— Ого… — прошептал он. Одна рука осталась на груди, а вторая опустила ниже, начав ласкать курчавый холмик. Варька задрожала.

Мужчина заставил ее выгнуть спину и медленно вошел. Она вскрикнула, когда он, погрузившись на полную, сделал резкий выпад. Отстранился и вновь резко вошел. Варька закусила губку, побоявшись всполошить криком отдыхающих.

— Нет! Не так! Я должен тебя видеть! — он вышел из нее и развернув к себе лицом, уложил на постель. Взял Варьку за лодыжки и поднял ноги вверх и в стороны. Затуманенным от страсти взором обвел раскинувшуюся красотку, — как же я скучал…

Опустился и резко вошел. Схватив за волосы, смотрел в глаза и вдалбливался. Грубо, глубоко, почти больно. Одной рукой тянул за волосы, второй впился в бедро.

«Наказывает меня… злится… не может простить за свою боль…» Варька протянула ладошку и коснулась его щеки, послав виноватый взгляд. Этот взгляд молил о прощении, понимании и снисхождении. В краешках синих очей блеснули слезы… и он сдался.

Глухо застонал, отпустил волосы, расслабил руку. Движения внутри девушки изменились. Стали медленными, плавными. Он принялся покрывать ее лицо, шейку, волосы мелкими поцелуями и стонал.

Когда он кончал, девушка крепко обняла его руками и ногами и держала изо всех сил. Мужчина излился в нее с довольным рыком и рухнул, придавив к кровати.

Сердца колотились, как безумные. В тишине казалось, они гремят как отбойные молотки.

— Прости киска… Не сдержался… Твой раз следующий… — пробормотал в ухо.

— Ты… не предохранялся… — пискнула она.

— Не-а, — голосом довольного человека, протянул он, — не предохранялся… нет у меня презервативов, а ты с собой не принесла… — Гордей приподнялся на локтях над Варькой, в его глазах плясали смешинки, — и честно говоря, я этому рад! Сделаю тебе ребеночка и ты точно от меня никуда не убежишь!

***

Варька побелела, как полотно! Она открыла рот, что-то сказать и захлопнула. Воздуха не хватало. Вот, казалось бы, самый подходящий случай сказать, а слова застряли. Поперек горла сухим комом.

— Ты такая сладкая… — продолжал он, не заметив, что творится с девушкой, — я снова тебя хочу… — и правда, его плоть внутри нее вновь начала оживать.

— Г-гордей, — прохрипела Варька, — м-может все-таки поговорим…

— М-м-м… хорошо… говори… — ответил он, снимая бретели ее бюстгальтера. Просунул руки под спину, повозился с застежкой и отбросил прочь. Прокладки, впитывающие излишки молока, разлетелись в разные стороны. Гордей, проводив их недоуменным взглядом спросил:

— Это что? Пуш-ап? — а потом, посмотрев на грудь, оторопел, — ого…

Варька задрожала от страха. Момент истины приближался сам, а она еще не была готова. «Не так, я должна была сначала все объяснить!»

— Киска… Это… силикон? — Гордей благоговейно протянул ладони к большим, тугим полушариям и осторожно прикоснулся, затем удивленно воззрился на застывшую девушку, — ничего себе… размер… — он сжал ладони и почувствовав, какая твердая грудь, офигел еще больше.

И тут это случилось… Струи молока полетели ему в лицо, попали на грудь, шею! Да-да, так бывает у кормящих матерей, когда грудь переполнена. От неожиданности Гордей отскочил от девушки, как ошпаренный и свалился с кровати. С громким грохотом и нецензурными проклятиями приземлился на пол.

Перепуганная в конец Варька, натянула на себя простынь, свернулась в калачик и закрыв лицо руками зарыдала.

Морозов поднялся на ноги. Провел ладонями по лицу, груди и воззрился на мокрые ладони.

— Н-не понял… В-варя? — Варька зарыдала еще громче. «Какой ужас! Это конец! Он меня возненавидит! Я ему буду противна!»

Гордей вернулся в постель и начал выковыривать девушку из-под одеял и подушек, в которые она тщательно зарывалась.

— Варя! — гаркнул он, — да перестань ты закапываться! — в неравной борьбе, через несколько мгновений, когда одеяло и подушки полетели на пол, а Варька была прижата к постели, он вновь грозно рыкнул, отдирая ладони от ее лица, — Варя! Посмотри на меня!

Варька открыла глаза. Посмотрела на его изумленное лицо. Отвращения в нем не было. Лишь немой вопрос.

— Это… молоко? — выдавил он из себя.

— Д-да… — едва шевеля губами, ответила девушка.

Гордей отпустил ее ладони, схватив за талию, посадил напротив себя. Варька, безвольной куклой прислонилась к бортику кровати.


Но на лицо он не смотрел. Впился взглядом в полную высокую грудь. Долго разглядывал. А затем протянул все-таки ладони и сжал каждую из них. Осторожно.

Капельки молока выступили из сосков и покатились вниз. Морозов поднял голову и встретился с Варькиным взглядом. Девушку бил озноб, губы дрожали, слезы катились из глаз.

Мужчина открыл рот и захлопнул. Отпустил девушку и слез с кровати. Рассеянной походкой вышел в ванную. Послышался звук текущей воды и плеск.

