— Вы чего тут забыли?

Ренат встрепенулся, обернулся на голос. Физрук сердито смотрел на обоих.

— Явницкий! Мансуров! Что за лежбище котиков тут устроили? Дуйте давайте отсюда, лоботрясы, у меня сейчас с девятыми стрельба.

Максим с Ренатом живо поднялись с матов и покинули тир.

Оказывается, последний урок уже полчаса как закончился, а они совершенно потеряли ход времени, да и звонок почему-то не услышали.

Отцовский «Кадиллак» уже укатил. Домой Максим ехал с Мансуровым.

— Может, ко мне забуримся? — предложил Ренат. — Хотя… Нет. Не получится сегодня. У меня же вечером типа свидание с…

Мансуров осекся, не договорив, но Максим и сам понял с кем. И внутренности сразу будто тисками сжало.

— Где? Во сколько?

— Макс, ты же не станешь… — заюлил Ренат.

— Конечно, не стану. Ты чего, бро? — вымучил Максим улыбку, с виду вполне жизнерадостную. — Я, наоборот, рад за тебя. Сплю и вижу, как Шило тебе кроссы целует.

Мансуров с готовностью расхохотался.

— Да в «Аймекс» сходим на «Бегущего в лабиринте». Потом свожу ее в кафе… В «Джинс», наверное. Чего заморачиваться, да?

Макс лишь кивнул — ответить в том же развеселом духе выдержки уже не хватало. Потому и попрощались скомканно.


Алены дома не оказалось. Мать сообщила, что она незадолго до его прихода ушла на занятия по английскому.

— Зачем этой деревенщине языки — не пойму, — рассуждала она. — Можно подумать…

Но дослушивать ее Максим не стал. Умчался к себе, взвинченный донельзя.

15

Что-то в отношении Максима определенно изменилось. Это Алена чувствовала безотчетно, вот только не могла сказать наверняка — что именно. Но до умопомрачения хотелось верить, что она ему нравится. Ведь он иногда смотрел так, что сердце сжималось и в душе все переворачивалось. И просил ее не встречаться с Ренатом. Даже «пожалуйста» выдавил, что совсем-совсем на него не похоже. Может, и правда ревновал? Может, Нина была все-таки права? Стоило начать общаться с другим, и он — как там она выразилась? — снова воспылал? Очень хотелось в это поверить. И очень страшно было в это верить. Один раз она уже обожглась, и совсем не хотелось снова напороться на те же грабли.

Однако это его «пожалуйста» вдруг тронуло, задело что-то внутри… Но затем «Ты ему не пара» вернуло на землю. Точно прохладным душем окатило. Если и раньше это уязвляло, то теперь било наповал. Что бы она ни делала, как бы ни старалась чему-то научиться, для них, для него она навсегда останется темной деревенщиной, колхозницей, пропахшей навозом, и это еще самое мягкое из всего, что он и его друзья ей говорили.

И вроде бы ей дела нет до этого другого мира, мира светских страстей — он ей чужд. Она туда и не рвется, даже наоборот — простые теплые отношения и незамысловатые человеческие радости куда желаннее. Но до сих пор, вопреки всему — обстоятельствам, наказам папы, собственным убеждениям, — ей хотелось быть ближе к нему, к Максиму. А он с этим миром связан. Именно поэтому она попросила Лилию Генриховну учить ее не только правильному произношению, но и преподать пару уроков светского этикета. И та с явным удовольствием взялась лепить из нее леди. А с каким усердием Алена занималась английским! Учила в два раза больше, чем задавали. А все потому, что услышала на уроке, как Максим бегло говорит на языке. Ни слова из его речи не поняла, но впечатлилась чрезвычайно. По той же причине она брала приступом и остальные дисциплины, в которых он блеснул. А блеснул он, увы, почти везде, ну разве что кроме физики и химии. Это ее тоже изумляло: как так можно, практически не учась, учиться на отлично?

Иногда она сама себя стыдилась. Ведь унизительно это — так тянуться к человеку, что даже подражать ему, пытаться соответствовать… Но убеждала себя, что это же и ей полезно, а мотивы не так уж важны.

Что скрывать: хотелось если не быть ему ровней, то хотя бы сократить… Нет, хотелось быть с ним именно на равных. И казалось, есть сдвиг: Лилия Генриховна хвалила, все эти застольные церемонии больше не страшили, одноклассники перестали так уж откровенно кривиться при ее виде, и Ренат… Его внимание и доброе отношение, можно сказать, помогли избавиться от комплекса. И тут вдруг это: «Ты ему не пара». Как щелчок по носу. Да нет, как пощечина. Намек, что гусь свинье не товарищ. Точнее, даже не намек, а вполне откровенное заявление.

Если уж Ренату она в его глазах не пара, то что уж говорить о нем самом. Больно стало, конечно, и обидно. И негодование вдруг взыграло: ах, не нравится их общение? Значит, придется терпеть!

Поэтому, когда Ренат во время обеда в столовой предложил сходить в кино, Алена, почти не раздумывая, согласилась. Правда, позже корила себя. Зачем согласилась? Ренат же ей совсем не нравился. Он просто друг — добрый, приятный, но не более.

