Мансуров говорит, назад уже не отыграть. Уперся и ни в какую. Для него пацанское слово — нерушимый закон, а пацанский авторитет — смысл всей жизни. Ну и для Максима, как бы он ни злился сейчас на него, дружба тоже не пустой звук.

* * *

Утром за Максимом заехал Ренат, так они договорились накануне. Попросили водителя высадить их, не доезжая квартал до школы: хотели спокойно поговорить наедине, а то ведь там не дадут.

— Ну так что случилось вчера? Кто там ее поймал и что сделал? — без всякой вводной спросил Максим.

Ренат помялся, затем ответил:

— Короче, Макс, ситуация такая: наши ее подловили вчера после уроков и затащили в сортир. Да не смотри так, ничего ей не сделали. Просто припугнули слегка. И вообще, это было не по-настоящему. Розыгрыш. Ну и я туда пришел почти сразу и типа спас ее. Вот и все.

— Ну я же просил, чтоб ее не трогали! — вскипел Максим. — И ты еще вчера: «У меня дело срочное, ты, Макс, езжай без меня». Вот такое, значит, дело?

— А как я, по-твоему, должен с ней сблизиться после всего? Или ты хочешь, чтоб я этому уроду ботинки лизал?

— А я тебе говорил — не ввязывайся.

— Ну да… Я, честно-то говоря, сам очкую. Тогда, видать, в запале был, еще и дунул — плохо соображал. А сейчас как представлю… В общем, если вдруг что, лучше сразу документы из школы заберу и свалю куда подальше. Ладно, — тяжко вздохнул Ренат, — теперь-то уже что? Как вышло — так и вышло. И потом, я тебе отвечаю, никто ей ничего плохого не сделал. Ну почти…

— Что значит «почти»? — нахмурился Максим.

— Крис вроде как ударила ее в живот, — промямлил виновато Ренат.

— Ну зашибись розыгрыш!

— Но тут уж вопросы не ко мне, — заявил Мансуров. — Ее об этом никто не просил. Сама инициативу проявила. И вообще, это твоя подруга, с нее и спрашивай.

— Ну ты же эту фигню затеял, спаситель хренов! — злился Максим.

— А что мне оставалось делать? Как к ней подкатывать? Знаешь, что придумал этот козел Шилов? На перемене подрезал у нее кошелек из сумки, Дианка видела. А в столовке расплатился за нее, типа выручил и она теперь ему обязана. Так что и мне пришлось… изобретать. Да и вообще, Макс, это же классика жанра — подставная топота и…

— А почему ты мне ничего не сказал?

— Мне показалось, ты был бы против, — пожал плечами Ренат.

— Естественно, я был бы против!

— Ну вот поэтому и не сказал. Ну и чтобы тебе от отца не прилетело, если бы вдруг это все всплыло.

— Угу, спасибо, позаботился, значит, — съязвил Максим, но затем, помолчав, добавил уже серьезно: — Слушай, пошли ты Шилова с его дебильным спором в пень.

— Как так? Ты чего? — уставился на него Ренат. — Чтоб я ему потом…

— Да брось ты. Ну кто тебя заставит целовать ботинки? Скажи: «Не буду». И что он тебе сделает?

— То есть как это — скажи: «Не буду»? Ты что, предлагаешь просто тупо слиться? Меня ж потом вся школа будет считать треплом, а то и кем похуже. Я как буду пацанам в глаза смотреть?

— Да не все ли тебе равно, что и кто считает?

— Нет, не все равно! — взвился Ренат. — Очень даже не все равно! И, Макс, если ты ей скажешь, если подставишь меня…

— Да успокойся ты, не подставлю, — буркнул Максим.

* * *

За Аленой наблюдал он украдкой, подмечая, что фарс стремительно набирал обороты. Эти двое — Шило и Мансуров — буквально из кожи вон лезли, а она, глупая, принимала их дружеское отношение за чистую монету. От этого становилось противно. Наверное, потому, что, насмотревшись вдоволь на бесконечное притворство отца, да и матери тоже, на их извечные игры на публику, он терпеть не мог таких вот подковерных интриг. Сам всегда предпочитал бить открыто, прямо и в лоб. А теперь, получается, и сам в таком замешан. И это чувство вины буквально снедало его. И не притуплялось ничуть. Наоборот, обострилось, после того как узнал о том, что они Алену «припугнули». Даже как-то злость на нее исподволь стала отходить на второй план. Будь он на месте Рената, не задумываясь, послал бы ко всем чертям Шилова и вообще бы не парился. И пусть бы кто попробовал назвать его треплом. Но будь он на месте Рената, он бы в этот спор и не ввязался. Хотя тоже хорош, конечно, мог бы ведь тогда настоять. Мог бы. Но не настоял, а теперь злился и на себя, и на Рената. Дунул он!

А в столовой так совсем Ренат его взбесил.

— Я гляжу, у Мансурова все идет по плану, — довольно хмыкнул Кирилл, кивнув на соседний столик, за которым сидели вдвоем Ренат и Алена. Тот ей что-то рассказывал, очевидно, очень смешное, потому что она то и дело заливалась смехом. Максим вслушивался, но в столовой стоял такой галдеж, что ни слова разобрать не получалось. Ни к селу ни к городу вспомнилось вдруг, как они в субботу ходили в парк и она вот так же смеялась. И в кафе смеялась, только над его шутками. А теперь она так мило щебечет с его другом. Неожиданно эта их беседа уязвила Максима. Стало неприятно, даже очень…

— Макс! Ма-а-а-акс! Ты чего не ешь? — потрясла его за плечо Кристина. — Ты что, уснул? Или замечтался?

