между грубыми волосатыми пальцами Луиса, а он между тем продолжал свои печальные размышления…

«Ничего, – успокаивал самого себя он, – вы все ещё у меня попляшете… И ты, мерзкое отродье, Антонио Ломбардо, ты, смазливая Ракель… Вы все скоро, очень скоро поймёте, с кем имеете дело… – Мстительно думал Трехо. – Да, Антонио, ведь это ты научил Марту выступить против меня на суде… Ты и твоя жена. Конечно, Ракель для Марты – старшая сестра, поэтому вполне естественно, что она послушалась её…»

Трехо уже забыл или сделал для самого себя вид, будто бы забыл, что он по приказу Максимилиано подстроил две катастрофы для Антонио и его возлюбленной, что он собирался по приказу своего патрона собственноручно застрелить их, когда все козни сводного брата Ломбардо стали известны…

Он забыл даже то, что в своё время, незадолго до внезапной развязки той бурной и драматической истории получил от Максимилиано приказ «застрелить всех» – это значит, и свою возлюбленную Марту…

Теперь в своих бедах, в том, что он два года жизни провёл в тюрьме, Трехо винил только Антонио и его молодую жену Ракель… А в том, что Марта отвергла его, естественно, виновен был Ортего Игнасио…

Размышляя подобным образом, строя всевозможные планы самой, что ни на есть, жесточайшей мести, Луис и не заметил, как его сморил сон.

Он проснулся только на Центральном вокзале Мехико и с полуистлевшей сигарой между пальцами…


В старинном особняке в самом центре квартала Фуэнтэ Овехуано царило с самого раннего утра оживление: с минуты на минуту ожидался приезд Марты и её суженого, дона Ортего Игнасио.

Горничная, Мария Торес, с самого утра хлопотала на кухне вместе с поваром Хосе Кампаньяносом. Это был первый приём гостей в доме, и прислуга не хотела ударить лицом в грязь…

Конечно же, Ракель очень волновалась за младшую сестру, за её будущее с этим человеком.