Надежда Мельникова - Нравится, когда ты танцуешь

И словно услышав мои мысли, в конце коридора появляется тот, кого мои глаза еще сто лет бы не видели.

- Ника, где тебя носит? – как обычно командным тоном спрашивает Сергей. - Я весь телефон оборвал, что ты тут делаешь вообще? Шляешься с моим сыном неизвестно где, - хватает меня под локоть, оттаскивая в сторону.

 – Добрый день, гражданин начальник. Расследуете кто моего водителя подстрелил? Так нашли уже, дедок подслеповатый на пернатую дичь охотился, а попал в моего шофера. Ужасная нелепость. Он у вас в участке уже отдыхает.

Я не хочу уходить, желаю быть с Олегом, мне необходимо держать его за руку, мне нужно спать на кушетке, ожидая, когда он очнется от наркоза. Хочу кормить его с ложечки, поправлять одеяло.

 Ненавижу мужа всеми фибрами души, мечтаю, чтобы он сдох от своих уколов для увеличения мышечной массы. Мне ничего от него не нужно, пусть только отпустит нас. Я готова жить, где угодно, даже в самой глухой деревне, лишь бы рядом был Олег. Видеть его лубку, слышать ласковый голос.

Пальцы Сергея больно сжимают меня под локоть, на глазах выступают слезы. Спотыкаюсь на ступеньках, натыкаясь на идущих навстречу врачей. А если он попытается убить его снова? Сейчас, когда выйдем из больницы, он прибьёт меня? Ноги не идут, с мольбой смотрю на милиционера, который, похоже, потерял ко мне интерес.

Сердце бьется через раз, пока муж уводит меня от палаты интенсивной терапии. Даже пытаюсь сбежать на первом этаже, когда мой благоверный разговаривает по телефону, но он пресекает любую попутку. Это тупое животное, решает, что у меня стресс, будто я перепугалась, что могли попасть в меня или Сереженку, но я об этом даже не подумала. Он забирает ребенка, запихивая на заднее сидение, пристегивает меня, как непослушного подростка, с грохотом закрывая дверь.

В центре города мы подбираем его отца. Сергей Сергеевич старший оглядывается на заднее, смотрит мне в глаза. Демонстративно отворачиваюсь к окну, разглядывая спешащих по своим делам прохожих, а он как бы решает говорить при мне или нет. Но после, снимая кожаные перчатки, дает сынку, который в кои-то веки уселся за руль, смачный подзатыльник.

- Олега твоего Боров заказал за прилюдное унижение, если бы один муд*зв*н не проиграл жену в карты, пацан бы сейчас в реанимации не валялся.

Вздрагиваю, взгляд мечется от одного к другому. Следовало сразу догадаться, подстроить все так, будто – это неудачный выстрел охотника. Слишком стильно для моего тупорылого муженька.

- Батя!

- Что ты батькаешь? Он избил его при друзьях и подчиненных, на лопатки положил. Из-за тебя это дерьмище, вечно не головой, а жопой думаешь. Че сына не поставил на кон?

- Можно хотя бы не при жене?

- А то Ника не в курсе, какой ты дебил. Еще и деда какого-то под монастырь для ментов подвели.

- Батя! – вцепившись в руль стонет Сергей.

- Сейчас поедим на поклон, друга твоего спасать, деньжат предложим, умасливать будем Борова. Нажмем на то, что он мог случайно пристрелить Нику и ребенка, кстати, что вы там все вместе делали?

Мое сердце останавливается. Они оборачиваются ко мне одновременно. Я не заготовила логичного оправдания. Жутко пугаюсь этого вопроса, но медлить нельзя, иначе погублю нас обоих. По крайней мере они не знают о нас.

- Мы с Серёжей гуляли, а что делал там твой водитель, это ты у него спроси, - как можно равнодушнее пожимаю плечами. - Бегал как обычно или на велосипеде гонял, ты же знаешь у него вечно эти спортивные марафоны на дальние дистанции. У нас природа шикарная, не в городе же ему носиться между машинами.

Несколько секунд они молчат, а потом возвращаются к разговору о Борове, забывают про меня, а я выдыхаю, стукаясь лбом о холодное стекло, вроде пронесло.

Бегу по коридору, слишком громкий стук каблуков нарушает больничную тишину, но спокойным шагом идти невозможно. Путаюсь в широкополом плаще, развязывая и срывая с шеи шелковый шарф, тяну его по полу, не замечая этого.

- Где тут десятая палата не подскажите? – обращаюсь к пожилой женщине с огромной шваброй в руках.

Та молча указывает вперед, потом машет рукой направо. Когда до заветной палаты остается несколько метров, останавливаюсь перевести дыхание. И неожиданно оказываюсь в горячих и родных объятьях.

- Привет, лапочка, - прижимает Олег к теплой груди, - как чувствовал, что это ты.

От накатившего счастья не могу прийти в себя, обнимаю, прижимаясь, после отстраняюсь, целую щеки, лицо и губы, он с удовольствием отвечает, ласково гладит по голове, широко улыбаясь. Живой. Это самое главное. Как же я ждала этой минуты, трое суток не находила себе места, сходила с ума от волнения. Тайком писала сообщения и успокоилась, только когда получила ответ.

- Пойдем, - берет меня за руку, уводя в темноту коридора, переплетая наши пальцы, а я не могу унять бешенное сердцебиение.