— Неохота, — ответил он рассеянно, тут же подцепил кусочек мяса и отправил в рот.

— А глядите-ка на Шилова! Психует сидит, — хихикнула Диана.

За столом довольно заулюлюкали.

— Да, Ренатик у нас стратег! — одобрительно подытожил Ник.

— Крис, ты на фига ее ударила? — вспомнил Максим.

— Что? — Улыбка сползла с миловидного личика. Она непонимающе захлопала тяжелыми кукольными ресницами. — Макс, ты о чем? Ты про доярку, что ли? Так она сама… вон Ника пнула. Он ей ничего не сделал, а она размахалась копытами.

Максим перевел взгляд на Лужина, тот заерзал на стуле:

— Да я ничего ей не делал, пальцем не тронул. Крис правду говорит. Она просто дикая какая-то.

— Вот и не лезьте к ней. И ты, Крис…

Рядом опять раздался ее смех, и неприятное чувство засвербело с новой силой. Максим оглянулся, непроизвольно стиснул челюсти. Мансуров ей что-то изображал в лицах, смешил, строил гримасы, клоун. Прямо в ударе он сегодня!

Чертова перемена наконец закончилась, а раздражение осталось. Максим еле сдержался, чтобы не выплеснуть все, что кипело внутри, на Мансурова. Тот еще и хвалился, как ловко он развел дурочку на свидание. Гады они, конечно, все: и Шило, и Ренат, и сам Максим. Но эта-то тоже хороша! То недотрогу из себя изображала, а то аж с обоими согласилась пойти на свидание. Да, спор этот — свинство, но ведь и ее никто не неволит. Она вполне могла бы и отказать им. Могла, но не отказала! И это просто убивало.

13

Все-таки Ренат здорово придумал подъехать в воскресенье к «Карамели», пусть и под совершенно идиотским предлогом. Иначе Алена просто не знала бы, как тактично сбежать от Стаса. Он и за минувшую-то неделю успел утомить ее изрядно своим навязчивым вниманием. Впрочем, в этом с ним вполне мог и Ренат посоревноваться. Только вот с Ренатом ей было легко и весело, он вел себя с ней по-дружески, хохмил, шутил. Мог и приобнять, правда. Но это выходило у него как-то естественно и оттого не слишком ее напрягало.

А вот Шилов… Он то смотрел на нее томно и говорил с придыханием, отчего хотелось одновременно и смеяться, и передернуться от отвращения, то практически преследовал, допрашивал, злился, да так, что даже пугал. Ренат, конечно, тоже проявлял настырность, но он и симпатии вызывал больше, и вот этих всех двусмысленных намеков, взглядов, интонаций не демонстрировал.

Поэтому, устав от Шилова в школе, Алена шла на свидание с ним буквально через не могу. С большим удовольствием вообще бы не пошла, но ведь дала слово. Неудобно как-то снова нарушить обещание. Да и на Рената надеялась.

Правда, папе вся эта затея со свиданиями сильно не понравилась. Наверное, глупо было выкладывать ему все, как есть, но он спросил за завтраком про планы на день, а выкручиваться она не умела. Не то чтобы папа запретил ей, но очень явственно выказал свое недовольство. Но ладно он. Мотивы его понятны. Все нормальные папы такие. И это даже мило и трогательно. Но вот Максим… Он аж потемнел от гнева, когда услышал. Взглянул на нее с такой жгучей ненавистью, что кусок в горле встал. Сначала молчал, только желваки ходили, а потом все же бросил с презрением: «А тебя не разорвет от двух свиданий?»

В общем-то, его мотивы тоже ясны. Он ведь всем внушил, что общаться с Аленой стыдно. Или, как он сам выражается, «зашквар». А тут лучший друг. Понятно, отчего он так бесится. И пусть бесится! В этом есть даже какой-то особый род удовольствия. Хотя иногда становилось страшно, вот как за завтраком. А иногда…

В последние дни Максим часто вел себя странно. То мог вспылить на ровном месте и сказать что-нибудь грубое и обидное, то в упор не замечал, а то, бывало, она случайно ловила его ускользающий взгляд, в котором совсем не было злости, а только грусть и бездна отчаяния. В такие моменты, пусть редкие и мимолетные, сердце сжималось и щемило, а потом тоскливо ныло, требуя большего.

* * *

Стас встречал Алену у входа в развлекательный центр, как и договаривались. Выглядел он, конечно, элегантно. В темно-синем кашемировом полупальто, шелковом кашне, начищенных до блеска туфлях. И завершающий штрих — одинокая алая роза в руке.

Алене от одного его вида стало тоскливо. Вот зачем он так вырядился, они же всего-то в кино собрались? Она вон в джинсах и кроссовках. Еще и роза эта… Не просто же так он с ней заявился. Какие-то явно намерения имеет. Надо, значит, как-то ему сказать, что ничего между ними нет и быть не может. Только как такое сказать, в глаза глядя? Ему ведь больно будет. А сознательно делать кому-то больно — это уметь надо.

Алена решила, что объяснится со Стасом после фильма. Вот так сразу, с ходу, духу не хватило. А пока притворялась в расчете набраться смелости и все ему сказать. Удалось даже выдавить улыбку, когда он, многозначительно прикрыв глаза, без слов всучил ей цветок.