— Он владеет «Хартбек паблишинг». Это весьма необычный журнал. О чем там только не пишут: и о дзюдо, и о катастрофах, об антиквариате, воровстве; публикуют и военные воспоминания. В общем, всякую чепуху.

— Я так и знала, что мой муженек — большой спец по части средств массовой информации — что-нибудь да знает об этом. А что же такое «Одиннадцатый час»?

— Не представляю.

— Стало быть, не такой уж ты и всезнайка, а? Кажется, я догадалась! — Гарриет бросилась к дому, а ее муж кинул ей вслед кучу опавших листьев. Они посыпались прямо на собаку.


Итак, Гарриет кувыркалась с сэром Вальтером Бертоном! Что ж, отлично, мы выходим на большую арену. Сначала у нее были какие-то анонимные страховые агенты и спортивные тренеры, а теперь вон какая важная персона! Вообще-то мне всегда казалось, что он не по этой части. Так может, он водил с собой мою жену, чтобы доказать знакомым обратное? Надо было спросить ее, каков он в постели.

Похоже, чудеса никогда не кончаются. Просто невероятно, на что способна девчонка, готовая в любой момент сорвать с себя трусики. Подумать только — Кабинет министров! Я сказал, чтобы она держала ухо востро в следующий раз, когда ей доведется побывать там. Беда только в том, что Г. не представляет, какая информация может оказаться полезной. Она рассказала какую-то ерунду о двух больших рыжих котах, которых там видела. У одного из них, кстати, была простуда. Боюсь, этих сведений маловато для того, чтобы свергнуть правительство Ее Величества Королевы Английской.

Позвоню-ка я Хартбеку и разузнаю, не получится ли у меня загнать Джорджа Харкурта в угол. Это могло бы оказаться полезным.


А потом произошел этот нелепый эпизод. Вечером, в прошлую среду.

Не могу даже сказать, насколько мне все это было нужно. Просто я вдруг ощутил желание оказаться в городе. Я задумал разузнать кое-что об издательстве Харкурта. Г. была в тот вечер занята, так что нам пришлось пригласить соседку, жившую за углом, и попросить ее приглядеть за юной порослью Хэллоуэев. Восемнадцатилетняя Эллен, как и все старшие подростки, немного себе на уме, но у нее красивые волосы, и мальчишки ее любят.

Наверное, то, что произошло потом, уже давно зрело в моей голове. Правда, одному Господу известно, почему. Было ли это лишь физическим влечением? Или это всего лишь еще одно свидетельство моего необычайного, охватившего лишь меня одного безумия?

Как бы там ни было, я заглянул в «Грэйв-инн-роуд» в поисках Патрика, работавшего на Хартбека в «Лондон-бридж». Мы выпили с ним по чашке чая в его столовой. Патрик не сомневался в сэре Джордже, который, как оказалось, был не такой уж старой скотиной, чтобы тратить на него время. Я-то слыхал о нем совсем другое.

А затем, испытывая презрение к собственной персоне, я — едва ли не против воли — направился на Чаринг-Кросс-роуд, зашел в «Валоти» — небольшое итальянское кафе — и втиснулся за столик возле окна, из которого была видна входная дверь дома на Флиткрофт-Мьюз. Только что пробило шесть. Я выпил два каппучино и все время повторял себе, что надо бы мне идти домой.

Но я не сделал этого. Как я и предполагал, вскоре у дома появилась Г. Свитер, заправленный в джинсы, на спине рюкзачок. Она ничем не отличалась от остальных женщин, прогуливающихся по Чаринг-Кросс-роуд, только казалась необыкновенно высокой. Г. была такой спокойной, расслабленной; она шла, ничего не замечая, погруженная в мир звуков — в ушах ее торчали наушники плейера. Думаю, она слушала Пола Уэллера.

Я смотрел в запотевшее стекло «Валоти» и чувствовал себя отвратительно. Мне все это осточертело. Но я был возбужден, пульс стучал с бешеной скоростью. Думаю, официанты уже обратили внимание на человека, в одиночестве накачивающегося кофеином, который так странно себя вел.

Прошло чуть меньше часа, когда она вышла из дома и направилась к Кембридж-серкус. Эго была совсем другая женщина. Нет, разумеется, это была Гарриет. И что в этом самое отвратительное, так это то, что я не знаю, какая из них нравится мне больше. То ли добрая, милая, красивая жена и хорошая мать, с которой я жил в Блэкхите, то ли эта сексапильная красотка, явно собиравшаяся обойтись без такси. Первая была замечательной спутницей жизни, настоящим другом, который временами, признаться, немного раздражает. Зато вторая — женщина из мечтаний любого мужчины, при одной мысли о которой меня невольно бросает в дрожь и тело мое покрывается потом. И я жажду лишь одного — обладать ею. Но она не принадлежит мне. Моя жена — старая, добрая Гарриет. Но не Наташа.

Для этого времени года стоял чудный вечер. Предмет моей страсти — шикарная Наташа — шагала на юг, к реке. Освещенная фонарями, с гордо поднятой головой и зачесанными наверх волосами, она, казалось, привлекала внимание абсолютно всех мужчин, встречавшихся ей на Сент-Мартинз-лейн. Она уже не была спокойной и расслабленной — нет, это была собранная и энергичная женщина, отправившаяся на работу.

