Нет, если бы… Если бы Ник не был тем мудаком, из-за которого я до сих пор иногда чувствовала себя бракованной озабоченной самкой, если бы он был хоть на толику так же обаятелен в совместной жизни, и не доканывался со своими идиотскими и задротскими правилами… Если бы! Но этого не было. И невозможно было измениться за месяц, невозможно было вдруг осознать свои ошибки, провести срочную работу над ними. То ли он просто не нашел другой бабы, то ли его моделька от него ушла, то ли как собака на сене, решил «осчастливить» еще и меня — так сказать, за компанию.

— Так рад, что ты перезвонила, — вдохновенно заявил Ник, уже третий раз за этот обед, а я терпеливо улыбнулась, — как думаешь, у нас еще может срастись?

— Ник, почему ты решил, что это хорошая идея? — мягко улыбаясь, уточнила я.

Бывший же на меня смотрел растерянно, не находясь с ответом.

— Мы с тобой долго были вместе, — осторожно начал он, — это напоминало серьезные отношения. И… Маме ты нравилась. Она говорила, что я идиот, раз тебя упустил…

Напоминало… Ему это напоминало серьезные отношения. Полгода совместной жизни. Полгода гребанной работы над сглаживанием острых углов. Полгода терпимости к закидонам Ника и привычке зачитывать по утрам мантру «Зато не одна». Напоминало, да… Лишь потом, когда вышвырнула его вещи на лестничную клетку, прорыдалась и заменила замок на входной двери — поняла, что не так уж мне и плохо одной. Лучше чем с ним. Сама себя я вообще-то любила, со всеми своими закидонами. И что даже тот, откровенно скажем, довольно унылый секс — не стоил всего того… Да ничего не стоил. Ни слова сказанного в мой адрес. Ни одного чертового слова о том, что женщины, сфокусированные на карьере — не могут считаться полноценными. А про нимфоманию, про панель — ох, за это можно было и по морде дать. Будь я мужиком — обязательно бы выписала.

Маме Ника я нравилась… Ну, это был не секрет. На контрасте с ее раздолбаем-сыночком, который был весь из себя творец, гениальный фотограф и в периоды острых «творческих обострений» — отказывавшимся от заказных съемок и снимавшим что попало и называвшим это искусством… Да, наверное, покойной Раисе Петровне было бы спокойней, если бы мы с Ником остались вместе. По крайней мере, этого придурка во времена его «фото-запоев» было бы кому покормить. Но… Я не хотела быть Нику мамочкой. Я ему вообще никем быть не хотела. И честно и откровенно — отнюдь не из-за Ника у меня по спине бежали возбужденные мурашки. А от тяжелого, практически пылающего взгляда из-за столика чуть поодаль.

— Так что, Дань, может, начнем сначала, а? — заигрывающим голосом напомнил о себе Ник, — не торопясь, без спешки.

Он еще что-то вещал, но я в который раз выбесилась на это его «Даня» и пропустила все остальное мимо ушей. Вот не доходило до человека, что меня жутко раздражает это прозвище, как форма даже не от моего имени — а от мужского. Это вечно мне напоминало к стыду и печали, что в доме с Ником — мужиком буду я. А это был самый нежеланный образ, который я хотела примерять. Я и так на работе упахивалась в усмерть, если мне нужно и дома все проблемы разом решать, то нахрена мне вообще кого-то в свою жизнь пускать? У меня, в конце концов, кот есть. Вот к нему точно нет никаких вопросов.

— Коль, а без спешки это как? — Даню я вернула сторицей. Ник вообще терпеть не мог обычную форму своего имени — она была «слишком неуклюжей» для его тонкой возвышенной души творца. Вот и сейчас — терпел, терпел, но все равно раздраженно поморщился. Месть удалась.

— Ну, не торопясь. Не сводя все к постели. — Судя по блестящим глазам Ника, он ожидал, что меня это предложение сразит наповал. Смешно. А он точно со мной полгода жил. Он точно был в курсе про мои потребности? Это меня он хотел соблазнить «неторопливым путем» к сексу? Господи, мне точно не восемнадцать, а? Почему, мне желательно сразу «товар лицом» показать, чтоб я решила вопрос целесообразности отношений? Циничная, что уж там.

Нет, это я тут недавно думала, что, мол, как же везет героинькам любовных романов, которых все хотят. Ну, вот меня сейчас хотят вроде аж трое. Один — редкостный мудак, весом с полтора центнера (хотя, может, это я перебарщиваю), второй — блин, почти женатик, с беременной невестой, третий —… Ник. И этим все сказано. Дорогая вселенная, спасибо, это была смешная шутка. Или это я зажравшаяся сучка? Может стоить понизить планку и забить уже на некоторые недостатки мужика для перепиха? Хм-м-м…

Не стирая с лица улыбки, я пальчиком поманила к себе Ника. Он подался вперед.

— Знаешь, котик, — ласково шепнула я, по прежнему мило улыбаясь — в конце концов, у моего спектакля были зрители, и пусть текст они не слышали, но видеть им полагалось только то, что я хотела показать, — вот если бы ты мне прямо сейчас предложил пойти и качественно потрахаться — в моем кабинете ли, или пусть даже у меня дома, я бы бросила все, написала бы бумагу на отгул, и пошла бы с тобой страстно воссоединяться во всех известных мне позициях. Потому что тогда, знаешь ли, я бы хотя бы понимала — что ты действительно хочешь сойтись именно со мной. Что ты понимаешь свои ошибки в наших отношениях, и готов над ними работать. Но ты ведь мне этого не предложил, да, милый? И понимаешь же, каков будет мой отрицательный ответ?