Варька хотела слезть с постели и одеться, но тут он вернулся и как гаркнет:

— Сиди там! — девушка вздрогнула и вернулась в исходное положение, — мы еще не закончили! — мужчина вновь скрылся в ванной.

Когда он из нее вышел, то его волосы были мокрые, а по лицу и груди стекали капли воды. Он подобрал с пола отброшенное накануне полотенце, вытерся и нервными шагами принялся мерить комнату. Варька молча смотрела на него, ожидая обидных слов и оскорблений.

Через несколько минут он остановился, потер лицо ладонями, скривился, когда задел опухший глаз.

— Сколько? — спросил он.

— Ч-что? — прошептала Варька.

— Сколько ребенку? — он смотрел на свои ладони, а не на нее.

— Ш-шесть… месяцев…

— К-как назвала? — его голос дрожал, так же, как и ее.

— Г-гордей…

— Как назвала? — повторил он с нажимом.

— Я назвала его Гордей… — сказала она спокойнее. Внезапное безразличие вдруг охватило девушку. Словно все силы вместе с тревогами покинули ее тело. «Будь, что будет!»

Мужчина наконец посмотрел на нее. Очень печальными глазами.

— Значит тезка… Гордей Гордеевич… — прошептал он.

— Спасибо… — так же тихо сказала Варька после нескольких минут молчания.

— М-м-м? За что? — он отошел к окну и поглядел на заснеженные вершины.

— За то, что не спросил от тебя ли он.

— Я спросил… Когда уточнил сколько ему…

Снова повисла тишина.

— Т-ты… ненавидишь меня? — решилась нарушить тишину девушка.

— У меня нет сил…

— Что? — не поняла она.

— Ненавидеть тебя… У меня больше не осталось на это сил… Когда я думал, что ты полюбила другого, я тебя ненавидел. Или мне казалось, что ненавижу… Я даже в мыслях старался называть тебя по фамилии, хотел вычеркнуть воспоминания, в которых я стал тебе больше, чем преподаватель…

— Прости…

— Я договорю! — он повысил голос, перебив ее, — иногда мне это удавалось, но чаще всего нет… И я ненавидел себя за эту слабость! За то, что не удается вырвать из сердца девчонку с косой и голубыми глазами… Но теперь… — он наконец повернулся и посмотрел ей в глаза, — когда я знаю правду, что ты не изменяла мне… Ненавидеть тебя, больше не получается. Ты глупая, слабая девчонка! — он вздохнул, его плечи поникли. Варька остро почувствовала его боль и вновь защемило сердце от вины.

— Ты… сможешь… хоть когда-нибудь, простить меня?

— Иди ко мне, глупышка, ты моя, — он кисло улыбнулся и открыл объятия.

Варька счастливо улыбнулась, не веря своему счастью. Откуда-то взялись силы, она вскочила с кровати и бросилась ему на шею. Гордей прижал ее голое тельце к своему, такому же голому и поцеловал в губы.

Через время она вновь задрожала в его руках. Жадные руки гладили тело, губы терзали губы. Гордей подсадил ее на холодный подоконник и склонился над грудью. Сначала долго гладил ее, затем мял. Молоко полилось с новой силой, а он лишь ошеломленно наблюдал за ним. Ее новая грудь манила и пугала одновременно. Но он решился. Склонив голову, взял в рот сосок. Пососал, упиваясь необычайными ощущениями.

— М-м-м… Ну я же говорил, что сладкая! — промычал он и вновь впился в грудь. Целовал ее, сжимал, покусывал. Молоко летело во все стороны, а он лишь смеялся.

Наигравшись, опустился на колени и приник поцелуем к курчавому бугорку.

— Г-гордей… — простонала она, откинувшись на холодное окно, но не ощущая холода.

— Я обещал, что следующий раз — твой! Так что ш-ш-ш…


Он терзал ее часа два. Словно не мог никак насытиться. Ласкал и гладил везде, куда мог дотянуться и где она позволяла. Потом Варька взмолилась о пощаде. Тело болело, между ног жгло с непривычки. И все те разы он не предохранялся.

— Г-гордей… мне пора ребенка кормить, — сказала она, лежа у него подмышкой. Словно в подтверждении этого из груди вновь потекло молоко. Она застонала. А Гордей рассмеялся.

— Это все так странно… — сказал он, — но мне нравится! Надо же, а я придурок подумал, что ты поправилась…

Вскочил и поднял ее за собой.

— В душ! И к моему сыну!

Когда они шли к ее заснеженному срубику, девушка спросила:

— Как это ты решился купить себе обычные джинсы и пуховик?

— И свитер! — улыбнулся он, — и даже кроссовки!

— Да, я поражена!

— Я сам себе поражен! Никогда не любил эту одежду. Но когда собирался сюда, внезапно захотел сменить стиль.

— Гордей…

— Что?

— А тот спортивный костюм… белый…

— А ты знаешь, он куда-то пропал… — Гордей остановился, — я его ни разу не надевал.

— В тот день… Четырнадцатого февраля, он был на твоем брате…

— Черт! Вот сволочь! — процедил он сквозь зубы.

— Я подарю тебе другой! — заявила она, а он улыбнулся.

Чем ближе они подходили к дому, тем больше нервничал Гордей. Краем глаза Варька заметила, как подрагивают его ладони.