Подошел официант, принес заказ, но есть не хотелось совершенно.

— Я сейчас, — сказала Алена, поднимаясь из-за стола.

Стараясь не смотреть туда, где сидел Максим, она оглядела зал. Под предлогом помыть руки она буквально сбежала в дамскую комнату. Руки, конечно, тоже ополоснула, но на самом деле ей просто хотелось уединиться, хоть ненадолго. Даже не просто хотелось — требовалось, и срочно. Потому что от этой гнетущей обстановки грудь как будто сковало стальным кольцом, отчего до помутнения в глазах не хватало воздуха. Впрочем, напряжение так и не отпустило, разве что чуть ослабло, но дольше торчать в уборной было бы странно.

Алена вернулась в зал и первым делом увидела, что Ренат снова спорил о чем-то с Максимом у барной стойки. Потом заметил ее, смолк, и Максим тут же обернулся, впился взглядом. Ренат попытался удержать его, прихватив за локоть, но тот лишь раздраженно скинул его руку и решительно двинулся к ней. Она занервничала еще больше и даже приостановилась. Смотрел он исподлобья, сурово. Такое лицо у него делалось, когда он злился. А значит, ничего хорошего не жди.

Но от нее-то что ему надо? Почему он вообще такой? Снова будет твердить, что она Ренату не пара? Потому он так бесится? Или все же дело в другом?

Максим довольно грубо взял ее под руку и молча, практически силой, выволок в коридор, будто она в чем-то провинилась. И попробуй тут воспротивься! Хотя Алена надеялась, что их догонит Ренат и вмешается, но тот и не думал идти за ними. Оглянувшись в последний момент, она увидела, что он вернулся за столик.

Максим же уволок ее в дальний угол, хотя в холле, помимо охранника, и так никого не было. А охранник сделал вид, будто ничего не замечает.

— Поехали домой, прямо сейчас, — горячо заговорил Максим. — Я вызову такси…

— Что такое? Что случилось? — Алену всерьез озадачил такой натиск.

— Ничего не случилось. Просто поехали домой.

— А если я не хочу? — с вызовом заявила она. Не нравилось ей, что он так командует, так принуждает, даже мнения ее не спросив.

Его взгляд, и без того мрачный, потемнел еще больше. Ей аж не по себе стало. С минуту он молчал, и это молчание казалось давящим, просто невыносимым. Алена внутренне напряглась. Казалось, вот-вот что-то произойдет — фатальное, катастрофичное, непоправимое. И они оба как будто стремительно несутся навстречу этому року, ускоряясь с каждым мигом и приближая свою погибель.

Но это же глупости. Она тряхнула головой, пытаясь отогнать это наваждение. Какая погибель? Ерунда какая-то, глупость. Придумается же! Просто Максим всегда на нее странно действовал, просто в нем всегда ощущалось что-то разрушительное.

— Ты… — прервал ее мысли он и смолк сам, не договорив. Затем глухо спросил: — Что значит — не хочешь? А чего ты хочешь? С ним?..

Мелькнула зловредная мысль подразнить его, ответить «Возможно», но Алена не рискнула и промолчала. Однако он и молчание-то принял в штыки, начал заводиться, почти прикрикнул:

— Поехали домой, говорю тебе!

И ведь она уже почти согласилась ехать. Домой так домой, это даже лучше. Все равно свидание вышло каким-то скомканным. А главное, чрезвычайно разволновало то, что Максим так отчаянно не хочет, чтобы она проводила вечер с другим.

Алена вздохнула. Хотела было сказать, мол, ладно, так и быть, но тут Максим вспылил:

— Да не будь ты такой дурой упертой! Поехали домой. Сейчас же!

Алена отшатнулась, но он еще крепче стиснул ее руку. Охранник хоть и не вмешивался пока, но уже уставился на них настороженно.

— Отпусти меня! — рассердилась она.

«Дура упертая» стало последней каплей. Сколько можно постоянно оскорблять ее, постоянно грубить? Почему он вообще себе это позволяет? И тут же сама и ответила: а кто ему запрещал? Он давно уже привык, что хамство ему сходит с рук, он, возможно, даже этого не замечает. Оскорбить походя для него так же естественно, как для других поздороваться, например. Для него не существует никаких рамок и авторитетов, любому может сказать что угодно. Даже матери и брату. И плевать ему на чужие чувства. Растопчет и не заметит. Но с нее хватит! Не будет она больше терпеть его грубость, его хамские выходки. Она выдернула руку.

— Никуда я с тобой не поеду! — вскинулась она. — Кто ты такой, чтобы мне указывать? Чтобы орать на меня? Ты мне никто!

— Какие-то проблемы? — подошел к ним, не вытерпев, охранник.

— Тебе чего? Тебя кто звал? Стой, где стоял, и не лезь куда не просят! — запальчиво ответил Максим.

— Молодой человек, немедленно покиньте помещение, — потребовал охранник, который, к слову, был раза в полтора шире Явницкого, тоже отнюдь не маленького, и на голову его выше.

— А если не покину? — продолжал нарываться он.

— В последний раз повторяю, — терял терпение охранник, — покиньте помещение.

— Отвали! — огрызнулся Максим.