Когда я выпрямилась — на лице Ника цвели пунцовые пятна, а пальцы судорожно мяли салфетку.

— Я думал, ты…

Мимо прошел Венецкий. И судя по мимоходом брошенному на меня взгляду — в игре "доведи до белого каления" я победила. Но… Эта победа меня не обрадовала. Меня больше беспокоило, что Игорь может решить, что я с Ником действительно начну что-то серьезное.

— Ты думал, изменилась я? — перебив Ника, уточнила, пытаясь сосредоточиться на его лице, а не провожать спину Венецкого взглядом, — нет, Ник, я не изменилась. И менять ритмику своей интимной жизни ради тебя не собираюсь. А теперь извини, у меня обед вот-вот закончится…

Сунула деньги под чашку, встала — под оглушенное безмолвие Ника, схватила сумочку и двинулась к выходу из кафешки. Туалеты были там — и рядом друг с дружкой. И, слава богу, не было никого, кто заорал бы мне: «Девушка, какого черта вы ломитесь в мужской?». Заперто? Нет…

О чем я думала? О нем. Только о нем. Дура? Да — дура. Но, если уж честно и откровенно — все время с Ником, я упорно изгоняла из головы мысли об Игоре, сидящем чуть поодаль, крайне недовольным, что я на обед явилась не одна. Отстранялась и от шевелящегося внизу живота желания, упорно делая вид — что нет, не хочу, не думаю, не об этом — не такая. Кого я обманывала? Как раз «такой» я и была. Я сходила с ума по мужику — по чужому мужику, и так, что ради него была готова на все. На любое его предложение, каким бы безумным оно не оказалось. Я даже не могла последовать своему же слову, ведь вчера я так решительно отказалась от «повторения», а сегодня…

Игорь стоял у раковины, тяжело опираясь на ее края, и глядя в зеркало с такой ненавистью, что было удивительно, как оно не разлетелось на осколки. Волосы у него были мокрые, на синем пиджаке виднелись темные пятна влаги. Господи, в каком же он раздрае… Я впервые видела его таким… Наверное, все-таки я это зря устроила… Хотя… Хотя это Венецкий утром угрожал мне увольнением, так что поделом ему!.

И все-таки… Я должна была уйти. А я стояла, прижимаясь спиной к двери туалета, пытаясь нашарить на ручке защелку. И ужасно хотела, чтобы Игорь ко мне повернулся.

Повернулся. Мне эта минута, которую он на меня смотрел, показалась вечностью. А вот то мгновение, за которые он преодолел разделявшие нас несколько шагов — оно было слишком быстро. Просто — раз, и я впечатана телом в дверь и уже обхватываю ногу Игоря своей. Раз — и нет больше воздуха в груди, и одни только беспощадные губы терзают мой рот, пытаясь выпить из меня остатки души.

Не мужчина — одно сплошное безумие, безжалостное, одержимое, неостановимое. От кого угодно могла отказаться, кого угодно могла послать, но не его… Господи, Игорь, ну почему… Почему ты-то так отчаянно меня хочешь, я ведь… Обычная. Не твой класс.

Мысли разлетались во все стороны, как кегли от тяжелого шара. И я задыхалась — весь мир задыхался, а как могло быть иначе? Такой контраст: горячие, практически раскаленные губы Игоря — на моей шее, и ледяные, мокрые пальцы толкающиеся внутрь меня. Я чудом не взвизгивала от такого контраста ощущений. Если бы могла, если бы только хватило сил — порвала бы на нем все. Пиджак, рубашку, все… Потому что больше всего сейчас хотела его кожи под ладонями.

— Дашка, останови… — в голосе такая мольба, такая мука, будто я его собой наказывала. Господи, он что, серьезно? Он верит, что я могу? Я, стоящая тут на подкашивающихся ногах, в задранной до талии юбке, отчаянно цепляющаяся в воротник его рубашки. Да я сама его сейчас оприходую вот-вот, а он просит такие вещи…

— Не дождешься, Венецкий. — Эта мысль срывается с губ и мне ее не жаль совершенно, я даже повторяю, — не дождешься.

Игорь рычит. Разъяренно, как дикий зверь, а затем рывком разворачивает меня лицом к двери и давит, давит на талию, заставляя прогнуться. И все его движения, резкие, быстрые, и боже — как это сейчас к месту. Я ждать уже не могла, господи, я бы не вытерпела ни секунды той прелюдии. Меня хотел Игорь — все, дальше можно было не говорить, я уже была на взводе. И сейчас — боже, наконец-то, я ощущаю этот член. И снова всякое движение Игоря внутри меня, внутри моей скользкой раскаленной щели — это взрыв. Сильный, сладостный взрыв, от которого слабеет все тело. И чтобы молчать приходится впиваться зубами в губу, но боли я не чувствую — все мое существо заполнено наслаждением, какой-то капле боли просто не будет места.

Движения Игоря быстрые, торопливые, и мое тело этому радуется. Ему не нужно тянуть, ему не нужно ждать, терпеть, оттягивать. Я рада кончить вот только-только, лишь дайте мне повод — и член Игоря. И сколько времени я выдержала? Сколько времени прошло до этого оргазма, что накрывает меня душной пеленой жаркого удовольствия? Я не знаю. Не знаю. Не знаю… Немного. Увы.