— Меня зовут Константин.

— Если хотите, назовите свою фамилию. Но это не обязательно.

— Мне скрывать нечего. Моя фамилия — Самойлов. Константин Самойлов.

— Константин, мы вас внимательно слушаем. Весь город замер перед радиоприёмниками в ожидании вашей исповеди.

— Сразу хочу сказать — моя история абсолютно, правдива. Какой бы невероятной она вам ни показалась.

— Начало интригующее. Продолжайте.

После этих слов Ксюха поднялась со своего места и встала между Костей и пультом, заслоняя от него кнопку прямого эфира. Она незаметно её выключила. Но Костя этого не заметил и продолжал:

— Я знаю, что после этой исповеди меня ждёт тюрьма. И знаю, что заслужил её. Я говорю об этом на весь город не для того, чтобы покрасоваться или добиться смягчения наказания. — Костя перевёл дыхание. — Я хочу, чтобы, меня услышала девушка, перед которой я виноват больше всех. Катя, я ругал тебя за твоё признание в прямом эфире, а теперь понимаю, что мне самому есть что рассказать. В первую очередь — тебе. Ты согласилась стать моей женой, но не решилась открыть свой секрет. Узнав о нём, я решил, что ты хотела меня обмануть. Хотя теперь понимаю, что ты просто боялась, что я плохо отнесусь к твоей тайне. А я ушёл и бросил тебя в трудную минуту. Я думал: я столько для неё сделал в последнее время, и вот как она меня отблагодарила. А на самом деле всё, что я делал, я делал для себя. Я хотел стать богатым и в результате связался с опасным преступником, которого сейчас разыскивает милиция. Это бывший смотритель маяка — Михаил Родь. Благодаря мне он оказался на свободе и теперь может уничтожить весь город.

Ксюха замерла, слушая это Костино признание.

— Костя, так ты что, хочешь сказать, что именно ты организовал побег опасного преступника из тюрьмы? — спросила она.

Костя кивнул:

— Да.

— Так, может быть… Он заставлял тебя помогать ему? Шантажировал? Угрожал? — предположила Ксюха.

— Нет, нет и нет. Он не заставлял меня идти на этот шаг. Всё было добровольно. Он не шантажировал меня ничем. И он не угрожал мне. Я не боялся Михаила Родя и не боюсь.

Тут Ксюха заговорила уже не как журналистка, а как обычный человек:

— Боже мой, какой кошмар… В голове не укладывается! Но ведь он… ужасный человек. Как ты мог, Константин?

— Он не ужаснее многих из нас, — заметил Костя. — Я понимаю, подобное утверждение может прозвучать дико, но это так.

— Ты защищаешь преступника? — не понимала Ксюха.

— Я сейчас вовсе не хочу очернять в глазах общественности человека, у которого будет и суд общественный, и суд собственной совести… Я пришёл рассказать о себе. И первое, о чём я хочу заявить, — я сам, Константин Самойлов, нисколько не лучше сбежавшего из-под стражи смотрителя маяка Михаила Родя.

— Ты хочешь сказать, что совершил много ужасных поступков? Столько же, сколько смотритель? — ахнула Ксюха.

— Возможно, я ещё не успел натворить столько же. Но не потому, что я особенный. Просто… не успел. Но я был с ним долгое время, жил бок обок, и, честное слово, — я не лучше его!

— Но почему ты сравниваешь себя с опасным преступником?

— Потому что мы оба пошли на совершение преступлений по одной и той же причине.

— И что это за причина? — спросила Ксюха.

— Мы оба хотели доказать любимой женщине, что способны на подвиг ради неё. Доказать любой ценой. Не задумываясь, что некоторые поступки выходят за рамки дозволенного. Наплевав на общепринятые законы…

— Тогда каким же законам ты подчинялся, Костя? — тихо спросила Ксюха.

— Законам джунглей: кто сильней и хитрей, тот и прав. Я думал, что прав тот, у кого больше прав. Прав, которые я не заслужил, но могу отобрать, украсть у ближнего.

— А ты не наговариваешь на себя? — с надеждой спросила Ксюха.

— Нет. Ни капли. Я думал, что имею превосходство над остальными. Мечтал быть богаче других, иметь больше денег. Мифический призрак богатства застил мне глаза настолько, что я, в конце концов, даже забыл, ради кого я стараюсь. Перед тем как уйти в катакомбы за золотом, я так накричал на свою невесту, что даже не знаю, простит ли она мне теперь эту грубость… Катя, прости меня, пожалуйста, если ты слышишь. Ну, всё. Я закончил. Выдохся.

— Костя, послушай… А что ты говорил в самом начале про катакомбы и про угрозу городу? — осторожно спросила Ксюха.

— Да, конечно. Это же самое главное. Когда я бродил по катакомбам вместе со смотрителем, то обнаружил там и мины, и взрывчатку, и много-много старого вооружения, которое может взорваться в любой момент. Если одна мина взорвётся, может, ничего страшного не произойдёт. Но у меня есть подозрения, что эти мины выложены таким образом, чтобы взрываться одна за другой. Цепная реакция, принцип домино. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Ксюха.

