— Спасибо, Володь!

Стукнула входная дверь и раздался приторный голосок:

— Дорогой, ты дома? Котик, почему ты в темноте сидишь, а накурил-то как! Совсем свою зайку не жалеешь, ведь вредно для здоровья моего!

Она включила свет, Горшков долго и внимательно смотрел на неё, а та щебетала о «своем, о девичьем» — какая была тусовка, кто что сказал, кто что надел… — Дорогой, ты совсем меня не слушаешь… так, да или нет?

— Да или нет, о чём ты?

— Ну вот, у Жанки новая шубка, а у меня… — её глазки наполнились слезами.

— Шубка, говоришь, новая нужна? В июле месяце? А в телогрейке не доводилось ходить?

— Какой у тебя юмор… лагерный, котик.

И у Горшкова что-то полыхнуло внутри:

— А ты разве не знаешь, что я из сидельцев, а? И юмор мой такой же? — вкрадчиво спросил он.

— Но, котик…

— Я тебе не котик. Так, красотка, давай-ка, вещички собери и с вещами на выход!

Та начала моргать, строить из себя обиженную, попыталась раздеться, чтобы Горшков воспламенился, и они сладко помирились в постели.

Он вздохнул:

— Или ты идешь собираешь вещички, или уходишь вот так, в чем сейчас одета! — на ней в этот момент кроме стрингов ничего и не наблюдалось.

Перекосившись от злости, грелка прошипела:

— Ты ещё пожалеешь! Я тебя, импотента проклятого, на всю Москву ославлю!

— Стоп! А вот это уже лишнее, — он набрал телефон. — Эдуард Витальевич, Горшков на проводе! Да, да, согласен, сейчас, жду, до скорого!

У девицы забегали глаза, она тут же заскулила:

— Котик, я не права, прости, хочешь, я буду все, что пожелаешь, делать, нема как рыба!

Горшков ухмыльнулся:

— А как же насчет ославить меня? И что ты будешь с импотентом делать, ведь для тебя трах — это же как пища для оголодавшего? Не гони волну, у меня давно есть записи, как ты на тусовках развлекаешься, мне просто лень было с тобой разборки наводить, да и забавно было наблюдать, когда ты из зайки в шалаву превратишься. Насколько у тебя терпения хватит? Я со всеми грелками расставался мирно, а вот тебя жадность сгубила. Оденься, сейчас здесь люди будут, а впрочем, не надо, как раз товар лицом увидят.

Приехавший вскоре поставщик элитных грелок сказал:

— Я Вас предупреждал, господин Горшков, о стервозном характере, но вы меня не послушали.

— Да я не в претензии, интересно было понаблюдать, все какое-никакое развлечение, а потом её похождения… в туалетах на тусовках, примитив, короче. Ладно, мы в расчете!

— Если что, обращайтесь, подберем из новеньких! — уходя, предложил Эдуард.

— Спасибо, обойдусь! Иногда, знаете ли, рукоблудие приятнее, чем вот такие!

Наутро Горшков долго и нудно выбирал планшет для семилетнего мальчишки, замучив продавца, выбрал самой надежной фирмы.


Теперь перед Горшковым стояла задача — как отдать планшет? То, что Марина вряд ли будет рада его видеть и захочет взять у него подарок для ребенка, он не сомневался. Поехал на работу, вызвал Толика:

— Подожди Александр Сергеевич, Мы тут одну программку добиваем, давай через полчаса?

Когда-то они начинали с полуподвального помещения, сейчас же разрабатываемые компьютерные программы их фирмы имели большой спрос, львиная заслуга в этом была Толика. Горшков радовался, что его друг нашел себя, что его жизнь такая насыщенная и наполненная не дает ему думать о неприятных мыслях, о его внешнем непривлекательном виде.

— Что, Саш? — наедине они всегда общались по-простому, Толик устало плюхнулся на стул. — Замотались мы с ребятами, всю ночь до ума доводили, всё сделали, ща по домам.

— Натура увлекающаяся! — заворчал Горшков, — тебе, мальчик, уже сорок семь, можно иногда об этом и вспомнить бы! Здоровье-то не лошадиное!

— Саш, я ведь усну под твое ворчание!

Горшков вздохнул:

— Марину встретил!

— Марину… какую? У тебя этих Марин, как на собаке блох…

— Ярик, не зли меня!! Каткову Марину!

— Каткову? — пробормотал тот, не открывая глаз… — Каткову??!!! Маринку!!! — Дошло, наконец!

Горшков кратко рассказал, что и как.

— Яр, меня наизнанку вывернуло! Там такой пацан, а она на меня как на вошь смотрела…

— Заслужил же! Что от меня нужно? Сводней не буду. Лихо, ты сам виноват!

— Да не надо сводней, помнишь мы с тобой в общаге кантовались в Капотне? Так у них такая же нищета. Только чистенькая. Как бы помочь-то им, а? А мальчишка… такой… ну, короче, поехали со мной, планшет, вот, отдадим, да может ты как-то с бабкой поговоришь, я-то, сам знаешь, не мастак разговоры вести… Ярик?

Тот потер лицо:

— Ладно, ведь не отвяжешься, как я тебя так долго могу терпеть, сам удивляюсь? Ведь и впрямь, Лихо ты настоящее!

Пока ехали, Толик задремал, и Горшков ехал осторожно, поймав себя на мысли, что второй день ездит в несвойственной ему манере — неспешно.

