– Анечка, мне самому неприятно, что так получилось. Но пойми и ты: больная женщина, истеричка, климакс опять же. Я даже не знаю, как она могла вычислить место твоей работы.

– Вот это как раз понятно: «стукнул» кто-то из твоих сотрудников. Думаешь, на твоей фирме никто ни о чем не догадывается? Да и я пару раз в самом начале там появлялась. «Засветилась», так сказать.

– Ерунда! Ко мне тысячи людей ходят…

– Не считай своих сотрудников глупее себя, – устало вздохнула Анна Васильевна. – И не считай свою супругу такой горлицей беззащитной. Она с чем угодно способна справиться, пойдет вперед, как танк.

– Я понимаю, ты обижена, тебе тяжело, поэтому ты несправедлива. Это ты сама можешь справиться с чем угодно. Моя половина приплелась с вашей встречи, будто мешком пришибленная, и ничегошеньки не рассказывает. Судя по всему, соли ей на хвост крепко насыпали.

– Не я. У меня вообще слов не было.

– Тем более. Ведь ты же очень сильная женщина…

– Я? – искренне поразилась Анна Васильевна. – Я сильная женщина? Ты шутишь!

– И не думаю. Знаешь, малыш, нам нужно на какое-то время перестать встречаться, пусть страсти утихнут. А я тем временем подготовлю свою супругу к неизбежности развода. Да и о жилье для себя мне нужно позаботиться, квартиру я, конечно, оставлю ей, тут вопросов нет.

Все было правильно, все было логично, но какое-то внутреннее предчувствие беды не оставляло Анну Васильевну. Владимир Николаевич даже не звонил. На один ее звонок ответил довольно резко, дав понять, что занят, а других попыток она не делала. На работе все постепенно улеглось, поскольку свежего материала для сплетен не поступало. Только нервы оставляли желать лучшего: невроз перешел в стойкую депрессию и слезы лились как-то сами по себе.

«Сильная женщина плачет у окна», – с некоторым сарказмом вспоминала она иногда слова из песни Пугачевой. Какая же она сильная? Она в тысячу раз слабее и беззащитнее этой самой кошечки-генеральши, неужели Володя этого не понимает? Чем же она его держит? Ведь ни разу по-настоящему доброго слова о ней не сказал, явно не любит. Жалеет? А ее, Анну Васильевну, почему не жалеет? Наверное, потому, что тоже не любит. Или… просто боится неприятностей.

Наверное, за свою любовь нужно бороться. Но как? С кем? Она не находила ответов на эти вопросы. Ответ пришел сам, откуда она его и не ждала, причем даже не ответ, а недвусмысленная подсказка.

После безобразной сцены в кабинете у директора она снова попала – с точки зрения Инны – в разряд «несчастненьких». И та снова круто взялась за дело: звонила, утешала, наставляла, подбадривала. По-видимому, психологической обработке подвергалась в этот период не только Анна, ибо месяц спустя Эдуард Аркадьевич предложил занять специально созданный для нее пост заместителя директора.

– Я уже не молод, Анна Васильевна, – объяснял он ей этот свой неслыханный шаг, нервно крутя в руках очки и упорно избегая ее взгляда. – Мне нужен человек, на которого можно всецело положиться, оставить «на хозяйстве» на время отпуска или, не приведи Бог, болезни. Вы – женщина молодая, энергичная, прекрасный работник…

– Предмет сплетен всего коллектива, – язвительно продолжила Анна Васильевна.

– Ох, голубушка, все давно забыли эту нелепую историю. Да и вы в ней – жертва, так что выбросите из головы и живите дальше. Пока посидите в своем прежнем кабинете, а через пару недель сделаем из приемной уголок для секретарши и полноценный кабинет для вас. Хватит уже по чуланам ютиться. Тем более, что на работе придется бывать практически каждый день…

«Зато – машина с шофером, более чем приличный оклад, достойный пост… Ах, Инка, Инка, добрая ты душа, чтобы было без тебя с моей нелепой жизнью? Жаль только, что когда все наладится, ты снова перестанешь со мной общаться. Ну, что ж, нельзя иметь все сразу. У начальства, как говорится, друзей не бывает…»

Впрочем, в чем-то Эдуард Аркадьевич был прав: коллектив посудачил какое-то время о катаклизмах в личной жизни начальства, сменил Анне Васильевне прозвище «Несмеяна» на «генеральшу», и зажил дальше. Ни хуже, ни лучше к Анне Васильевне относиться не стали, поскольку жалеть ее было нелепо – она не выглядела жалко, а завидовать – нечему.

Разве что повышению по службе, так все видели, что она пашет, как лошадь. Ну, и пусть пашет, тем более, что начальницей она была все-таки более доступной и гуманной, чем Эдуард Аркадьевич, который, судя по всему, подкаблучное свое положение в семейной жизни стремился компенсировать чрезмерной авторитарностью в служебной деятельности.

Владимир Николаевич постепенно отплывал в прошлое, о нем навязчиво напоминал только ворох «документов» для так и ненаписанной книги. В конце концов, Анна Васильевна сложила все обратно в коробку и засунула в глубину стенного шкафа – подальше от глаз.

