— Не беспокойтесь, заживёт быстро, мы всё обработали, даже шрамов не должно остаться. Самое важное — глаза целы. Очки защитили… — продолжал отчитываться молодой человек, но Светлана его уже не слышала.

— Даня! — она кинулась к мужу, схватила за руку, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от счастья и от отчаяния одновременно. Невыносимо было видеть его не в роли врача, талантливейшего хирурга, вызывающего благоговейный трепет у своих коллег и пациентов — а в роли больного, на казённой кровати, беспомощного и осунувшегося…

— Прости меня, Светлячок. Я сильно тебя напугал? — он легонько сжал в ответ её пальцы.

— Ещё как напугал, — выдохнула она, — я чуть с ума не сошла, когда услышала в трубке незнакомый голос, который спрашивал, кем я тебе довожусь. Сразу подумала самое страшное… — голос её сорвался.

— Я никак не мог с тобой связаться, телефон вдребезги…

— Как ты себя чувствуешь? Что у тебя болит?

— Успокойся, глупенькая, у меня почти ничего не болит, а если и болит, то это совершенно не заслуживает твоих волнений… Голова немного кружится, а в целом всё действительно хорошо. Это я тебе как врач говорю.

— А рука, что с рукой? — кивнув на фиксирующую повязку на левом плече мужа, спросила она. — Это опасно?

— Перелом ключицы. Несложный. Заживёт, как на собаке, я обещаю.

— Простите, я забыла, как вас зовут? — обратилась Светлана к молоденькому доктору.

— Сергей… Борисович, — с достоинством отрекомендовался он.

— Сергей Борисович, могу я забрать Даниэля домой?

Тот с сомнением покачал головой.

— Давайте хотя бы на сутки оставим его у нас, понаблюдаем…

— А что? Есть подозрение на что-то плохое? — быстро спросила она.

— Нет, расслабьтесь. Просто ваш муж и так пережил стресс, а вы сейчас намереваетесь срывать его с места, везти в ночи домой… пусть отдохнёт, поспит спокойно. А завтра поговорим, обсудим выписку.

— Мама, он прав, — вмешалась Наташка, уловившая основную мысль разговора.

— Да, наверное, но… — неуверенно возразила Светлана.

— Поезжайте домой, девочки, — Даниэль устало улыбнулся жене и Наташке. — Ложитесь спать, утро вечера мудренее. А со мной и правда всё хорошо.

— Я сейчас отвезу Наташу, — приняла решение Светлана, — а потом вернусь к тебе. Не хочу оставлять тебя здесь одного до утра… Привезу, во что переодеться, зубную щётку, бритву… и другие важные мелочи.

— Ты собираешься провести ночь в больнице? — Даниэль нахмурился. — Не стоит, Веточка. Ну к чему эти бесмысленные жертвы? Не выспишься толком, не отдохнёшь…

— А если тебя не будет рядом, я вообще не смогу заснуть, — категорически возразила она.

— Вообще-то, это не положено… — вмешался и врач, но, перехватив умоляющий взгляд Светланы, смягчился.

— Хотя ради вас, разумеется, мы сделаем исключение. Можем даже кушетку в палату поставить, чтобы вы могли немного поспать.

— Это было бы прекрасно. Спасибо большое, Сергей Борисович, — кивнула Светлана. — Я, разумеется, в долгу не останусь.

— Ну что, вы, что вы! — испуганно замахал руками тот. — Никакого “в долгу”! Для нас это огромная честь — помочь вашей замечательной семье…


— Ты не обидишься, что я оставлю тебя ночью одну? — спросила Светлана у дочери в раскаянии, когда они ехали в такси.

Наташка изумлённо уставилась на неё.

— Обижаться?! Ты что, смеёшься?

— Ну, всё-таки, получается, мы испортили тебе поездку. Ты хотела веселиться и развлекаться, а тут…

— Мам, если ты не перестанешь нести эту чушь, обижусь уже я, — серьёзно произнесла дочь. — Поверь, я прекрасно всё понимаю. Ты должна сейчас быть рядом с Дэнни — а как иначе? Предлагаешь мне закатить истерику, если из-за этой аварии вокруг меня вдруг перестанут водить хороводы? И вообще, мне не десять лет, чтобы я боялась спать одна, без взрослых в доме. Включу себе какую-нибудь старую рождественскую комедию, выпью немного глинтвейна, опустошу ваш холодильник, а может, устрою вечеринку со стриптизёрами… — она улыбнулась, давая понять, что шутит, и прикоснулась губами к материнской щеке. — Я просто буду ждать вашего возвращения завтра. Вдвоём.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Галинка


Она ужасно нервничала — ей впервые предстояло выйти в свет, оставив кроху Алину так надолго.

Нянькой на вечер вызвали Дашу, дочь Белецкого от первого брака. Она нормально ладила с сестрёнкой, на неё можно было положиться: взрослая девица, глупостей наделать не должна… И всё-таки Галинке было не по себе.

Уже полностью одетая и готовая к выходу из дома, она всё давала Даше последние указания: чем кормить, как переодевать, во сколько укладывать спать, что делать, если малышка будет плакать…

— При любых вопросах или сложностях сразу же звони, — в завершение дал своё отцовское наставление Белецкий. Дашка выразительно закатила глаза и вздохнула.