Мужчина не выдержал, схватил его за шиворот и поволок к выходу. Макс извернулся, скинул куртку, оттолкнул охранника. Но что он мог сделать против такого бугая, да со сломанной рукой? В конце концов его сгребли в охапку и вышвырнули вон.

— Сука! — услышала Алена последнее, перед тем, как дверь захлопнулась и отсекла от нее его крики и ругательства.

Как бы безобразно, нагло и вызывающе Максим себя ни вел, с его уходом на нее вдруг накатила такая щемящая тоска, такое нестерпимое сожаление, что она еле удержалась, чтобы не кинуться следом на улицу. Сердце так и рвалось, обливаясь кровью.

Подобрав с пола его куртку, она вернулась в зал, но не смогла высидеть и четверти часа. Ренат пытался шутить, но она не могла ни на чем сосредоточиться и все его слова пропускала мимо ушей. В конце концов не выдержала:

— Ренат, прости, мне надо домой.

— Ты же ничего не поела даже. Может, мороженого хочешь? А может, все-таки вина или пива? Чуть-чуть не считается… — засуетился он.

— Нет, прости, мне правда надо домой. Я вызову такси.

Ренат заметно поник, но настаивать не стал. Даже предложил позвонить отцовскому водителю, чтоб тот довез, но Алена наотрез отказалась. И так ее не оставляло чувство неловкости и вины перед Мансуровым, не хотелось лишний раз злоупотреблять его добротой.

Такси подъехало минут через десять, но Ренат вызвался проводить ее до самых ворот.

— С этими таксистами ухо надо держать востро, — пояснил, — а то завезут куда-нибудь в лесок…

А когда фирменная желтая машина подкатила к дому, не поленился и вышел вместе с ней. У ворот остановился молча, словно чего-то выжидая. Алена тоже остановилась: неудобно было просто уйти. Наверное, надо что-то сказать? Поблагодарить за вечер? Попрощаться? Но пока она подбирала фразы, Ренат неожиданно подался вперед и припал к ее губам. Пару секунд она, ошеломленная, ничего не делала. Затем очнулась и оттолкнула его.

— Ты чего? — воскликнула.

— Прости, я… — помолчав, промямлил он. — Не знаю, что на меня нашло… Пока. Извини.

Затем развернулся и быстро пошел к тарахтящей в трех шагах от них машине. Хлопнула дверца, и такси укатило.

Алена с минуту стояла, обескураженная. Нельзя сказать, что ей было так уж противно, но весьма неприятно. Она вытерла губы тыльной стороной кисти. А потом вдруг безотчетно поднесла куртку Максима к лицу, вдохнула его запах, и в груди снова защемило. Она испуганно посмотрела в сторону дома, на его окно: вдруг увидит и подумает черт-те что.

Но Максима дома не оказалось. Жанна Валерьевна приставала с расспросами и к ней, и к Артему, беспокоилась, переживала, названивала сыну. Сокрушалась, что он не отвечает.

Алена хоть и не подавала виду, но переживала ничуть не меньше. Ругала себя последними словами: «Ну почему я не поехала с ним? Зачем надо было показывать гонор из-за одного грубого слова? Обижалась бы потом… А вот где он сейчас? Он же прямо не в себе был. В таком состоянии мало ли чего наворотит!» И его так грубо, так жестоко вытолкнули вон, еще и прямо у нее на глазах. А ведь он такой гордец! Каково ему после такого? Тогда она просто стояла в ошеломлении, наблюдая за происходящим. А сейчас эти события, будто воспроизводимые заевшим кинопроектором, то и дело вставали перед глазами. Слова его, конечно, хамские и оскорбительные, но наполненные таким пронзительным отчаянием. И взгляд — такой же. Почему она сразу этого не заметила? Почему не увидела, что он как на грани?

Полночи Алена металась, корила себя всячески за глупость, за слепоту, за ни к селу ни к городу взыгравшее самомнение. Уснуть, конечно, не могла. Какой уж тут сон? Она с тревогой, страхом и нетерпением ждала, что он объявится: то подходила к окну — вглядывалась в темную дорогу за воротами, то замирала у двери — вслушивалась.

Он и объявился. Среди ночи, пьяный и… с Кристиной. Оба с шумом и смехом ввалились в комнату напротив.

Алена как подкошенная сползла по стене на корточки. Ее вдруг заколотило, будто от сильного холода. Только вот она не чувствовала ни холода, ни тепла. Ничего не чувствовала, кроме боли. Эта боль, неожиданно острая, оглушительная, раздирающая, затопила, казалось, всю ее, каждую живую клетку. Хотелось в голос выть, и она крепко-крепко зажала рот ладонями.

«Какая же я дура! И впрямь беспросветная дура!»

Слезы струились по щекам, хоть она и зажмурилась.

«Знала же, всегда знала, что он не для меня, что ничего не может быть».

Спустя время Алена, обессиленная и опустошенная, перебралась на кровать. Не расстилая, легла поверх покрывала и, свернувшись калачиком, уснула.

16

Кассирша три раза переспросила: «Вам точно на семь двадцать? Фильм уже вдет вовсю. А в зале G этот же сеанс начнется через полчаса…»

Максим еле сдержался, чтобы не прикрикнуть: «Да точно! Давай уже скорее шевелись!»