– Конечно, для Насти это будет нелегко, – деловито начала психолог. – У меня есть простой вариант: давайте скажем, что вы уезжаете в длительную командировку. Но будете ей звонить и иногда навещать. Лучше всего, если вы поедете вместе с нами в садик, пройдётесь с девочкой по территории, чтобы это было как бы ваше совместное с ней решение. Это, кстати, поможет ребёнку адаптироваться.

– Нет, так не пойдёт, – вмешался Мелихов. – Настю я отвезу сам. Это первое. Второе. Звонить Елена не сможет. Навещать тем более. Надо сделать так, чтобы девочка осознала – Елены вообще больше не будет в её жизни. Никаких ложных надежд.

– Понимаете, Игорь Глебович, – покачала головой психолог, – так резко обрубать связь с прежним миром нельзя. Настя всё равно будет помнить про своих друзей, ждать и даже грустить. Может, Елене всё-таки попробовать выбрать время для…

– У неё не получится, – отрезал Мелихов.

– Вы ничего не поняли, – Ленка не в силах была сдержать бешенство. – Просто кому-то хочется, чтобы мы с Настей страдали. Чтобы она думала, что я её выкинула! Хороший папа объяснит девочке, что её снова предали.

– Но никто ведь не виноват, что у вас такие обстоятельства! – удивилась Алевтина Ильинична. – Не стоит обвинять Игоря Глебовича…

– Это неважно, – всё тем же ледяным голосом произнёс Игорь. – Просто сделайте так, чтобы девочка не сильно расстроилась. Да, я не разрешаю никах визитов и звонков. А ты как себе это представляла, Лена? На хрена тянуть кота за хвост? Скажи, что звонить не сможешь, вернешься через год… через сто… а к тому времени Настя и думать о тебе забудет…

Психолог нахмурилась, в глазах её появилось недоумение. Она хотела что-то добавить, но девушка перебила.

– Хотите одну историю? – Ленка сжала руки в кулаки, чтобы не дрожали так заметно пальцы. – У моей подруги – ты её видел, Игорь… в детстве умерла мать. Взрослые боялись, как среагирует девочка, и не сказали ей правду. Они долгие месяцы врали ей, что мама в больнице. Юлька до сих пор не может простить им этого ожидания. Она мне рассказывала. Говорит: «Я бы тогда приняла всё как есть – раз и навсегда. Они же вытянули из меня все жилы. Я бросалась на каждый телефонный звонок, стояла под дверью, ждала у окна – и всё никак не могла понять, за что же мама меня бросила? Почему она просто пропала и всё?»

– Очень душещипательно, – прервал её Мелихов. – Так в чём проблема? Вот и я говорю – нечего тягомотничать. Только придумайте, как обойтись без рыданий.

– Какой-то у вас пример… неподходящий, – психолог обращалась к девушке. – Во-первых, смерть… Во-вторых, вы всё-таки не мать, а это разные вещи.

– Не мать… – Ленка посмотрела на Игоря. – А кто у Насти мать?

– Вот-вот! – он категорически не желал ничего слышать. – Внушила девочке эту глупость, а теперь всем головняк.

Девушка даже не стала оправдываться. Она боялась, что они сделают сейчас что-то непоправимое, и не знала, как это предотвратить…

– Может, вы сами что-то предложите? – Алевтина Ильинична уже заметно нервничала и пыталась найти компромисс.

– Игорь, ты знаешь. Я всегда говорила Насте одну только правду, – Ленка невольно прислонила руку к области сердца – было тяжело дышать. – Скажу и сейчас.

Маска впервые спала с лица Мелихова. Даже в глазах у него что-то переменилось.

– Какую ещё правду? – буркнул он.

– Правда всегда одна. И поговорю я с девочкой сама, наедине.

Психолог растерянно пожала плечами:

– Я не знаю… На ваше усмотрение, Игорь Глебович. Я не знакома с обстоятельствами, и…

– Никакого усмотрения, – неожиданно жёстко заявила девушка. – Я заработала право попрощаться с ребёнком и самой решить, как это сделать.

Она шла ва-банк и не испытывала никаких колебаний.

– Это мой ребёнок, – тихо произнес Игорь.

– И мой, – Ленка выпрямила спину и смотрела на него в упор, требуя, чтобы он признал это абсурдное заявление истиной.

По лицу Мелихова пробежала едва заметная тень, и он сказал совсем иным тоном:

– Хорошо. Я знаю, ты всё сделаешь правильно. Но вы расстанетесь окончательно.

– Расстанемся. Но звонить ты мне не запретишь. И навещать её я тоже буду – так часто, как ты позволишь. Не бойся, я объясню ей все ещё раз. Что я ей не мама. И что никак не смогу влиять на её жизнь.

Бояться больше стало нечего. Столкнувшись с открытой ненавистью, Ленка уже не нервничала. По крайней мере, здесь всё было предельно ясно. И она начала сражаться.

– Зачем тебе это, не могу понять?! – раздражённо буркнул он.

– Я ведь не умерла, Игорь, – тихо сказала Ленка. – Есть только две причины, по которым я не смогу ей звонить – или я умерла, или ты запретил. А врать я отказываюсь. Хочешь выставлять себя тираном – дело твоё. Но я не собираюсь тебе в угоду выглядеть в её глазах предательницей.

– Блюдёшь свои интересы!

– Да, наши общие с ней интересы. Пусть лучше девочка ждёт конкретной даты – даже если это один день в году, чем стоит у окна, как та моя подруга и гадает – за что её бросили. Тогда она привыкнет, что меня нет с ней одиннадцать месяцев, и что это в порядке вещёй. И будет жить другой жизнью – спокойной и нормальной.