— Ксюха, необходимо срочно обезвредить катакомбы. И найти там смотрителя, конечно. Пусть уж лучше его будут судить, чем он подорвётся. Такую глупую смерть Михаил Макарович не заслужил.

— Ты о нём с такой теплотой говоришь. Но он, же опасный преступник.

— В первую очередь он — человек. И я… я, о нём очень беспокоюсь.

В это время в дверь аппаратной стали стучать:

— Эй, Комиссарова, открой немедленно! Слышишь, что говорю! Открой сейчас же!

— Подожди! — попросила Ксюха у ломившегося в дверь звукорежиссёра.

— С ума сошла! Что значит — подожди! Что за безобразие ты творишь во время прямого эфира! Ксюха, открой немедленно, что происходит? Почему тишина в прямом эфире, что у вас тут творится?

— Открою, когда сочту нужным.

— Что это значит? Я не понял. О какой тишине он говорит? — спросил Костя.

— Это значит, что эфира не было, Костя.

— Как это?

— Я выключила эфирную кнопку, — просто сказала Ксюха.

— И… с какого момента? С какого момента ты выключила эфир? — спросил потрясённый Костя.

Как только ты произнёс свою фамилию, — призналась Ксюха.

— Но почему ты выключила эфир?

— Потому что после такого эфира тебя, Костя, точно посадят. И ты даже не успеешь поговорить с Катей. И лично попросить у неё прощения. Лично, Костя, лично, а не из аппаратной радиостанции! Вот ты знаешь, что с ней происходило в последние дни? Знаешь ли ты о том, что Катя твоя лежала в больнице?

— Как в больнице? — побледнел Костя. — А почему ты мне ничего не сказала?

— А когда бы я успела сказать? — возмутилась Ксюха. — Ты ворвался за пять минут до эфира и ничего не хотел слушать…

— Так что мне делать?

— Иди лучше к Кате, раз ты такой смелый. Иди и всё ей расскажи! А тут — нечего геройствовать на публику! И вообще, не позорь девушку, которой противопоказаны волнения!

— Да, да, конечно… А сейчас, где Катя? В больнице? Я немедленно иду! — Костя двинулся к двери.

— Нет, она, скорее всего, уже у себя дома. Но я должна тебя ещё кое о чём предупредить.

— Говори, — замер Костя.

— Ради ребёнка, и, насколько я знаю, фиктивно, она вышла замуж за другого.

— Как? За кого?

— За твоего брата.

Костя подумал и сказал:

— А может быть, я и не пойду к ней теперь. Зачем замужнюю женщину беспокоить…

В этот момент разъярённый звукорежиссёр сломал-таки замок и ворвался в аппаратную. Ксюха приготовилась к нагоняю.


Катя была безумно рада быть дома, а не в ненавистной больнице. Она просидела всё утро одна и, когда пришла Таисия, бросилась к ней так, будто долго её не видела.

— Мамочка! Как я рада тебя видеть!

— Я тоже рада. Но почему ты кидаешься на меня так, словно мы сто лет не виделись? Вы что, поссорились с Лёшей?

— Нет, у нас всё нормально. Но я по тебе скучала. Может, тебе чайку налить?

— Спасибо, не хочу. Лучше расскажи, как себя чувствуешь. У тебя ничего не болело?

— Нет. Мне кажется, я совсем поправилась.

Таисия присела на диван и заметила стоящий рядом с ним чемодан и стопку сложенного постельного белья.

— Это что, Лёшины вещи? Почему они стоят здесь? — спросила Таисия.

— Просто вчера мы не успели их разложить. Надо будет выделить ему какой-нибудь шкафчик в гостиной.

— А почему не в твоей комнате? — насторожилась Таисия.

— Ну, сегодня он спал на диване, — доложила дочь. — Так что будет лучше, если его вещи будут храниться в этой же комнате.

— Но он, же не вечно будет ночевать в гостиной. Я понимаю, что он стесняется. Но тебе нужно как-то подвести его к тому, что он должен спать в твоей комнате.

— Я не настаивала, потому что тоже думаю, что ему лучше спать отдельно. И я была рада, что по этому вопросу у нас нет разногласий, — призналась Катя.

— Но вам нужно привыкать друг к другу. Если вы будете спать в разных постелях, то никогда не станете настоящей семьёй.

— А мы к этому и не стремимся. Мы поженились только ради ребёнка.

— Вот ради детей родители и должны стремиться к тому, чтобы их семья была крепкой!

— Мама, ты же знаешь, что Алёша любит Машу. А я не могу забыть Костю. — Катя загрустила.

— Зато он забыл о тебе очень быстро, — напомнила мама.

— Наверное, у него есть для этого основания. Я же его обманывала. Сначала надеялась, что он ни о чём не догадается. Потом верила, что простит. А он… — Голос у Кати сорвался.

— Не надо доченька, не рассказывай. Побереги себя, не волнуйся, — остановила её Таисия.

— Нет, я договорю. Мне станет легче. Когда Костя узнал, что я беременна не от него, случилось то, чего я боялась — он пришёл в бешенство. И я поняла, что он никогда меня не простит.