— Досталось тебе, Макарыч! Как ты жив-то остался?

— А назло этому профессору, — хмыкнул смотритель.

Андрей всё сидел у останков Сомова.

— Учитель, вы были самым значительным человеком в моей жизни. Я до сих пор корю себя, что не поехал вместе с вами в вашу последнюю экспедицию. И я не могу поверить, что вы ушли из жизни, не оставив для меня никакого знака.

Андрей вдруг вспомнил, как Сомов сказал однажды: «А ты никогда не думал, Андрей, что увековечить своё имя можно, не только совершив важное научное открытие? Можно ведь пойти и другим путём. Более простым — оставить посмертное послание. Но не тем, кто тебя похоронит, а тем, кто найдёт. Предсмертные записки гениев дорого ценятся! Именно смерть расставляет всё и вся на свои места. При жизни мы все находимся в плену суетных интриг и глупых страстей. А археологам, которые найдут твоё послание, будет всё равно, какие недоброжелатели были у тебя при жизни: у них другая система ценностей». И тут Андрей заметил, что из кармана штормовки сквозь дыру что-то виднеется. Он протянул руку и достал из кармана блокнот. Блокнот был пробит ножом, на бумаге запеклась кровь. Андрей пододвинул свечу и стал читать: «Свою последнюю экспедицию я организовал с единственной целью — продать найденные ценности, чтобы иметь возможность продолжить свои исследования. Никто не воспринимает всерьёз мою теорию о существовании атлантов, а для меня доказать свою правоту — цель жизни. Здесь, в экспедиции, я сошёлся с неким Михаилом — нашим проводником. Это очень скользкий и жадный до денег тип. Но больше мне рассчитывать не на кого — лучше него местные катакомбы не знает никто. К тому же мои студенты, узнав, что экспедиция носит не совсем научный характер, отказались участвовать в поисках. Здесь я наткнулся на несколько очень ценных предметов. Если я продам эти находки частным коллекционерам, то раз и навсегда решу проблему с финансированием своих исследований. Возможно, я поступаю не совсем правильно, но это тот случай, когда цель оправдывает средства».

Андрей оторвался от дневника и задумался. Он пролистал дневник до конца. На последней странице, залитой кровью, прочитал: «Сегодня последний день моей жизни. Я перешёл все границы дозволенного, и поплатился за это. Я чуть не убил человека, и возмездие не заставило себя долго ждать — он стал моим палачом. Ещё полчаса назад я думал, что выберусь из этих чёртовых катакомб. Но сейчас у меня уже нет сил, ни идти, ни ползти. Я могу только писать и думать. И сейчас я отчётливо понял, что именно так всё и должно было закончиться. Есть на свете вещи, которые нельзя совершать ни в коем случае — даже во имя высоких идеалов и важных научных открытий. Я смирился с тем, что умру, и простил своего убийцу. И жалею только о том, что рядом со мной в моей последней экспедиции не было моего любимого ученика Андрея Москвина. Я уверен — он смог бы удержать меня от многих ошибок. Андрей, если ты когда-нибудь прочтёшь эти строки, прости меня за то, что я не открыл тебе своих замыслов ещё во время нашей последней встречи в Москве».

Андрей закрыл дневник и прикрыл ладонью глаза.


Смотритель продолжал рассказывать Косте историю своих взаимоотношений с Сомовым:

— Этот профессор, на первый взгляд такой порядочный, оказался гнусным человечишкой. Я водил его по катакомбам, показывал места, которые без меня он бы ни за что не нашёл. А в итоге он отказался мне платить.

— Вообще? — поинтересовался Костя.

— Ну, не совсем. Под благовидным предлогом: денег, мол, у меня нет. Сначала, говорит, продам то, что в катакомбах нашёл, а уж потом расплачусь. Но я ему не поверил!

— И, в общем-то, правильно сделал. Укатил бы он в свою Москву — как бы ты его потом нашёл? — согласился Костя.

— Вот именно. Короче, мы с ним сильно, повздорили. Я пригрозил, что если он не поделится со мной, то из катакомб никогда не выйдет. А когда я отвернулся, он всадил мне в спину клинок какого-то старинного ножа. И такая меня тогда злость обуяла! Я подумал, что этот чудик убил меня — ведь если я не сдохну от удара, то загнусь от заражения крови. Клинок-то этот весь ржавый был.

— И тогда ты сам напал на профессорам, — продолжил Костя.

— А что было делать? Ждать, пока он меня добьёт? Я выхватил финку и прирезал этого гада. Пока этот гнус корчился, я взял его рюкзак думал, что там моя доля, — и побрёл домой. По дороге я несколько раз терял сознание, но всё-таки дошёл. Три дня был между жизнью и смертью. Спасибо жене — она меня выходила. Видимо, жена спасла меня своими молитвами. Она была очень хорошей женщиной — доброй и мягкой. Мой Толька в неё уродился.

— Скажи, а что тот профессор обещал тебе за работу? — спросил Костя.

— У меня был с ним уговор, как с государством. Он дал обещание, что отдаст мне двадцать пять процентов от стоимости всего, что найдёт в катакомбах.