— Родители-фанатики… смотреть противно. Валите уже на свою премию, а то все награды захапает кто-нибудь другой! Мы с Алинеусом прекрасно проведём время вдвоём, уверяю вас. И я даже не научу её плохому, обещаю. Хотя стоило бы… интуиция подсказывает мне, что в вашей скучной семейке даже не матерятся! — она засмеялась.

— Может, мы и в самом деле слегка перегибаем палку? — неуверенно предположил Белецкий уже в машине. — Слишком оберегаем Алину от любых контактов с внешним миром и никогда не оставляем её с посторонними людьми…

— Отлично, — кивнула Галинка, — с завтрашнего дня заводим ей аккаунт в инсте, приглашаем фотографов для съёмки на обложку какого-нибудь популярного журнала и начинаем таскать её по всем тусовкам, чтобы сделать из неё звезду шоу-бизнеса.

— Передёргиваешь, — он покачал головой. — Ты прекрасно поняла, что я имею в виду. Тебе тоже пора как-то… встряхнуться. Никто не требует от тебя, чтобы ты добровольно запиралась с ребёнком в четырёх стенах… Или ты претендуешь на звание “мать года”?

Он, конечно, был прав. Но из-за того, что он был прав, Галинка ещё больше рассердилась. Она и так была на взводе, а тут ещё эти, будоражащие душу, нелёгкие разговоры…

— Ну, раз звание “жены года” я с треском провалила, что мне ещё остаётся делать?

Муж нахмурился, с тревогой вглядываясь в её лицо.

— Я вовсе не это хотел сказать. Галюша, да что с тобой происходит?

— Ничего, — отозвалась она, потому что не знала, что могла на это возразить.

“Ничего, кроме того, что я уродина”.

“Ничего, кроме того, что вся моя жизнь вертится сейчас вокруг ребёнка, и тебе скучно со мной”.

“Ничего, кроме того, что я ужасно боюсь ехать на эту дебильную премию, потому что все будут надо мной смеяться”.

— Я тебя не узнаю… — тихо произнёс он. — Где та солнечная и жизнерадостная девушка, которой ты была когда-то?

— Была, да вся вышла, — буркнула Галинка, понимая, что сейчас просто по-глупому расплачется. Муж не договорил, но окончание фразы так и повисло в воздухе: “Где та, которую я когда-то любил?” — Смотри лучше на дорогу, не отвлекайся.


Церемония вручения премии “Московский театрал” проходила в одном из самых красивых и просторных концертных залов столицы. На входе к Белецкому и Галинке тут же подскочило несколько ушлых журналистов, тыча звёздной паре в лицо микрофонами и наперебой выкрикивая вопросы. Белецкий отвлёкся на ответ для одного из центральных каналов, а на Галинку тотчас насела ведущая передачи, посвящённой красоте, моде и стилю.

— Скажите, Галя, как вы держите себя в форме? Соблюдаете какую-нибудь особую диету? Может, ходите в спортзал? Поделитесь, пожалуйста, секретом с нашими зрительницами, среди которых, я уверена, тоже есть молодые матери…

“Издевается? — подумала Галинка, с досадой глядя в лицо хорошенькой журналистке. — Или правда считает, что я “в форме”?”

— Я кормлю ребёнка, поэтому пока мне не до диет и не до спортзалов, — сдержанно отозвалась она.

— Многие ваши коллеги возвращаются на сцену, когда после родов проходит отсилы пара месяцев… А вы не собираетесь тоже вскоре начать петь? — хлопая ресницами, задала девушка следующий провокационный вопрос. До декрета Галинка служила в театре мюзикла, где исполняла сразу несколько главных партий в разных постановках — от испанской цыганки до Джульетты.

Сердце кольнула затаившаяся старая боль. Галинка очень, очень, очень хотела вернуться на сцену… но понимала, что пока не может себе этого позволить.

Руководство театра уже названивало ей и вкрадчиво интересовалось, когда она планирует своё возвращение. В планах на новый сезон у театра была грандиознейшая, колоритнейшая музыкальная постановка по произведениям Николая Гоголя, где Галинке с ходу, без проб или репетиций, готовы были отдать любую ведущую роль: либо строптивицы Оксаны из “Ночи перед Рождеством”, либо панночки из “Вия”, либо красавицы Параски из “Сорочинской ярмарки”. Кто, если не Галинка, с её-то украинской кровью и страстью к народным песням, мог лучше всего справиться с этими ролями?!

Галинка вяло отбивалась, что голос у неё ещё не совсем восстановился. Гормональные изменения в организме во время беременности и после родов ощутимо влияли на связки, делая голос заметно ниже, и Галинка уже не могла брать такие же высокие ноты, как прежде. Руководство закономерно возражало, что она может проконсультироваться с фониатром*, немного позаниматься с педагогом по вокалу, и голос мало-помалу вернётся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы знаете, я ещё не готова, — мило улыбнувшись, отозвалась Галинка, глядя прямо в камеру. И, в общем-то, не соврала: несмотря на то, что они только что приехали с мужем на премию, она уже сто раз незаметно покосилась на часы, размышляя, что там делает Алина. — Все мои мысли сейчас только о ребёнке. Пока я хочу побыть просто мамой…