– Да при чем тут я? Ты делаешь всё сам, я только стараюсь тебе помочь…

– Ты – мой ангел-хранитель… – продолжал он, словно не слыша.

– Не говори так, – испугалась девушка. – Так нельзя… Игорь, послушай, я знаю, ты сейчас в хорошей форме, Виктор тебя хвалит, но… Уверенность нужна, конечно, но мой папа всегда говорит: «Надейся на лучшее, готовься к худшему».

– Ты предсказываешь мне поражение? – нахмурился Мелихов.

– Нет, что ты. Я уверена, всё будет хорошо. Просто… я не хочу, чтобы победа была для тебя… как бы это объяснить? Ну, единственным вариантом развития событий. Надо, чтобы и пораж… то есть, другой исход не стал для нас ударом.

– Знаешь, Лен, – задумчиво ответил Игорь. – Петрович мне частенько повторял одно время: мол, не победа учит, учит – поражение. Проиграл – прошёл целую школу. Я согласен, к поражениям можно и нужно относиться именно так. Но это – потом. А вот выходить в ринг с подобными мыслями – значит, уже проиграть.

– Я знаю… – поспешила исправиться Ленка. – Просто… Все эти люди, твои друзья, мама, корреспонденты… Они уже заранее кричат, что всё будет здорово. Даже Виктор уже ходит-светится, словно бой позади. Меня это пугает, понимаешь? Как будто иного варианта и быть не может, как будто проигрыш – это смерть.

– Да, Лен… Проигрыш действительно будет равносилен смерти. Моей смерти, как боксёра.

– Но почему?

– Это не объяснить. Просто знаю.

– Глупости, – замотала головой девушка. – Люди восстанавливаются и не после такого…

Неожиданно Настёна вскрикнула – одна из птиц, не насытившись, вылезла из воды, и теперь довольно агрессивно охотилась за кулачком девочки, вытягивая шею и требуя новой порции крошек. Малышка испуганно бросилась к скамейке, лебедь – за ней. Игорь шикнул на него, и тот заковылял обратно – одна лапа у него была странно приподнята, он только слегка ступал на неё.

– Пап, смотри, бедненький… – расстроилась Настя и добавила:

– Как наша Леночка…

Наступила секундная тишина. И Мелихов вдруг порывисто и сильно прижал к себе девушку – обеими руками, словно защищая, как маленького ребёнка. Он склонился к ней и… наверное, ей показалось, дотронулся губами до её макушки – раз, другой… поверить в это Ленка попросту не могла. Она не знала, как реагировать. Любые проявления сочувствия всегда были ей невыносимы, и даже самые близкие люди остерегались его демонстрировать. Конечно, Настя – искренний и наивный ребёнок, но Мелихов…

И всё-таки Ленка не испытывала сейчас привычного унижения. Ей только хотелось заплакать, как обиженной девочке, требующей защиты у сильного, ласкового взрослого. Он, конечно, утешит, вытрет слезы и приласкает. Впервые в жизни чья-то жалость не была оскорбительной. Значит, от любящего и любимого человека она может быть даже желанной?

Ленка очнулась – о чём это она? Она для Мелихова чужая, совсем чужая. Тогда почему он уже несколько секунд держит её в своих объятьях, почему так странно молчит и не отпускает? И почему эта желанная, невозможная, невероятная ласка отзывается в сердце такой режущей болью? Карета всё равно превратится в тыкву, а платье – в лохмотья, обман раскроется, иллюзия рухнет. Лучше бы он этого не делал, не сводил её с ума, не играл с ней, как с послушной мышкой… и… только бы он не отпускал её – никогда. Но сейчас будут произнесены какие-то слова, и всё закончится. Она же их и произнесет, другого выхода нет.

Но произнес их совсем другой человек.

– Не примёрзли? – раздался сзади знакомый насмешливый голос.

Из-за скамейки появился Белозерцев. И как они не услышали его шагов? Ленка резко отодвинулась от Игоря, а тот нехотя и медленно убрал руку с её плеча.

– Чего тебе? – грубо спросил он.

– Да ничего, гуляю просто. А что – нельзя? – Серый стоял, широко расставив ноги. На лице его, не смотря на улыбку, не было и тени благожелательности.

– Именно здесь гулять приспичило?

– А чё, это место – заповедное? Дошёл до площадки – смотрю, вас нет…

– На качельках решил покачаться? Во дворе тебе мало? – всё сильнее хмурился Мелихов.

– Ага, вот именно, – радостно закивал парень. – Забыл, я отвечаю за твою безопасность?

Но в глазах у него читалась настоящая злость.

– Ладно, пошли домой. Насть, мы уходим, – крикнул Игорь.

Он сам стал мрачнее тучи, поднялся, даже не подав девушке руку, и, не глядя на неё, спустился к берегу за Настёной.

На обратном пути никто не разговаривал, Ленка с девочкой шли впереди, мужчины – сзади, на приличном от них расстоянии.

Девушка оглянулась, придерживая калитку.

– Поговорим? – услышала она слова Серого.

– После ужина, – бросил Мелихов и быстрым шагом отправился в дом.


***


Они стояли в беседке. Ленка давно уложила ребёнка, и, наверное, тоже спала – время было позднее. Всё вокруг погрузилось во тьму, и Мелихов не видел лица Серого, только светящийся кончик сигареты приятеля показывал, что тот находится метрах в полутора от Игоря. По молчаливой договоренности освещение в беседке включать не стали.

– Давно мы по душам с тобой не беседовали, – первый произнес Белозерцев, ответа не дождался и добавил:

– Назрел разговор, да?

– О чём? – презрительно бросил Мелихов.