— А как бы ты узнал, сколько стоят его находки?

— Я должен был участвовать в их продаже. И поверь мне, если бы всё выгорело, я заработал бы очень приличную сумму.

— А точнее? — Всё, что касалось денег, очень волновало Костю.

— Половину нашего города можно было бы купить. Поэтому я всячески помогал этому чудику. И проводником работал, и в раскопках участвовал, и усмирял его студентов-желторотиков, которые потом разбежались. А в итоге только пострадал и ничего не заработал. Вместо золота получил ржавый клинок в спину. Правда, в его рюкзаке нашлось несколько старинных монет и карта катакомб с пометками. Монеты я в сундук кинул, рюкзак сам не знаю зачем, в тайнике спрятал, а по этой карте мы с тобой сейчас и идём, — объяснил смотритель.

— Макарыч, а профессора этого ты потом не разыскивал?

— А как же. Сразу, как от раны оправился, пошёл в катакомбы на то самое место. Только никаких следов археолога там не было. Видать, живучим оказался, гадёныш. Умер не сразу, да ещё и умудрился куда-то заползти. Я там всё вокруг обшарил, но так его и не нашёл.

— Так может, он до сих пор жив? — предположил Костя.

— Это вряд ли. Мой удар — точный. И потом, если бы он оправился, то сразу вернулся бы за своим добром и забрал его. А оно по-прежнему лежит там, где он его спрятал.

— Это меня и удивляет. Почему ты до сих пор не достал это золото? — спросил Костя.

— Не мог я раньше добро это забрать. Профессор же всё вокруг заминировал. Помнишь, мы с тобой одну его игрушку обезвреживали, когда за сундуком собирались нырять?

— Такое разве забудешь. — Костю передёрнуло.

— Так вот, в аккурат над этой миной — над катакомбами — раньше мой дом стоял. А в нём — жена и двое сынков маленьких.

— Так тебя это остановило?

— Такое любого остановит. Археолог-то этот не дурак был. Знал, как своё добро от меня обезопасить, — пробурчал смотритель.

— Но потом ты переехал на маяк и семью перевёз. Почему тогда за золотом не полез? — снова вернулся к своему вопросу Костя.

— К тому времени я уже свой сундучок монеток собрал. Рисковать понапрасну не хотелось. Да и город с его людишками жалко было. Если мина в катакомбах рванёт — от городка камня на камне не останется.

— А теперь не жалко?

— Теперь — нет. Я в своей жизни всего лишился — и детей, и состояния. И никто меня не пожалел! Почему я должен проявлять жалость?

— Ну… — начал Костя.

— Всё, хватит болтать, прервал его смотритель. — Мы уже у цели. Прибавь шагу.

Он был прав, потому что через несколько минут они оказались возле мины.

— Ну, Костя, приступай! — скомандовал смотритель. — Ты уже знаком с такими. Так что разминировать её тебе труда не составит.

— Я не могу. — У Кости даже пот на лбу выступил. — Как подумаю, что над ней Катин дом, у меня руки трястись начинают. Не могу!

— Ну, хорошо, тогда я сам это сделаю! — Смотритель присел возле мины на корточки.

— Нет, не надо! — Костя положил ему руку на плечо. — У тебя рана ещё не зажила.

— Она меня уже почти не беспокоит.

— А вдруг тут не всё так просто? Что, если он ещё какие-то секреты возле этой мины оставил? — предположил Костя.

— Посмотрим! Не сидеть же здесь до скончания века!

— Но над нами дом Кати! Я её люблю, понимаешь! Макарыч, давай уйдём, это добром не кончится!

— А об этом даже не думай! И перестань мне под руку каркать, а то и впрямь взорвёмся! Я тебе, Костяш, сейчас один секретик открою! Ты его запомни хорошенько, и проблем с минами у тебя уже никогда не будет. Тут вот какое дело! С этой штукой надо сродниться. Ну, стать с ней одним целым. Потому что, пока ты её боишься и думаешь, что она тебя убьёт, она и впрямь этого хочет. А если вы станете единым целым, то, как она тебя убьёт, если ты — это она? — говоря это, смотритель вынул из мины детонатор. — Ну вот, а ты боялся! Готово! Можно идти дальше. Что встал? Пошли!

Но Костя не двигался с места.

— Нет, ступай один. А золото можешь себе забрать. Мне оно не нужно, — сказал он.

— У-у! Да ты, я вижу, основательно сдрейфил! — с издёвкой сказал смотритель.

— Нет! Просто понял, что Катя для меня дороже твоего мифического золота.

— Ну и дурак же ты! Ну как ты будешь жить со своей Катей без денег? — поинтересовался смотритель.

— Не я один такой. Живут же другие, и ничего.

— А как? Как они живут? Сами счастья не видят и детям оставить ничего толком не могут. И ты так хочешь?

— Если буду работать, то всё у меня со временем будет, — неуверенно сказал Костя.

— Работать! Гнуть спину от зари до зари? А домой только поспать приходить? Да твоя Катька от тебя сразу же убежит. И правильно сделает!

— Нет, она поймёт, что я работаю для неё, для нашей семьи.