-Получается, обманул. Мне сейчас не до этого, Юль, - она руку мне на плечо кладет, а я сбрасываю с себя её пальцы. Вопреки собственному желанию чувствовать их на себе всегда. - Так что если пришла отношения выяснять, время совсем неподходящие. У меня через два часа поезд.

-Поезд?

Она только сейчас замечает опустевшие полки, вещи, что так и торчат из незастегнутого чемодана и паспорт с выглядывающим из-под обложки корешком билета. Смотрит и в удивлении округляет глаза.

- Ты бы так и уехал? Не попрощавшись?

Да. Потому что слова прощания из себя ни за что не выдавлю. Оно ведь бессмысленно, верно? Самый трусливый побег тысячелетия, избежать которого мне не позволяет совесть.

-А я? - голос дрожит, а Мурзик, запрыгнувший к ней на колени, остается ей незамеченным. Сверлит меня глазами и вцепляется пальцами в рукав моей кофты. - Я что тебе не нужна?

Выворачивает меня наизнанку этим вопросом и, кажется, порывается встать. И так будет лучше - со мной ничего хорошего Юлю не ждет.

-Не уйду, понял? - только она так не считает. Хватает меня за подбородок и силой заставляет на себя посмотреть. - Буду сидеть здесь, пока до тебя не дойдёт, что так нельзя. Нельзя сначала наобещать с три короба, а потом, прикрываясь проблемами, отправить меня восвояси. Потому что в таком случае ты просто болван, Бирюков!

Боже, да что в ней такого? Почему прогнать не могу и сам уйти не пытаюсь?

Может быть это? То, как она улыбается, вместо того, чтобы закатить истерику, как ладошкой касается моего плеча и уже сменяет её невинным поцелуем сквозь плотную ткань олимпийки? Как смотрит с нежностью, которой во взгляде её сейчас не должно быть места?

Ловлю эти жалкие крохи, что дарованы мне судьбой, и думать могу лишь о том, с каким удовольствием всадил бы Руслану пулю промеж глаз. За то, что он с нами сделал...

-Болван?

-Самый настоящий. От такой женщины только дурак откажется, - тянется к своей сумочке и достает из нее пухлый конверт. - Выход всегда есть, Максим, и вдвоём его найти куда проще.

Кладет его мне на колени и закусывает губу, взглядом прося, чтобы я заглянул внутрь… Деньги?

-Откуда?

-Копилку разбила. И машину продала, так что водитель мне больше не нужен. Увольняю я тебя, Бирюков, - Щербакова отшучивается, но замечая, что от ее признания я лишь мрачнею, смущенно отводит в сторону свои поблескивающие от переизбытка эмоций глаза.

-Я не знаю, сколько на лечение твоей маме понадобится, но если не хватит, мы обязательно что-нибудь придумаем. Вместе. Украшения мои продадим или шубы эти чертовы. Ведь какой смысл их хранить, если тебя рядом не будет? - краснеет и принимается теребить тонкую цепочку на шее, а я растерянно тормошу свои волосы. Наверное, раз сто запускаю в них пятерню, продолжая сверлить рыжие купюры тяжёлым взглядом.

Уверен, это все её сбережения. Все, что она копила, деля постель с чужим мужем. Наверняка строила планы, мысленно потратив все до копейки на собственную жилплощадь или путешествия по миру, а в итоге отдаёт мне… Тридцатилетнему неудачнику, ведь она именно им меня и считала ещё месяц назад.

-Не надо. Выкручусь...

-Возьми их, ладно? - накрывает мою руку своей и уже подбирается ближе. Так, что в глазах плывет от цветочного дурмана и тех разрядов тока, что насылают на меня её губы. Горячие, торопливо осыпающие поцелуями мои заросшие щетиной щеки, шею и вновь исследуют линию скул…

-И без меня не уезжай, потому что я теперь одна не смогу, Максим. Куда угодно согласна, лишь бы вместе.

С собой взять? Она не в себе, верно? Не понимает, что делает и что может остаться ни с чем?

-Ты с ума сошла, Юль? - пытаюсь отстраниться, а она лишь плотнее жмется к моей груди. Забирается на мои колени и уткнувшись носом в плечо, яростно кивает, соглашаясь с поставленным мной диагнозом.

-Точно. Так что переубедить не пытайся. Тебе эти деньги нужнее.

Разве? У неё семья, а она обо мне думает… Я палец над кнопкой вызова заносил, едва не отправив детей в детский дом, а она так просто готова от всего отказаться, лишь бы мне помочь?

-Люблю я тебя, Бирюков, - слёзы со щеки стирает и еле слышно смеётся, пробираясь ладонями под мою олимпийку. - Я, кажется, в Лиду пошла. Теперь от меня уже не отделаешься.

Так просто признаётся в том, над чем ещё вчера в голос смеялась, что я даже конверт роняю. Слышу, как он глухо ударяется о пол, но даже не порываюсь поднять, ведь прямо сейчас это совсем неважно. Поезд, на который я опоздаю; купюры, что, возможно, разлетелись по полу, как конфетные фантики; кот, что впивается ногтями в мою ногу - все пустое. Смысл есть только в ней - в этом ее янтаре, в шоколадных бликах волос, в ненасытности рук, обвивающих мою шею и в этих губах, что без лишних вопросов отвечают на мои нетерпеливые ласки.

