Надежда Мельникова - Нравится, когда ты танцуешь

- Я позвонил мужу твоему, он сказал переночевать где-нибудь, завтра заберет нас. Связь здесь хреновая, сквозь череду пьяных матов я расслышал только «приткни их куда-нибудь».

У меня даже сердце остановилось. Догнала водилу, развернула к себе:

- Как это?

Он безразлично смотрит на меня, остановившись:

- Твой сын слишком маленький для подобных прогулок. К тому же оглянись, нас никто не собирается подвозить. Деревня недалеко, попросимся к кому-нибудь.

Я никогда не смотрела на него в упор, отводила глаза, как только он поворачивался или плавала вокруг, а теперь уставилась, не отрываясь, нагло, в самую глубь, как будто там ответ на все мои вопросы. Вот только все, что я увидела – это гадкая ухмылка с налетом цинизма.

- Ты с ума сошел? Я не пойду в чужой дом. Оставаться непонятно у кого, раздеваться там.

Неожиданно водила громко смеется:

- Тебе лишь бы раздеваться, - вздыхает, кашляя и не переставая хохотать, обходя меня вокруг, - и с ума сошла ты, когда без сумки для ребенка, где все ваши подгузники и бутылки с сосками, побежала в лес, мамаша, - последнее он добавляет с таким ядом, что хочется расцарапать ему лицо.

- Знаешь что? – ставлю руки на пояс.

Он не может идти дальше, потому что я замерла на месте, мне нравится это ощущение легкого превосходства.

- Что? – отвечает он, скривившись.

- Что! – повторяю его интонацию.

- Ну так что? -  все же делает шаг вперед.

- Детский сад, - вздыхая, задумываюсь о том, что я буду делать, ведь принадлежности для ребенка и вправду уехали вместе с телефоном и кучей разных вещей.

Как же бесит, что водила прав.

- Взрослая. Я свою майку под сральные дела не дам.

- Я твою грязную майку и не …

На горизонте появляется автомобиль, тусклые фары прорезают сумерки. Брызги грязи и мелкие камушки летят из-под колес в разные стороны. Прыгаем, орем, но внедорожник проезжает с такой скоростью, что мы не успеваем рассмотреть сидящего внутри.

- Я бы тоже не остановился, - взлохмачивает свои без того лохматые волосы, - вон уже поворот на деревню с названием на знаке.

- Я не пойду в незнакомый дом. Не буду ночевать с тобой под одной крышей, не доверяю тебе, мало ли, что у тебя на уме.

Он медленно поворачивается, смотрит на меня так, будто я жаба в короне с семью брильянтами в центре.

- Очень надо.

Почему-то это задевает.

- Как же ты меня бесишь, если бы он попросил кого-то другого довести нас, то …

- То ты уже давно была бы дома, потому что он не совершил бы такую глупость и не повелся на твое «свали из салона».

С пригорка съезжает еще одна машина.

 - Эй, стрипуха, кофту снимай, тогда он точно остановится.

Я кричу, прыгаю, машу руками. Кофту то, конечно, не снимаю. А водила даже не оборачивается, идет, как шел.

- Вот почему ты ничего не делал?! – выговариваю ему, брызжа слюной. - Он мог остановиться! Как же ты меня раздражаешь своей тупостью.

- Ты повторяешься.

 - И слабоумием.

- Еще, - идет прямо, спина ровная как струна.

- И дебилизмом.

- Давай, ни в чем себе не отказывай, стрипуха, сегодня или никогда.

- И волосами.

Он останавливается, перекладывает люльку в другую руку и смотрит прямо на меня.

- У меня отличная прическа, понятно тебе?!

Я не знаю почему, но начинаю смеяться, хохот перемешивается со слезами, впадаю в истерику. Все накопившиеся нервы выливаются в этот идиотский смех. Отличная прическа у него. Вечно все дыбом и в разные стороны.

- Это не твое дело, на себя посмотри. Тоже мне королева красоты.

- Опять детский сад, - продолжаю смеяться, вытирая слезы.

- Там в клубе, до свадьбы, была ничего, а сейчас уже абы что, честно говоря.

Вздыхаю, закрывая лицо руками.

- Ужас какой! За что мне это? Проклятье недалёким водителем с манией величия.

Шофер ставит люльку на асфальт, говорит спокойно, но заметно, что едва сдерживается:

- Стрипуха, - на секунду закрывает глаза, явно успокаиваясь, -  я бы на твоем месте помалкивал. Ты нас затащила в это говнище. Я мог бы сейчас на диване сидеть, в потолок плевать, возможно и не один. А не шляться с тобой по трассе, выбирая сарай для ночлега.

- Ты не один? Не смеши меня, да кто с тобой согласи…

Он открывает рот, чтобы сказать мне очередную гадость, просто в шоке от моей наглости, вижу, как ходят желваки на его лице, но я замечаю свет в крайнем доме у дороги, беру ребенка из люльки и бегу туда.

Нам везет, калитку открывает дородная, видная, белолицая и очень румяная молодая женщина, рядом с которой я смотрюсь как анорексичка со стажем.

