Мое лицо вытягивается в недоумении, когда я прокручиваю в голове последние несколько минут, но, честно говоря, я был в какой-то «зоне Новы» и ничего не помню. Я ощущаю, насколько легче мне стало в данный момент. Но это чувство рассеивается, стоит только мне выйти из машины в надежде, что сегодня неплохой день для терапии, и я смогу забыть о своем желании. Оказывается, мир хочет играть противоположно тому, что хочет Куинтон, потому что терапия не только засасывает, но и вытаскивает наружу чертовски много эмоционального дерьма, с которым мне не хотелось иметь дело сегодня.

Все начинается, когда я говорю о том, как не хочу переезжать в Вирджинию, но пребывание в Сиэтле по моему собственному опыту в конечном итоге приведет к огромным проблемам. Когда Грег спрашивает меня, почему я думаю, что могу попасть в неприятности, и не хочу, чтобы все изменилось, когда я только начал возвращаться к нормальной жизни.

- Все изменится, что бы ты ни делал, Куинтон. Такова жизнь, - говорит он монотонно, как всегда, когда он вынуждает меня говорить о чем-то эмоциональном.

- Но что, если я не смогу справиться с этими переменами? - спрашиваю я. - Потому что даже сама идея переезда заставляет меня чувствовать, что моя голова сейчас взорвется.

- Ты справишься, - успокаивает он меня. - Просто это займет время.

- А если я не хочу туда ехать? - говорю, глядя, как стрелки на настенных часах движутся по кругу. Время всегда движется неважно, что я делаю. - Мысли о будущем - это так тяжело.

- Ты сделаешь это, но с твоей стороны потребуется некоторое время и усилия, - говорит он, пододвигая свое кресло ближе к столу. - Скажи мне, ты работал над тем, чтобы снять фото и рисунки со стены, как мы договаривались?

- Нет, я не готов, - говорю я холодно, вцепившись в ручки кресла. - Перестань давить на меня.

- Почему ты думаешь, что не готов? - спрашивает он, скрестив руки на аккуратно организованном столе. Он всегда спокоен, и носит твидовый костюм без галстука. Он выглядит, как обычный скучный человек, и я поневоле задаюсь вопросом, как, черт возьми, он поможет мне с моей колеблющейся нестабильностью, если сам, вероятно, этого не понимает.

- Я так не думаю. Я знаю, - падаю в кресло, скрестив на груди руки, борясь с непреодолимым желанием достать сигареты и закурить прямо здесь в офисе. - Каждый раз, когда я собираюсь сделать это, я чувствую, что схожу с ума и теряюсь... я чувствую, что отпускаю то, что не должен отпускать. - Лекси. Моя мама. Мои мучения и самоистязание.

- Я знаю, что это тяжело, - он тянется к ручке и папке в картотеке за своим столом. - И я не говорю, что ты должен их все убрать. Но я беспокоюсь, что причина, по которой ты оставляешь их там, твое напоминание о прошлом, которое мешает тебе работать над движением вперед по исцелению себя.

Я хочу разозлиться на него, но он говорит правду. - Знаешь, ты прав, - говорю я прямо. - Вот почему я держусь за них, но даже мысль о том, чтобы снять фото и эскизы – отпустить все – вызывает у меня желание принимать наркотики снова. Если бы во мне были наркотики, то я легко смог бы их снять или хотя бы почувствовать себя лучше.

- Почему же? - спрашивает он внимательно. - Как наркотики могут помочь тебе чувствовать себя лучше, убирая фото со стены?

- Потому что у меня не будет чувств, которые я знаю, появятся, когда я буду тянуть фотографии вниз.

- Каких именно чувств?

- Чувства вины.

- За что?

Я прищуриваю глаза на него, потому что я говорил с ним достаточно об этом, и он знает, что я чувствую себя виноватым. - Ты знаешь.

- Ты прав. Я знаю, - он делает пометки, записывая их на бумаге. - Но я хотел бы, чтобы ты сказал это вслух. Словесно выразил то, что происходит внутри твоей головы.

Моя челюсть напрягается. - Я чувствую вину за этот гребанный несчастный случай и за то, что я убил людей, - говорю сквозь зубы. - Теперь ты доволен? Я сказал это.

Он качает головой. - Что я хотел бы знать, почему именно ты чувствуешь себя виноватым в этой аварии?

Я качаю головой, боясь эмоций, которые колыхаются на поверхности. - Ты знаешь на это ответ. - Я вонзаю пальцы в ладони, сжимая их изо всех сил, пытаясь перекрыть душевную боль физической. - Поэтому не спрашивай.

Он откладывает ручку и скрещивает пальцы на столе. - Нет, не знаю, Куинтон. Потому что каждый раз, когда мы доходим до аварии, ты никогда полностью не говоришь, что ты чувствуешь. Ты всегда ходишь вокруг да около и уходишь от ответа. Наркотики помогают тебе с этим справляться, поэтому ты хочешь вернуться к ним каждый раз, когда тебе приходится сталкиваться с трудностями.

- С трудностями, - я бросаю на него холодный, тяжелый взгляд, потирая руку, где нанесена татуировка: Лекси, Райдер, Никто. Все люди, которые умерли в ту ночь, Никто - это я. Я помню, как делал ее, татуировщик посмотрел на меня, как на психа, но мне было все равно. Я не заботился ни о чем, кроме того, что причинял себе боль больше и больше, потому что это был единственный способ отвлечься от душевной боли и вины. - Ты знаешь, насколько тяжело даются мне эти разговоры, и что каждый раз я чувствую себя дерьмом? Как трудно дышать, когда я должен говорить о тяжелых вещах... о несчастном случае... о смерти... об умерших. - Мой голос резкий, потому что он ворошит воспоминания, которых я не хочу касаться. - Иисус, не похоже, что кто-то другой поступил бы иначе. Причины смерти людей ... Я уверен, что никто не захочет об этом говорить.