Машину оставили подальше, пошли к подъезду, за кустами послышался заливистый детский смех, и Горшков резко свернул на тропинку в кусты.

Совсем маленькая детская площадка была пуста, только поодаль на лавочке сидела женщина, наблюдая за ребенком. А ребенок с восторгом карабкался по лестнице на горку и заливисто смеялся… и, уже собираясь скатиться с горки, увидел мужиков:

— Дядя Саша! И шустро скатившись с горки, побежал к Горшкову, тот в два шага преодолел расстояние и, подхватив его на руки, высоко поднял над собой!

Санька от восторга аж запищал… Горшков смеялся во все горло, глядя на малыша.

А сбоку пораженно застыл ошарашенный Ярик — он такого Лихо только в далёкой молодости видел…

— Баба Лена! Это дядя Саша вчерашний. Я про него тебе говорил утром! — представил Санька Горшкова, вставшей и настороженно смотревшей на них женщине. Ярик отмер и подпрыгивая подошел к Санькам.

— Дядя, у тебя тоже ножка больная, да? Как у меня? Я вот ботиночки специальные ношу и ножки совсем-совсем не болят.

Толик протянул руку:

— Привет, меня Толиком зовут. А тебя как?

— А я-Санька. Это моя баба Лена.

Ярик очаровал бабу Лену в момент, ловко начав разговор о своих болячках, вызнал всё про Саньку, про их нужды. Два Саньки общались меж собой, и было видно, что оба очень рады. Большой Санька предложил:

— А поехали в парк, на батуте поскачем, на машинках погоняем?

У малыша загорелись глазёнки:

— Баба Лена?

Баба Лена, оттаявшая и успокоенная разговором и вниманием большого к маленькому, сказала:

— А давай! Когда мы ещё туда соберемся?

Вот и отрывались два Саньки в парке — на батуте скакали немного, помня о больных ножках, а вот машинки, качели, карусели… Толик и Елена Сергеевна устали за ними ходить и сидели в кафешке, поглядывая на веселившихся Саньков.

— Знаете, Елена Сергеевна, я Сашку такого и не помню уже, он улыбается раз в год по обещанию, а сейчас хохочет заливается. Наверное, эта поездка не только маленькому, но и большому много удовольствия доставляет. Санька Ваш — чудо, солнышко маленькое, можно мы с ним дружить будем?

— Я-то не против, а вот Марина… она не привыкла к такому…

— Марину я по старой памяти постараюсь уговорить…

Толик замолчал. Оба Саньки вылезли из машинки, и большой, посадив маленького на шею, жмурясь подходил к ним.

— Ух, как мы проголодались. Да, Сань?

— Да!! — Восторженно завопил Санька.

— Значит, будем есть как мужики? — они уже знали, что мальчик плохо ест.

— ДА!

Горшков заказал еду, и оба Саньки, поглядывая друг на друга, замечательно поели. У бабы Лены заблестели слезы:

— Спасибо, Саша, это просто чудо!

— Сань, я вчера не знал, что у тебя день рождения. Подарок, вот, сегодня тебе привез, он в машине лежит!

— А чё там, дядя Саша? — хитренько спросил Санька.

— А вот увидишь, — так же хитренько ответил Горшков.

В машине, при виде планшета, Санька замер… потом поднял глаза на бабушку:

— Баб Лена!! Я… спасибо!!

Он кинулся на шею Горшкову, и у того защемило сердце, он очень бережно и нежно обнимал этого светлого восторженного человечка.

— Дядя Саша, а ты никуда не пропадешь, так и будешь со мной дружить? — вдруг спросил притихший на мгновение Санька.

— Если ты меня не прогонишь, я точно от тебя никуда не денусь!

— Не, не прогоню, ты мне сильно-сильно нужен, и ещё Лёха, мой друг, и Толик, баба Лена, я теперь такой богатый!

Баба Лена кивнула, вытирая слёзы.

— Ты чего, плачешь? Но я же не болею совсем?

— Да нет, Сань, это мне соринки ветер в глаза надул.

В машине Санька уснул, крепко держа в руках планшет.

— Саша, я вот хотела сказать: наш ребёнок, он особенный. Долго был неконтактным, сейчас старается неосознанно восполнить пробелы в общении. К Вам он сильно привязался, что удивительно, обычно он взрослых мужчин держит на расстоянии, я бы очень не хотела, чтобы Вы его как-то разочаровали, он очень долго будет переживать и болеть начнет.

— Елена Сергеевна, говорят, детей и собак не обманешь, раз он ко мне потянулся, наверное не видит во мне что-то плохое или негативное… мне это общение, может, даже больше чем ему надо. Он как-то с разбегу в мою душу ворвался, и я твердо знаю, он мне нужен, этот маленький солнечный лучик. А Марина… Николаевна, я хочу верить в это, примет такую вот необычную дружбу с Вашей помощью?

— Да, Елена Сергеевна, я Вам могу подтвердить, что такого Горшкова, я ещё не видел, хотя вместе мы ним… столько не живут… — проговорил Толик.

Горшков завернул в супермаркет, оставив Толика со спящим ребенком, повел смущающуюся бабу Лену в зал, мотивируя тем, что не знает, что любит из еды Санька. Сам же внимательно подмечал за ней, на что она кидала взгляды, и шустро бросал в тележку, набрали полную, невзирая на протесты бабули.