Нет, понятно, что согласилась она Максиму наперекор. Раз его это так злит, то пусть еще сильнее позлится. Однако по отношению к Ренату это ведь некрасиво, даже подло. Получается, он для нее как одноразовая вещь. Попользовался, досадил кому надо, и все. Почему сразу-то об этом не подумалось? А теперь очень сложно стало идти на попятную. Нет, Алена даже пробовала задним числом. Пролепетала какие-то жалкие оправдания, прикрывшись занятиями. Но настрой у Рената был решительный — так просто его не собьешь.

— Ерунда, — отмахнулся он, — если хочешь, я за тобой прямо туда подъеду. Где ты занимаешься?

В начале седьмого Ренат и правда оказался во дворе Лилии Генриховны, примостившись наверху детской горки. Чуть поодаль их поджидал ярко-желтый седан с шашечками и логотипом такси на крыле.

— Карета подана, — улыбнулся он широко, спускаясь с горки, когда Алена выпорхнула из подъезда.

В такси она набрала Нину — сообщила, что приезжать за ней не нужно. Та сразу засыпала ее расспросами: куда, надолго ли и с кем она отправилась, сетуя, что Дмитрий Николаевич ей устроит аутодафе, если с Аленой что-то случится.

— В кино, с одноклассником, ничего не случится. — Алена покосилась на Рената. Но тот деликатно делал вид, что ничего не слышит.

— С одноклассником? — Тон у Нины тотчас стал игривым. — С тем самым?

— Нет, не с тем, — полушепотом ответила Алена и нажала отбой.

А ведь и в самом деле она вспоминала совет Нины, и даже — что уж себя обманывать — довольна была, что хоть и не намеренно так вышло, а Максим переменился, стал внимание на нее обращать, пусть и странным образом.

Очень странным и непредсказуемым. Например, Алена никак не ожидала увидеть его в кинотеатре. Сеанс уже начался, да что там — фильм уже шел вовсю, когда вдруг появился он. Она аж попкорном чуть не подавилась, когда заметила Максима. Как вообще он их нашел?

И после кино поплелся за ними в кафе «Джинс», которое находилось в том же помещении, что и кинотеатр. Зачем? Ну не может же ему быть так болезненно дорог Мансуров? Но если не он, то, значит, что? Неужели все-таки?.. Ну нет, об этом даже думать нечего, чтобы снова не попасть в унизительное положение. Нет ничего хуже бесплотных надежд и иллюзий.

Но Максим тем не менее явно оказался и в кино, и в кафе неспроста. Не бывает таких совпадений!

А что еще безмерно удивило, так это реакция Мансурова. Казалось бы, неожиданная встреча с другом чем не повод для радости? А он, наоборот, явно напрягся. Они даже отходили на несколько минут в сторону и несколько минут о чем-то оживленно беседовали.

Алена их разговор не слышала, но наблюдала за мимикой Рената. Максим, к сожалению, стоял к ней спиной. Но вот Ренат… Он как будто на что-то сердился. Хотя, возможно, и не сердился, не тот у него характер, но спорил и был недоволен. Другу не рад! Это как так?

Алена же, поглядывая на них, нервничала. Неудержимо хотелось знать, о чем они говорят. Эх, уметь бы читать по губам! А ее еще и противоречивые чувства одолевали: с одной стороны, хотелось — не умом, а сердцем, — чтобы Максим к ним присоединился. Глупо, да. Ведь как бы они втроем в таком случае общались? Такое даже представить невозможно. Максим бы явно все испортил. Ее бы опять тысячу раз оскорбил. Рената против нее настраивал, позорил бы ее. И она бы, скорее всего, страдала молча, потому что при нем едва могла говорить. И понимала же: не надо ей всех этих страстей, ради собственного благополучия не надо. Но сердце… Оно как будто вообще жило само по себе. Оно ныло и скулило брошенным псом, тянулось к Максиму и никак успокоиться не могло.

А с другой стороны, наверное, будет лучше, если бы Максим оставил уже их в покое. Не то чтобы ей хотелось остаться наедине с Ренатом, пожалуй, даже наоборот — не хотелось. Но где Максим, там всегда скандал, боль, слезы, надрыв. А у нее и без того терпение на исходе. Душа устала от терзаний, сомнений, волнений и, главное, от постоянных разочарований. Хотелось просто спокойного вечера, дружелюбной обстановки, непринужденной болтовни, улыбок, шуток.

Наконец Ренат вернулся за столик, улыбнулся, но как-то натужно. Максим же к ним не стал подсаживаться, но и не ушел. Пристроился за барной стойкой.

Почему он не ушел? Что все это значит?

И вроде сидел Максим в стороне, и вряд ли на таком расстоянии их слышал, а все равно его присутствие ощущалось прямо физически, не давало расслабиться, мешало дышать полной грудью, а тем более — болтать и смеяться.

Очевидно, Мансурова это напрягало не меньше. Разговор у них никак не клеился. Постоянно повисали тягостные, неловкие паузы. Ренат то и дело косился куда-то позади нее, видимо, в сторону барной стойки. Алена тоже один раз не выдержала и обернулась, и тотчас наткнулась на взгляд Максима: тяжелый, испепеляющий. И потом беспрерывно ощущала его спиной. Ничего не понимая, она чувствовала: что-то происходит, но что? Так бывает перед грозой или перед бурей, когда природа затаилась, точно набираясь сил, чтобы потом обрушиться всей мощью.