На ней был легкий брючный костюм сливового цвета. Брюки не скрывали, а лишь подчеркивали стройность ее бедер и обтягивали упругую задницу. Думаю, если бы я увидел ее спереди, то сумел бы убедиться, что и округлые выпуклости ее сисек тоже не скрыты жакетом. Вообще-то она говорила мне о том, что недавно купила этот костюм. Кажется, он от Бенни Онга. Правда, костюм она мне не показывала.

Пожалуй, она шла на встречу с клиентом, которого уже видела. Во всяком случае, мне известно, что на первое свидание она всегда надевает юбку.

Я выбежал из «Валоти» и поспешил следом за ней, то и дело спрашивая себя, стоит ли это делать. Мне было нетрудно следить за ней. Все мужчины не сводили с нее глаз, пока она переходила Стрэнд и шла к отелю «Савой». Что удивительно, у нее был вовсе не такой бесстрастный вид, какой она напускает на себя, отправляясь на встречу с клиентом.

Поэтому я и шел за ней. Думаю, что дело обстоит так. О Наташе я знаю лишь то, что Гарриет считает нужным рассказать мне. С той ночи, как я побывал в ее объятиях под именем Роджера Конвея, я имел возможность узнавать что-то о Наташе только от Гарриет, которая, скорее всего, многое скрывала. Остальное дорисовывало мое воображение. Но я становился все нетерпеливее. Я должен был еще раз увидеть Наташу. Еще раз…

На улице, которая вела к «Савою», я замедлил шаг. Здесь все напоминало мне об отце. Сколько раз он говорил мне, что тут — единственное место в Британии, где разрешено правостороннее движение транспорта. Думаю, я слышал это от него сотни раз. Полагаю, правостороннее движение дозволено в этом месте для того, чтобы постояльцы отеля могли вылезать из машин с правой стороны.

Г. вошла в отель через вращающиеся двери, а я спрятался под навесом театра «Савой». Через стекло я видел, как навстречу Наташе Ивановой из кресла в фойе поднялся высокий, поджарый, седовласый господин с усами. Взяв его за руку, она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Я успел заметить, как его рука скользнула по ее спине, а затем опустилась на ее задницу, прижимая ее к себе. Они составляли неплохую пару.

А потом они зашли в роскошный лифт, и его двери закрылись.

Я знал, что совершил огромную ошибку, явившись сюда. Лучше бы мне держаться отсюда подальше. Загнать все эти мысли куда-нибудь в дальний уголок моей головы. Убедить себя, что она всего лишь занимается определенной работой в офисе КПЭСМИ — ночной работник. Эмоции захлестывали меня, причем некоторые были весьма необузданными. Я испытывал дикую ревность и еще много того, о чем писать не принято. Даже для себя.

Пожалуй, мне лучше вернуться домой, решил я. Вместо этого я обошел отель и очутился между Стрэндом и рекой. Кажется, это место называется Савой-Хилл. На реку смотрели тысячи окон, просвечивающих сквозь кроны деревьев. Это были и комнаты администрации отеля, и кухня, и прачечные, и спальни, спальни, спальни… Тысячи горящих окон светились в темноте. Какая глупость — стоять на этой узенькой улочке и гадать, за которым окном моя жена развлекает своего клиента. Через несколько минут начнется дождь, и я стану самым несчастным человеком во всем Лондоне. Да уж: «муж на часах»! Ох!

Я пошел на поезд.

Я больше не должен делать этого. Я совершил серьезную ошибку.


В следующий вторник в 11.30 — интервью с сэром Джорджем Харкуртом в офисе «Лондон-Бридж». Похоже, он заинтересовался. У меня больше нет времени на записи. Надо мне кое-что разузнать и почитать. Чувствую себя намного лучше.


В воскресенье утром Гарриет и Питер занимались любовью — как и тысячи других английских пар с детьми, которым лишь утром, пока по телевизору идут мультфильмы, удается урвать немного времени для близости. Все было просто замечательно. Гарриет сказала Питеру что-то хорошее. Совершенно не думая о том, что говорит. Просто ей нравились его ритмичные движения. Вот она и сказала ему об этом.

— Можно подумать, что я — твой клиент, — заявил вдруг Питер.

— Что за ерунда, глупыш ты мой, — проворковала она, смачно поцеловав его.

— Ты ведь именно такие вещи говоришь клиентам, не так ли?

— Чего только я не говорю!

— Ну вот, сама призналась.

— Мы еще занимаемся любовью или уже прекратили?

— Я тебе не клиент!

— Но это же смешно! — воскликнула Гарриет. — Я сказала это просто потому, что мне действительно было приятно. Мне нравилось, вот я и сообщила тебе об этом. Клиентам я говорю, что довольна, потому что в этом заключается моя работа. Питеркинс, ты же отлично понимаешь, что это разные вещи.

Питер слез с нее, лег на спину и, схватившись руками за изголовье кровати, вперил взор в потолок. Гарриет стала замерзать и решила, что ей лучше принять ванну до того, как она окончательно разозлится.

— Пожалуй, я пойду приму душ, пока мальчишки не начали колобродить.

— Как же, не начали! Ты разве не слышишь? Они вынуждены часами смотреть телек.