Здесь в полумраке рекреации стоит старый пыльный диван. Олег садится, притягивая меня к себе, быстро снимаю плащ, оказавшись у него под мышкой, на твердой груди, закрываю глаза от удовольствия.

- Как тебе это удалось? – шепчет, нежно перебирая волосы на затылке.

- Моя подружка из стриптиза позвонила к нам домой по городскому, когда Сергей находился в кабинете, попросила передать супруге, что у нее очень плохие анализы по женской части, - смотрю ему в глаза, а он наклоняется, чмокает меня в нос, гладит лицо свободной от крепкого объятья рукой. Чувствую его силу, запах, ощущаю себя в раю.

- Да вы интриганка, Вероника Игоревна.

Смеюсь, щекой потираясь о его грудь, он обнимает, целует то в макушку, то в лоб, а когда я подымаю глаза, чтобы посмотреть на него, опускается, медленно и очень чувственно касаясь моих губ. Наш поцелуй совсем не похож на те, что он дарил мне раньше. Нежность, забота и так много чувства, что у меня кружится голова. Это не похоть и не секс - это любовь в чистом виде, от которой перехватывает дыхание.

- Очень больно?

- Нет, - улыбается, разглядывая мое лицо, долго смотрит, будто запоминая каждую черточку, - они столько в меня всего вкололи, что я ничего не чувствую.

 Млею от его улыбки.

- А это чувствуешь? - тянусь к нему, провожу кончиком языка по щеке.

- Еще как, - снова смотрит в глаза, но как-то слишком долго и внимательно, а потом затихает, переводя взгляд на стену перед собой.

 Когда любишь человека по-настоящему, очень сложно обмануться, наверное, поэтому в груди мгновенно холодеет.

- Ника, - неожиданная перемена в голосе меня пугает.

Олег молчит, громко вздыхая, выползаю из его объятий, а он отпускает, опирается о свои колени, переплетая пальцы сильных рук, больше на меня не смотрит. А я ведь не дура, догадалась сразу. Предполагала, что это может случится, но боялась даже думать об этом, в глубине души знала, что этот выстрел все изменит, протрезвит его, вернет на землю. Встаю с дивана, отхожу в сторону, сама не знаю почему начинаю смеяться.

- Ника, послушай…

- Нет, - смеюсь, а из глаз льются слезы, никогда не плакала так много, как будто психованная истеричка, - ты не посмеешь.

Больше не сдерживаюсь, закрываю лицо руками, постыдно рыдаю, не сдерживаясь.

- Проклятая я видимо, - всхлипываю, потирая нос. - Мать не любила, муж бьет, любовника завела и тот не любит, - продолжая смеяться.

- Именно потому что люблю, - встает, тянется ко мне, но я качаю головой, отстраняюсь, его руки хватаются за воздух.

 - Ты бросаешь меня, потому что любишь? – смеюсь, вытирая лицо.

- Лапочка, ты не знаешь кто эти люди! Когда в себя пришел, меня такой ужас охватил, ведь могли пристрелить тебя или малыша! В кошмаре понял, как сильно рискую тобой. Я спасти тебя хочу. Это временно, - приближается, а я отступаю. - Как ты не понимаешь? Они в два счета деда какого-то в тюрьму запихнули за преступление, которое он не совершал! Так будет лучше. Ты просто не знаешь, на что они способны.

Смотрит мне в глаза, а я не могу, меня изнутри боль разрывает, сердце пульсирует, истекая кровью. Не в силах его видеть.

- Ну так скажи мне кто ты, Олег? Кто они? Почему ты с Сергеем таскаешься? Я же вижу, что ты призираешь его не меньше меня, ты не друг ему, тогда почему, Олег? Кого черта ты живешь возле него? Зачем крутишься вокруг него? Скажи мне!

Олег опускает голову.

- Не можешь сказать? Не доверяешь? А говоришь, что любишь. Себя вы все любите.

- Ника, ну пожалуйста, поверь, так будет лучше. Этот Боров, он мог тебя и малого пристрелить, ты понимаешь? Ника?

- Ты повторяешься, - подбираю свой плащ и шарф.

- Ты хотя бы представляешь, что тебя ждет, если Сергей узнает? – снова пытается поймать мою руку, но я уворачиваюсь.

- Почему ты об этом не подумал, когда под юбку ко мне лез? – последний раз смотрю ему в глаза.

Олег молчит, прерывая зрительный контакт первым, запуская руки в волосы.

- Я всегда буду рядом, я никуда не денусь, не дам ему обижать тебя, надо приостановить наши отношения, иначе он просто убьет тебя. Ты думаешь мне легко?

 - Выздоравливай, - разворачиваюсь, чтобы не упасть в обморок от сумасшедшей душевной боли.

Бегом спускаюсь по ступеням, не понимаю, куда мне теперь идти, не разбирая дороги, бреду в больничный сквер, где все устлано красно-оранжевыми листьями. Прислоняюсь к стволу измазанного известкой тополя, сползаю на землю, спиной обдирая краску, пачкая плащ, закрываю лицо руками. И хорошо, что дождь, потому что слезы текут рекой, а сердце разрывается на части. Я не хочу в это верить, но это правда.

Мы с Олегом расстались.

Я не скучаю по Нике, я по ней тоскую, как пес, что потерял любимую хозяйку. От горести и уныния хочется выть на луну. До того, как собственноручно разбил ей сердце, я не подозревал, что может быть физически больно от расставания с женщиной.