– Чего молчишь, Юль? – не знаю, о чем говорили девушки, и теперь удивленно блуждаю глазами по их лицам. Я пропустила что-то важное?

– Сама выбирала? – Дарина даже вперед подается и, кажется, того и гляди уложит свою ладошку на мой лоб, чтобы убедиться, не тронулась ли я умом от подскочившей температуры. – Мне Ильин тоже машину обещал. Тем более что права я давно получила.

А я получила водителя… Господи, может взять пример со Смертиной и выучить правила, чтобы больше не отравлять свою жизнь присутствием сомнительных личностей? Я ведь училась не так уж и плохо, неужели не осилю парочку дорожных знаков?

Киваю, оставляя без внимания насмешку в ее глазах, и обреченно вздыхаю, прокручивая вишенку за тоненький черенок. Мое настроение окончательно испорчено.

– Кстати, я слышала, что Тихомирова готовится к показу. Моя подруга будет его закрывать. И мне предлагала по подиуму пройтись – она крутит интрижку со Светкиным бизнес-партнером - но мне карьера модели без надобности. Сами знаете, какой Вадим Викторович ревнивец, не дай бог передумает, и не видать мне московской прописки.

Вот видите! Я не одна такая – нас миллионы бродят по столичным улицам, заманивая в свои сети перспективных женихов! Кто-то специально высиживает их в ресторанах, кто-то строит глазки в очереди за стаканом кофе, кто-то, нацепив единственное приличное платье, посещает выставки… И не переживают! Так с чего я должна размышлять над словами водителя, которого уже завтра могу заменить другим?

Веду головой, приводя в движение распущенные локоны, и заставляю себя взбодриться – еще не хватало впадать в депрессию после перепалки, что сама и заварила! Ерзаю на небольшом диванчике, склоняясь ниже к своей собеседнице, и намеренно не опускаю взгляд ниже, не желая в очередной раз разглядывать кольцо, что она словно специально прокручивает на пальце.

– Правда? Я бы не отказалась сходить, – улыбаюсь, наперед зная, что Дарина расшибется в лепешку, но добудет нам пригласительные. Если я ее недолюбливаю, виртуозно скрывая свои чувства, то Смертина в своих проявлениях довольно искренна – часто звонит, следит за моим профилем в социальных сетях, не забывая восхвалять мою красоту в комментариях, и расстраивается не на шутку, когда за очередной чашечкой кофе я принимаюсь жаловаться на свою судьбу. – Уверена, коллекция у нее неплохая. Руслан говорит, в поисках вдохновения она исколесила полмира.

- Ага, сейчас вот в Лондон махнула. Укатила, наплевав на подготовку к показу. Ее партнер рвал и метал, когда она отказалась отложить поездку. У нее, видите ли, пятнадцатая годовщина брака! — сама того не подозревая, Дарина толкает меня в бездну: чувствую, как пол под моими ногами расходится, и я стремительно лечу вниз, не ощущая ничего кроме злости и разочарования.

Работа? Кажется, именно ей прикрывался Руслан, уверяя, что в Англию летит по делам? А что на деле? Его жена позирует на фоне Биг-Бена и не забывает лучезарно улыбаться, ведь фотографирует ее не кто иной, как дорогой муж… Вот оно невезение — за что не возьмусь, ничего хорошего у меня не выходит.


Глава 9


Максим

– Вот это я понимаю отдых! Ты где-нибудь ел такие шашлыки? – Костров неловко плюхается на скамейку, потуже обвязывая вокруг бедер простыню, и проходится ладонью по взмокшему лбу.

Где-то за нашими спинами ребятами сокрушаются отборным матом, ругая друга за излишнюю грубость. Сегодня за веник взялся Звягинцев – пожилой мужик с наголо выбритой головой и пушистой «опушкой» седых волосков на крепкой груди. Что есть мочи лупит своих подчиненных березовыми ветками и поддает жару, то и дело плеская ковш воды на каменку. Именно на его должность я так метил, и именно он когда-то советовал Тихомирову ко мне присмотреться. И если на посту начальника охраны я бы с легкостью его заменил, то до банщика мне еще далеко, ведь хватило меня от силы на пару минут на нижнем полоке.

– Мясо как мясо, – не разделяя общего веселья, я просто смотрю вдаль, получая удовольствие не от шумного сабантуя, покупного шашлыка и пакетированного сока, а от красоты, что открывается взору с моего места. Небольшое озеро с прохудившимся мостиком, по которому отваживаются пройтись лишь подвыпившие приезжие, колодец, дорога к которому заросла осокой и жгучей крапивой, частокол вокруг небольших участков, которые хозяева навещают так редко, что от дождя и снега деревяшки прогнили и местами лишились краски, и воздух – чистейший, без примеси паров, выбрасываемых автомобилями и химзаводами.

– Ничего ты не понимаешь, Максим! Зеленый совсем: вам бы курорты подавай, – Леня по-хозяйски шарит под лавкой и, откопав пыльную банку, ставит ее перед нами. – Вместо пепельницы, а то теща меня убьет, если хоть один окурок после нас останется.