– Вы абсолютно правы! – решительно кивнула вдруг Алевтина Викторовна. – Я тоже против того, чтобы рвать по живому. Конкретная дата визита или звонка. Только это надо соблюдать неукоснительно. Кстати, при разводе так и поступают.

– У нас не развод! – Игорь терял терпение, ему не удавалось сохранять равнодушно-холодный тон. – Я вам уже объяснял – это моя сотрудница, я её увольняю!

– Увольняешь? – чуть не засмеялась девушка. – Да если бы не Настя, ноги бы моей здесь не было.

– Давайте всё-таки о ребёнке, – взмолилась психолог. – Игорь Глебович, вы согласны – по поводу звонков и посещений?

– Ладно, – сдался Мелихов. – Будешь звонить раз в неделю, а навещать раз в месяц.

– Спасибо тебе… – искренне поблагодарила Ленка. – Большое спасибо!

Конечно, Настя всё равно будет тосковать, но это хотя бы не смерть при жизни…

– Только одно условие, – он сдвинул брови. – Ничего не рассказывай девочке о себе. Ей незачем знать, замужем ты, к примеру, или нет – ясно?

– Ясно… – недоуменно ответила девушка. – А почему, собственно?

– Потому что… Потому что я ничего не хочу о тебе знать.

Алевтина Ильинична чувствовала себя не в своей тарелке. Она поняла, что попала на какую-то нехорошую разборку, но суть дела оставалась для неё недосягаемой. Однако ни Мелихова, ни Ленку это уже не волновало.

– Да, и ещё, – добавил он. – Я приехал на оба выходных, так что можешь собираться прямо сейчас. Я приведу Настю. Вот расчёт. Ещё раз спасибо за всё.

Игорь положил на стол деньги, отвернулся и вышел из гостиной. Он что – всё ещё пытается оплатить купленные в августе шмотки? Или просто хочет унизить? Впрочем, девушку это уже не волновало. Ей хотелось реветь от горя, обиды и страха. Да провалился бы он куда-нибудь со своими паршивыми бабками! Зачем она вообще брала у него деньги – пожалела, называется! Отдать бы ему теперь обратно всё, что он когда-то платил!

Ленка с ненавистью смотрела на пачку. Начать снова отказываться – глупо, театрально, бессмысленно… Сейчас уже не до того… и уже всё равно, что он подумает… Но если Мелихов начнет пихать ей эти деньги – тогда она точно не выдержит! Хватит уже отвратительных сцен!

Девушка растерянно обернулась по сторонам – бросила взгляд на камин, а дальше действовала уже инстинктивно. Брезгливо, двумя пальцами взяла пачку, сделала шаг вперёд и с отвращением бросила деньги в камин – поглубже, за холодные чёрные угли.

– Ох, ну что это ещё за достоевщина! – укоризненно произнесла Алевтина Ильинична.

Ленка и забыла про присутствие посторонних. Достоевщина? Ах, да… вот что это напоминает. Смешно, если бы не было так тошно.

– Не ваше дело… – грубо, но вяло ответила она.

Психолог не обиделась, наоборот, она смотрела на девушку почти виновато:

– Послушайте… Только не волнуйтесь, пожалуйста! Я не знаю, что происходит, не могу вмешиваться… Но будьте уверены – девочке будет у нас хорошо. Не переживайте так, прошу вас…

Ленка не отвечала. Она представить себе не могла, что сейчас будет. Наконец, Мелихов привел перепуганную девочку – кажется, он уже что-то успел ей сказать, потому что она сразу же бросилась к Ленке и вцепилась в неё.

– Мы ведь договорились? – подняла на него глаза девушка.

Игорь кивнул и жестом пригласил Алевтину Ильиничну в столовую. Ленка сама закрыла за ними дверь.

– Мама, я не хочу в садик! – взвыла Настёна.

– Так. Насть… подожди, успокойся. Успокойся, девочка моя ненаглядная… Ну, пожалуйста, а то мы не успеем с тобой всё обсудить…

Кое-как уговорив малышку, девушка усадила её в кресло, а сама присела перед ней на корточки – совсем как тогда Серый. Взяла её ладошки в свои руки и начала объяснять.

– Детка. Я не могу больше жить у вас в доме.

– Почему? – с отчаянным напором вопрошала Настя.

– Потому что твой папа не может мне больше платить. По разным причинам. Но мне надо зарабатывать деньги в другом месте.

– Я его попхошу!

– Нет, ничего не выйдет. Я ведь тебе объясняла – я учусь, а потом мне придется работать, помнишь? Я ведь не обманывала тебя, не говорила, что я буду здесь жить всегда?

– Нет, говохила, говохила!! Я точно помню!

– Нет, Настёна, не помнишь, потому что не говорила. Теперь слушай – папа тренируется перед матчем и не может сейчас быть с тобой дома. А все дети, у которых родители работают, ходят в садик. И Кирюшка ходит, он ведь тебе рассказывал. Это – его работа, ему там нравится. Он там играет и готовится к школе. А ты как же? Представь – приходишь ты в первый класс, а сама ничего не знаешь! Все знают – а ты нет!

– Ты меня научишь!

– Я ведь не учитель… Объясню тебе неправильно, и все будут смеяться.

– Кирюшка ходит в дхугой садик! Его вечером бехут! А папа сказал, что я буду там спать! Ночью!