Так бы все и прошло, как все в этой жизни, только нелепый случай снова напомнил Анне Васильевне о Владимире Николаевиче. И место-то было почти неприличное: дамский туалет в издательстве. Анна Васильевна тихонько сидела в одной из кабинок, когда в помещение впорхнули две молодые сотрудницы, по голосам – младшие редакторы из отдела дамских романов. Анна Васильевна знала обеих: смазливые, шустрые, пока еще незамужние вчерашние провинциалки.

– Ксюхе-то, приятельнице моей, как повезло! – услышала Анна Васильевна захлебывающийся от возбуждения голосок. – Всего без году неделя, как из нашего Мухосранска прикатила, а теперь – на тебе! Госпожа генеральша!

– Шутишь?! – ахнула вторая.

– Вот те крест! Ловко мужика окрутила, хотя способ старый, как мир. Секретарша забеременела от шефа! Даже не смешно.

– А шеф, что, неженатый?

– Еще как женатый… был! Да, ты же у нас недавно, не знаешь. Он хозяин охранного агентства, бабками набит по уши, и у него был серьезный роман с нашей Генеральшей…

– Иди ты!

– Правда, правда, все издательство знало, да они и не скрывались особо. Так его мадам так нашу шефиню нынешнюю, пассию своего супруга, шуганула, что та чуть в Кащенко не угодила. Сама знаешь: интеллигентная москвичка, сроду голоса не повысит. Ксюха рядом с ней дешевка-дешевкой.

– Зато с генеральшей справилась.

– Это точно. Да так, что та даже квартиру разменять согласилась и тихо уползла то ли в Тамбов, то ли в Липецк, короче, на свою историческую родину. Нашла коса на камень… Нет, в провинции кадры все-таки крепче…

Девчонки, пересмеиваясь, убежали по своим делам, а Анна Васильевна осталась буквально окаменевшей. Очнулась только тогда, когда в туалет еще кто-то вошел и дернул дверь кабинки. Но, может, это просто совпадение, мало ли в Москве генералов – шефов охранных агентств? Или…

Вечером, презирая себя за слабость, она позвонила помощнице Владимира Николаевича, которая ей в свое время даже симпатизировала. Уж та-то, безусловно, в курсе. И Наталья Федоровна не обманула ее надежд:

– Да, взяли на работу секретаршей какую-то свиристелку. Ну, может, и хорошенькая – за краской не разглядишь. Ножки, попка и сисечки, как у Мэрилин Монро. Мужики наши специально в приемную заходили, чтобы на нее посмотреть. А она, видать, нацелилась на самый верх. Ну, Владимир Николаевич не святой, сама знаешь. А через два месяца эта красотка ему говорит: так мол и так, я от тебя беременна, об аборте речи быть не может и вообще нужно официально оформить отношения. Он хотел, по-моему, увильнуть, но ребенком она его крепко прижала. Кто-то стукнул генеральше, та примчалась, устроила дикий скандал, до драки дело дошло. Победила, как ты догадываешься, молодость. За месяц она их развела, за второй – квартиру разменяла…

– Он же собирался квартиру жене оставить, – вырвалось у Анны Васильевны.

– Так ему Ксения и позволила! Теперь бывшая генеральша кукует в однокомнатной где-то в Бибирево, а молодые двухкомнатную «сталинку» в центре обживают. Ксения уже в декрете, так что шеф только о будущем ребенке и говорит.

Наталья Федоровна помолчала немного и добавила:

– А ведь он тебя любил, я знаю. Только не умеешь ты за себя постоять. Одно слово – москвичка.

– Я же сильная женщина! – горько усмехнулась Анна Васильевна. – Справлюсь. Новая-то жена, чай, беспомощнее котенка. По замашкам видно. Ну ладно, спасибо за информацию. Не говори шефу, что я звонила, ладно?

Конечно, Наталья Федоровна проговорилась. Потому что через несколько дней позвонил сам Владимир Николаевич и предложил встретиться «на нейтральной территории». Просто посидеть после работы в каком-нибудь кафе. По ее выбору.

Анна Васильевна от предложения была не в восторге, но еще больше ее огорчило то, что она на него согласилась.

– Ты пойми, малыш, – тихо говорил Владимир Николаевич, нервно крутя в руках рюмку с коньяком. – Ну, сглупил, мужик ведь, не бревно. А тут – ребенок. Мне всю жизнь сына хотелось. Ну, хотя бы дочку. Да и сама Ксана еще дитя малое, пропадет она в Москве без надежной поддержки. Она без меня не справится…

– А я? – бесцветным голосом спросила Анна Васильевна. – Я без тебя справлюсь?

– Ты сильная женщина, Анечка. Прости меня, пожалуйста. Так жизнь сложилась…

– Жизнь сама по себе не складывается, – вполголоса заметила Анна Васильевна. – Многое зависит от людей.

– Тоже правильно, – согласился Владимир Николаевич. – Кстати, как там моя книга?

– Что? – не поверила своим ушам Анна Васильевна.

– Ну, книга, для которой я тебе целую кипу документов дал. Неужели ты ничего не сделала? Ну, Анна, это не спортивно, знаешь ли…

– В каком смысле? – все еще ошарашенно спросила та.

– В том, что я очень на эту книгу рассчитывал. Думал, ты ее уже к изданию подготовила, что я вот-вот гонорар получу. А ты, выходит, все свои обязательства – по боку? Раз не спим больше вместе, то и обещания выполнять не нужно?