Стягивает с себя свитер, оставаясь в той самой футболке, край которой теребила у Тихомировского гаража во время нашего немого разговора, и прежде чем вновь отдаться на волю моим губам, предупреждает:

-Только не зазнавайся. Свернуть для меня горы все равно придется. Нам еще родственников моих спасать нужно.

Проникает языком в мой рот и стон, что слетает с её горячих уст, оседает где-то внизу моего живота. Завязывает в узлы каждую вену, заставляет дыхание участиться, и словно дуновением порывистого ветра сметает каждую горькую мысль с моей головы. В ней пусто.

Юля

Я изучу каждую его родинку. Так, чтобы суметь изобразить каждое из этих созвездий, украшающих мужскую спину, на карте, прочесть которую сумеет лишь он. Неторопливо или, наоборот, мчась на всех парусах, лишь Максим Бирюков доберется по ней до моего сердца. Да что там! Уже добрался и теперь осматривается по сторонам, кивая ребятам, что робкими улыбками приветствуют своего знакомого.

-Ты только мне звони ладно? И приезжать не забывай, - Вера утирает слезы бумажным платком и застегивает мою ветровку, переживая, чтобы я не простыла. Прохладно. Шесть утра, а на вокзале вовсю кипит жизнь: слезы, смех, беззаботная болтовня, произнесенные срывающимся голосом слова прощания.

Притягиваю к себе эту женщину с огненной гривой на голове и крепко обнимаю, целуя куда-то в висок:

-Что ж ты у меня такая глупая? Разве я могу про тебя забыть?

Это нереально. Я даже Лиду помню, а воспоминания о ней вряд ли заслуживают места в моей памяти, а тут Вера! С этими сдобными булками и домашними котлетками, что аккуратно уложены в контейнер:

-Кто знает? У вас теперь забот столько, что даже ума не приложу, как со всем справляться будете. Максим, - Бирюкова подзывает, неодобрительно хмурясь при виде тлеющей сигареты в его руках, и наставительным тоном раздает указания:

-Юльку мою береги. И курить бросай, все-таки с детьми жить планируете. И как все решится, мне маякните. Я отпуск возьму, первое время помогать стану. А то как же вы вдвоем?

Всемером. Если удача будет на моей стороне и я сумею у Лиды детей забрать. И если они, вообще, захотят любоваться моим недовольным лицом ежедневно. Хотя, я ведь всяко приятнее Голубева: за ремень не хватаюсь, спиртное не пью и кухню за одну ночь в помойку не превращаю…

-Так это когда еще будет, Вер? Нам бы сначала с Алисой Дмитриевной разобраться - ни одна клиника московская ее не берет, - но это ведь не повод отчаиваться? Прижимаюсь к мужскому плечу и тяжело вздыхаю, лишний раз убеждаясь, что не всем в этом мире деньги правят. На них точно не купишь чью-то жизнь и определенно не расплатишься золотыми за чье-то сердце. Ценники здесь другие и продавец, что поглядывает за нами сверху, не всегда охотно идет на сделку.

-Ничего. Страна у нас огромная и хорошие врачи не только в Столице есть. Справитесь, я в вас даже не сомневаюсь, - женщина теперь и Макса в объятия сгребает, каким-то чудом заставляя его улыбнуться. Волшебница, я по этой его улыбке успела соскучиться.

-Монетку бросать будете?

-Куда? - смотрю на мачеху, отыскивающую мелочевку в кошельке, и временами поглядываю на проводницу, уже вовсю зазывающую пассажиров в вагон.

-Да хоть куда. На перрон вон. Чтобы вернуться, - раздает нам по пятирублевой монете и с тоской на состав поглядывает. - Заходят уже. Ой, Юлька, как я теперь одна?

- С Мурзиком, Вер. Он тебе вместо меня нервы трепать будет, - еще раз спешно целую провожающую и крепче монетку в ладони сжимаю. - Береги его, Айгуль с меня три шкуры сдерет.

-Обещаю. С Богом, - крестит нас и, опомнившись, протягивает пакет с гостинцами. И куда нам столько? Ехать всего семь часов…

- Звоните, ладно? - а это уже кричит нам в окно, даже ладошку к уху прикладывает, на случай, если мы не расслышим. Лучшая, самая лучшая из всех женщин, что я когда-либо встречала. Киваю, закусывая губу, когда гигантские колеса со скрипом приступают к работе, и, опустившись на нижнюю полку, только сейчас про монетку вспоминаю. И что за приметы? Я понимаю в фонтан, и то спорно…

-Могу окно открыть, - а Макс на меня уже с интересом поглядывает. Знает, как я любила столичную жизнь, эти неоновые вывески и пробки, в которых потягивала кофе, расположившись на кожаном сиденье дорогого авто. Как мечтала когда-то в ней задержаться, окольцевать завидного жениха и застолбить свое место в этом современном мегаполисе… А сейчас только и знаю, что растворяться в этих глазах цвета оникса.

Бред это все. Эта их бронзовая плита, от которой паутинкой расходятся в разные стороны миллионы дорог. Моя начальная точка - его объятья. Попала в них и путь тебе только один - к счастью.

-Глупости, - головой качаю и прячу пятак в задний карман. Пригодится еще, ведь дорого вовсе не место, а люди, и возвращаться хочется именно к ним. - Лучше кипяток неси, буду тебя Вериными пирогами кормить.


Эпилог