Он считает, что я высказался, а потом снова тянется к ручке. Затем он записывает что-то на углу бумажки и отрывает ее. - Я хочу, чтобы ты поприсутствовал на встрече группы, - говорит он, протягивая руку через стол, чтобы передать мне листок бумаги.

- Я и так это делаю каждый вторник и четверг, - мой тон груб, когда я вырываю листок из его пальцев.

- Да, но это другого рода группа. Это не группа трезвости, которую ты посещаешь. Эта поможет тебе справиться с чувством вины за несчастный случай, - объясняет он. - Многие люди прошли через подобные переживания. И с несчастным случаем, и с наркотиками после этого.

Я смотрю на клочок бумаги, на котором написан номер телефона и адрес. - Там собираются люди, которые виновны в дорожно-транспортном происшествии и по их вине кто-то... умер?

Он размышляет перед ответом. - Ну, не все случаи связаны с дорожно-транспортными происшествиями, но я думаю, было бы полезно поговорить с людьми, которые пережили нечто похожее и испытали такое же чувство вины.

Мои пальцы сминают листок бумаги в руке. - И через что же они тогда прошли?

- Ну, основатель группы, Уилсон Феррисон, проехал на красный свет, разговаривая по телефону, - говорит он с грустью. - Он сбил пожилую пару. И подсел на наркотики на много лет... он мой друг, поэтому я своими глазами видел, как плохо ему было. Но сейчас он проводит большую общественную работу и тратит свое время на разговоры с людьми о том, что произошло, пытаясь не только предотвратить такие вещи, но и помочь тем, кто пережил подобное и пытается справиться с чувством вины.

Я убираю бумажку в карман, пытаясь переварить то, что он только что сказал, но мне дается это с трудом. - Я должен сначала позвонить или можно просто прийти? - спрашиваю его, поднимаясь на ноги.

- Сначала позвони и скажи им, кто ты. Я поговорю с Уилсоном о тебе, - говорит он, положив исписанные на протяжении сегодняшней сессии листы в папку. - Только, пожалуйста, позвони им. Я действительно думаю, что для тебя важно знать, что ты не один.

Не один. Такое чуждое понятие для меня, и я даже не знаю, как реагировать. Когда я умер и вернулся, я чувствовал себя призраком, с которым никто не хотел говорить, потому что я был ужасным напоминанием о том, что случилось. Так что я сделал миру одолжение и сделал все, чтобы прекратить свое существование. За последние несколько лет мир вокруг меня был огромным и пустым, но теперь он говорит, что это не так и что есть люди, которые понимают, через что я прохожу, понимают на что это походит, жить с пустотой и болью в сердце.

- Ладно, я позвоню, - наконец, говорю я, и крошечный кусочек веса с моих плеч падает на землю.

- Хорошо, - говорит он, пожимая мне руку, он так делает после каждой нашей встречи. - И поработай над этими фотографиями. Как я уже сказал, не обязательно убирать все. Достаточно оставить столько, чтобы прошлое не тяготело над тобой.

Я не реагирую на это замечание и покидаю его офис с путаницей в голове. На какой-то миг мне становится интересно поговорить с кем-то, кто понимает, что я переживаю. Что, если мне возможно помочь? Я не знаю, как к этому относиться. Не уверен, как я себя буду чувствовать, но, возможно, я на правильном пути, чтобы найти выход.

Глава 4

29 ноября, тридцать первый день в реальном мире

Нова

- Жизнь - странная штука. Жизнь сложна. Жизнь беспорядочна. Смотря новости. Читая заголовки. Помогая на горячей линии для склонных к суициду. Вы услышите рассказы. Душераздирающие истории. Я слышала достаточно и прожила некоторые из них. - Я сижу в гостиной на диване со скрещенными ногами, убивая время съемкой видео и пытаясь придумать, чем занять остаток вечера. - Сегодня мой преподаватель по кинематографии, профессор МакГелл, говорил о том, как его затронуло видео-интервью с женщиной, которая потеряла своего мужа из-за самоубийства... это видео напомнило мне о Лэндоне и Куинтоне... - я замолкаю, вспомнив, как женщина плакала в видео, и как мне хотелось сказать ей, что все в конечном итоге наладится.

Уставившись в пустое пространство на некоторое время, я снова концентрируюсь на камере. - Профессор сказал, что хочет сделать что-то, чтобы показать, через что люди проходят, не только когда теряют кого-то из-за самоубийства, но и других случаев: смертей, наркотиков, насилия. Он сказал, что начал программу, которая будет посвящена подготовке документального фильма о последствиях выживания. Больше информации об этом проекте будет в начале следующего года. Это потребует от участников дальних поездок. Часть меня хочет присоединиться. Снимать и делать то, что я всегда хотела. Фильм, имеющий значение. Но это четырехмесячная программа, где я буду в разъездах по разным странам. Мне придется оставить все позади... я не уверена, что могу уехать и просто оставить всех, когда они нуждаются во мне, - распрямляю ноги и опускаю их на пол. - Как я могу взять и уехать, когда Тристан и Куинтон все еще на исцелении? Оставить Леа? Мою маму? Уйти из колледжа на целый семестр? Это кажется слишком... я не знаю... импульсивным, эгоистичным, рискованным поступком. - Сжимаю губы, не желая произносить слова, готовые сорваться с кончика моего языка, но, в конце концов, позволяю им ускользнуть. - Но я действительно хочу сделать это. Очень.