Она живет с отцом, который мирно посапывает в углу. В доме довольно уютно, все из камня и дерева. Отделка комнат отличается простотой, можно даже сказать грубоватостью, заметно, что множество деталей сделано хозяевами собственноручно. Мебель в основном старинная, деревянная, прочная, но без изысков. В центре большой массивный комод. Вышитые вручную скатерти, занавески, салфетки и прихватки.

Водила отправляется искать туалет, а я присаживаюсь на край лавки, чтобы покормить ребенка. Девушка хлопочет по дому, она кажется милой и очень дружелюбной. Это чудо, что нас так легко пустили.

- У тебя красивый муж, - хихикает она, доставая вилкой из бочки соленые огурцы с прилипшими веточками укропа.

- Да ну, - вырывается у меня неосознанно, - ну да, - киваю головой, соглашаясь.

Она решила, что мы муж и жена. Это забавно.

- Глазюки красивые и улыбка, волосы…

- Тебе правда нравятся его волосы? – морщусь в недоумении.

- Угу, - откусывает она большой кусок огурца, смачно прожевывая, - и ты уж извини, но зад у него, - она мечтательно вздыхает, - ну и такой нос…

- А с носом то что? – не могу разгладить складку между бровями от удивления.

- А то ты не знаешь, что значит такой нос для мужика, - рогочет девица.

- Только то, что в такой огромный шнобель поместиться много соплей во время насморка.

Непонятно от чего злюсь, когда девушка по имени Зина млеет при виде вошедшего в дом водителя.

Волосы ей мои не нравятся! Смотрюсь в запотевшее зеркало с мутными расплывшимися трещинками, перекидывая пряди с одной стороны на другую. В воздухе раздается быстро исполненные, раскатистые, виртуозные пассажи стрекочущих кузнечиков. Под тусклой лампочкой покосившегося домика с сердечком на двери выгляжу вполне прилично.

 Сказала бы она такое своему Сереженке, я бы на нее посмотрел, а тут гляди, разговорилась. И главное обзывается, совсем обнаглела. А Зина ничего, душевная такая женщина. Добрая, не то, что танцовщица откровенного жанра.

Низко наклоняясь, вхожу в дом, половицы скрепят, а с кухни доносится приятный аромат готовящейся еды.

Сажусь на край лавки, подальше от «подруги по путешествию». Но она неожиданно подползает ближе, все еще держа малого на руках, наклоняется, шепчет, пока Зина хлопочет у плиты:

- Она думает, что мы муж и жена, не стоит ей говорить, что ты мой…

Перебивая, шепчу в ответ:

- Что ты снимала трусы за деньги, когда познакомилась с богачом, а теперь шляешься по лесу с его водителем, потому что тот не захотел слезть с бабы ради того, чтобы забрать вас с сыном?

Нарочно делаю ей больно. Наши отношения – это бутыль с зажигательной смесью. Никогда в жизни не хотелось наговорить женщине столько гадостей. Я не могу в себе разобраться, я то вижу ее красоту, то схожу с ума от злости и раздражения. Она будоражит меня, ее тело влечет. Стрипуха именно такая, какой в моих фантазиях должна быть женщина подо мной. Но больше всего на свете я ненавижу продажность и лицемерие. Я очень хочу, чтобы они развелись, потому что видеть ее постоянно -  невыносимо. А еще эти сны, в которых она танцует только для меня…

Продолжаю раздражаться, хочу увидеть ее реакцию, не знаю зачем, но мне необходимо понять, какого хрена она терпит подобное унижение от своего мужа. Неужто все-таки деньги? Она наклонилась слишком близко, прядь ее белоснежных волос касается моей щеки.

Одним субботним вечером Сергей попросил меня забрать ее из огромного магазина, мы ехали в переполненном лифте, стрипухе пришлось прижаться ко мне. Это была вынужденная близость, ничего личного, но я дышал ее запахом, впитывал ароматы, как будто пробуя на вкус. Стрипуха злит меня регулярно, но пахнет просто обалденно. А эта прядь настолько шелковистая, хочется потянуть ее губами.

Ника каменеет, перестает дышать, ей неприятны мои слова, вижу тоску в ее больших карих глазах, сжимается, отворачиваясь. Широко улыбаюсь Зине, хочу, чтобы «моя женушка» видела, что я нравлюсь другим женщинам, не спрашивайте зачем мне это.

Зина угощает нас щами с перловой крупой приготовленными в русской печи. Это что-то невероятное, давно ничего не ел настолько домашнего и уютного.  Хозяйка много говорит о себе, рассказывает о местных жителях и сыне, который с классом уехал в город на выходные. Сложно что-то вставить в эти монологи, но мы со стрипухой и не хотим этого. Я поглядываю в ее сторону, кажется, мне все же удалось ее обидеть. Она притихла, больше не огрызается.

Хозяйка стелет нам в одной комнате, сооружая семейное ложе на узкой деревенской металлической кровати с одной подушкой на двоих. Вместо матраса кладет деревянный щит, сверху бросает несколько одеял.

Стрипуха испуганно смотрит на шерстяное клетчатое покрывало с кистями, косится, сжимаясь. Плохо же она меня знает, если думает, будто я воспользуюсь ситуацией. Я никогда не беру женщин силой, мне нужны горящие глаза полные желания и обоюдное удовольствие, поднимающее до небес.