– Ни о чём, а о ком. Не придуривайся!

– Ладно, давай. Чего тебе надо?

– Чтобы ты отстал от неё, – мрачно ответил тот. – Хорош лапать Ленку.

– Так. Это всё? – сжал зубы Игорь.

– Мелихов, ты… Я ведь насквозь тебя вижу! С Викой – разбежались, надоело. Трахаться хочется. А бабу искать некогда. И тут – свеженький такой под рукой вариантик. Тебе хорошие девочки в новинку, верно? Только она тебе не нужна – попользуешь, да и найдёшь себе снова вешалку. Для журнала с Ленкой не снимешься – обсмеют. За забором держать – надоест. Тусоваться – не формат. Оставь ты её в покое, а? Как друга прошу, как мужика! Не для тебя она, ясно?

– Оставить? Для тебя, наверное, да? Ну, говори, говори…

– Да, – голос у него стал вызывающим. – Я тебе объяснял… Что люблю её. По-настоящему, понимаешь? Так, как со мной ва-аще никогда не было. Мне она – любая нужна, с ногой, без ноги. Я её стесняться не буду – где не дохромает, на руках отнесу. А кто вякнет – убью. А ты… друг, называется! Знаешь, что девчонка не твоя, а лезешь.

– А ты её спросил? Нужен ты ей?

– Конечно, – уверенно кивнул Серый. – Я же не просто так, как некоторые. Я женюсь, ясно тебе?

– Че-го-о??

– Того! Всё, как положено. Не хотел тебе до боя говорить, ну уж ладно, коли разговор такой. У меня своё дело будет, тобой больше заниматься не стану. Да ты и сам спишь и видишь, как от меня избавиться. Делаю после матча Ленке предложение – и адью, Мелихов. Останемся друзьями.

– Уверен, что она за тебя пойдёт?

– А кто ей ещё замуж предложит? Для Ленки – классный вариант. Матери её я тоже понравился.

– Бредишь? Думаешь, она согласится, раз других шансов нет? Ну, ты и дуб, Серый… Мы про Ленку говорим, нет? Не видать тебе её, как своих ушей! Не любит она тебя!

– Полюбит. Я ей нравлюсь, это точно. У нас отношения хорошие. А как поймёт, как я к ней – полюбит обязательно. Мне всё равно – больная, не больная. Знаю, что такой уже больше не встречу.

– Заладил – «больная»! Да она здоровее нас всех, вместе взятых, – в сердцах бросил Игорь. – А у тебя – детский сад какой-то получается. Сказка – «Маша и медведь».

Злость душила его. Как некстати сейчас этот косолапый со своим нахрапом!

– Девочка она ещё… впечатлительная, – продолжал приятель. – Чемпион внимание уделяет – ясен перец. Не вставай на моей дороге – тебе ведь на хрен это не надо.

Мелихов, сжав зубы, молчал.

– Так что? – спросил Белозерцев после паузы. – Обещаешь?

– Да пошёл ты! – резко бросил Игорь.

– Та-ак… – протянул друг почти угрожающе.

Мелихов хорошо представлял сейчас выражение его лица.

– Так, понятно, – повторил Серый. – И какие же у тебя планы?

– И планы мои – только мои, усёк?

– Спасибо, ответил… Откровенностью за откровенность, – сплюнул Белозерцев.

– Я тебя не исповедовал – сам трындел. Одно скажу – за Ленку не решай. А будешь на неё давить – держись. Хочешь уйти – валяй. Проведу этот бой и без тебя, в пустом углу!

– Ну уж нет! – заявил парень. – Сейчас не уйду, потерпи. Ленка тебя до боя не бросит, а я её здесь одну не оставлю.

– И как же мы будем жить, дорогой?

– Как раньше. Вот поговорю с ней, и всё определится.

Сигарета погасла – приятель затушил её, бросив во влажную ночную траву. Игорь услышал быстро удаляющиеся шаги. Он сел, обхватив руками голову. А что, если этот козел, и правда, сделает Ленке предложение, и та, от безысходности, или от любовного красноречия Серого, согласится? Может, не стоило так затягивать с объяснениями? Догадывается ли девушка о его собственном к ней отношении?

Наверное, всё-таки догадывается – как иначе? Хотя, конечно же, ни в чём не уверена, мучается и переживает. Игоря возбуждала эта игра с Ленкой – на грани дозволенного. Он то изображал из себя строгого шефа, то по-дружески тепло общался с ней, а то словно невзначай проявлял ласку, касался девушки, порой приводя её в крайнюю степень смущения, но никогда не давал понять до конца, как к ней относится. А после с удовольствием вспоминал и гадал – что она обо всём этом думает. И ещё – мечтал о моменте, когда тайное станет явным, и они будут принадлежать друг другу, представлял её лицо в этот миг, и на душе у него разливалось такое предчувствие счастья!

Он не сомневался или почти не сомневался во взаимности. Разве не видно, как искренне, доверчиво она относится к нему, как смущается и радуется при встрече? Как трепетно принимает его незначительные знаки внимания, а в её глазах при этом появляется недоверчивая радость, тревожный вопрос: «Так ли я поняла тебя? Я нужна тебе, правда?»

Сегодня, когда, повинуюсь внезапному порыву, Мелихов позволил себе несколько больше, чем обычно, она так трогательно прижалась к нему… «Как правая и левая рука – твоя душа моей душе близка. Мы смежены, блаженно и тепло, как правое и левое крыло…»3 Не важно, кто это написал, главное, это про них. Какой там, на фиг, Серый! Объяснение могло произойти прямо там, на скамейке, и произошло бы, если бы не Белозерцев. Когда он объявился у озера, девочка расстроилась не меньше Игоря.