– Вот еще! Говоришь так, словно моя мать мегера, – Карина, перевесившись через окно, легонько отвешивает ему подзатыльник и, скрипнув половицами, уже ступает босыми ногами на землю. Красивая, и не скажешь, что пятый десяток в этом году разменяла. Скачет на носочках, улыбаясь, как девчонка, и взгляд моего товарища мгновенно теплеет. – Ругается она вовсе не из-за бычков, а из-за того, что дымишь ты как паровоз! Сил моих уже нет бороться, сам травишься, еще и молодежь своим дурным примером заражаешь.

И не поспоришь ведь. За этот вечер, что провел в компании семейства Костровых, я приговорил половину пачки – во рту сухо, словно это не я только что опрокинул кружку компота, а внутри тошно, и от никотина, и от жизни, что в последнее время совсем не радует. От работы, что больше не приносит мне удовольствия, от графика, в котором нет никакой стабильности и от одиночества, что после парочки рюмок горячительного ощущается особенно остро. И я сейчас вовсе не о женщинах, о семье, что я, кажется, увижу нескоро.

– Как твоя мама? – словно прочитав мои мысли, обращается ко мне хозяйка небольшого домика с синими ставнями.

– По-старому. Врачи дают год, не больше.

Когда-то я ее ненавидел. Так люто презирал, всей своей детской душой противясь встречам, что неминуемо настигали меня по субботам – она садилась в автобус и три часа тряслась по разбитым дорогам ради нескольких часов рядом с сыном - что все больше молчал, упрямо воротя нос от привезенных подарков. Помню, как она плакала, прижимая к груди кулачок с зажатым в пальцах платком, а я просто пялился в стену, словно и нет никого в комнате, что незадолго до ее ухода из семьи отремонтировали, поставив в угол детскую кроватку с розовым балдахином. Ненавидел, а теперь дико корю себя за то время, что отобрал у самого себя…

– Наладится все, Максим. Тихомиров человек отходчивый, и если помощь пообещал – слово сдержит, – а это уже Костров касается моего плеча, даже не поморщившись от крепкой настойки, что готовит его тесть. – Главное, не дури, и все пройдет как по маслу – и денег подзаработаешь, и мать на ноги поставишь. А там и до начальника охраны недалеко. Не так уж и близок он со своей племянницей, чтобы крест на тебе ставить, ты ведь у него в любимчиках. Наказывает скорее для проформы, чтоб в следующий раз на его женщину не позарился.

А вот это вряд ли. Вспоминаю Юлию Константинову, что пару часов назад в полнейшем безмолвии мчал по Москве, и руки сами собой сжимаются в кулаки. Кто угодно, но ни эта змея, что своими глазами наверняка просверлила дыру в моем затылке. Того и гляди, вооружится десертной ложечкой и выковыряет мой мозг, в конечном итоге бросив в канаву мое бездыханное тело. Таких не любят, ведь отдачи ждать придется долго, а вечности в моем запасе нет.

– Чего мы все о грустном? – Ленька встает, резво ударяя своими лапищами по полным бедрам, что вот-вот оголятся, ведь узел простыми на его плече грозится в любую секунду развязаться. – Айда купаться! Сейчас мужиков позову и в пруд! Только футболку на берегу снимай! Моя Люська и так с тебя глаз не сводит.

– Папа!

– Что папа? Иди математику учи! Девятый класс на носу, а в дневнике одни тройки! И шорты эти, чтобы я больше на тебе не видел: нечего на всю округу коленки светить!

Вот она идеальная семья: ругаются беззлобно, подтрунивают друг над другом только лишь для того, чтобы вместе заливисто посмеяться над самой удачной шуткой, выходные проводят на даче, пусть и предпочли бы каждый заняться своими делами. Петрович бы с удовольствием закрылся в гараже наедине со своим новеньким Рено, Карина обложилась бы книгами по психологии, направив все силы на сбор интересных статей, которыми в сентябре поделилась бы со своими студентами, а Люда… А черт его знает, чем занимаются девчонки в четырнадцать… Я с сестрой не жил, и ведать не ведаю, как она проводила свои свободные вечера.

– Ты папку не слушай, – стоит мне выбраться на берег, точная копия своей матери протягивает мне махровое полотенце, намеренно прячась от шумной компании разгоряченных мужчин за высокими кустами. – Вовсе я в тебя не влюбилась. Старый ты уже, да еще и бабник.

Двадцать девять, а меня уже в пенсионеры записали! Впрочем, передо мной ребенок, может и к лучшему, что разница в пятнадцать лет кажется ей непреодолимой пропастью.

– Это кто это тебе такое сказал?

– Папа. Слышала, как он с мамой обсуждал, что все проблемы в твоей жизни из-за того, что ты мимо короткой юбки пройти не можешь.

Деловито поправляет указательным пальцем солнечные очки и, тряхнув короткими волосами, добавляет:

– И у меня, вообще, парень есть. Димка Нагорный с параллельного класса. Мы с ним и в кино уже ходили. На последний ряд.

– Прямо-таки на последний? А Ленька в курсе?

– Нет. И ты не говори. Мы с мамой в секрете держим, уж больно он у нас вспыльчивый. А у Нагорного брат в полиции работает. Не дай Бог, посадит.

Я смеюсь, хоть какая-то часть меня все-таки не отрицает возможности, что Петрович схватится за охотничье ружье, если узнает про дочкиного жениха, а Люська продолжает разглядывать татуировку на моем плече.