Пошли на улицу. Снег заметно осел, почернел на обочинах, и такой белоснежной красотищи, как была в январе-феврале, не стало. Зато на вербе набухли почки, и дальний березняк издали казался лиловым, в воздухе ощущалась какая-то свежесть, солнце радостно сияло…

— Эх, хорошо! Ручьи скоро побегут, а там и травка полезет, — щурясь на солнце как кот, проговорил Ленин. — Природа оживеет, и мы туда же. Весной щепка на щепку лезет!

— Охальник ты, Вовка!

— Не, я говорю, как есть, всегда так было и будет!

Санька и баба Лена ждали родителей, за все десять дней, что их не было Санька извелся, его ничего не радовало, он начал скучать с первого дня, и больше по Саше. Он так привык, что по вечерам у них был ежевечерний мужской разговор, что засыпал с трудом.

Баба Лена, не выдержав, позвонила Толику:

— Хоть ты приезжай, ведь совсем сладу нет с Санькой. Нет, слушается, но очень тоскует по Саше, написал большими цифрами все числа и каждое утро тщательно их зачеркивает, и ноет, что ещё так много дней папы не будет. Приезжай, ему «мужских» разговоров не хватает. Вот ведь, за полгода от нас, женщин, открестился, мужики ему нужней.

Приехавший к вечеру Толик, был встречен радостными воплями, усиленно накормлен и утащен в Санькину комнату. Там Толик долго и внимательно рассматривал Санькины рисунки, смотрел как он умеет писать, слушал как он читает…

— Санька, да у тебя настоящий талант, смотри, как ты сильно рисуешь. Тебя надо в художественную школу отдать.

— Нет, я с Варей и Верой буду учиться в школе, мне там нравится и Лёша там есть. А про рисунки папа сказал будем ездить на… как-то… какие-то занятия. К дяде художнику.

— Индивидуальные?

— Ага. Толик, а давай про папу поговорим?

— Что ты хочешь узнать про папу?

— Всё!! Я его так люблю, он у меня самый клёвый!! Я очень хочу братика, чтобы он как папа, такой же красивый родился и совсем-совсем, как баба Лена говорит в одно лицо. А папа в школе послушным был?

— Не совсем. Сань, папа твой всегда за меня заступался, я ж слабак был!

— Чё и дрался папа мой? — с удивленным видом спросил Санька.

— Приходилось, он был по росту самым высоким в классе, да и на бокс ходил.

— А ты?

— А я тоже ходил, сидел на лавочке у стенки, смотрел, как он занимается. А потом во дворе мы с ним повторяли все движения и приёмы. Папа твой на меня ругался, что я слабо его бью, а мне как-то сложно было его ударить изо всех сил, ведь он меня всегда защищал. Перчатки-то боксерские у меня и у него были самодельные, настоящие он только в секции одевал.

— Как интересно! — поерзал Санька, — папа мне не рассказывал такое!

— Подожди, ещё расскажет, папа твой умудрялся кроме бокса ещё в бассейн ходить и в рукопашный бой записался, всегда, говорил, пригодится.

— А ты?

— Я? Плавать — плавал, а на рукопашку папа твой категорически запретил мне, там сложно было, он всегда меня оберегал. Они друг друга как только не кидали, а мне нельзя было так.

— Толик, правда, у меня папа самый лучший?

— А то! И папа, и друг — настоящий. Ты спать будешь?

— А давай ещё поговорим про папу, и ты у нас поспишь, а?

И говорили про папу долго, пока Санька, умиротворенный, не уснул.

Толик на цыпочках вышел из его комнаты.

— Вот, неугомонный! — в сердцах сказала баба Лена, — почемучка мелкая.

— Ну, Елен Сергевна, Санька заметно вытянулся, я когда его первый раз увидел, он был просто прозрачным, теперь же совсем мужик.

— Да, ест хорошо, даже сейчас, когда родители звонят, докладывает, что кушает как надо. Наше-то, бабье общество ему за семь лет приелось, да и не мог он с детишками долго играть и бегать, а сейчас у него такой самый лучший папа, этот мелкий ведь во всем ему подражает.

— Заметил, заметил, — засмеялся Толик, он мне Горшка в школе напомнил. — У нас с ним как сложилось-то — он с первого класса хулиганистый такой, весь на виду, а я стеснительный, слабенький, меня и толкнуть, и стукнуть можно было. Сашка, он уже тогда резкий был, увидел как-то, что меня на задах школы окружили Рычаг со своими подпевалами…

— Баб Лена, мы с Сашкой два идиота, точно! Все эти годы я пытался понять, за что Сашку так сильно ненавидел Рычаг, а вон оно что! — Толик, казалось, разговаривал сам с собой, — во, два дурака, целую теорию сочинили, а ларчик просто открывался…

И видя, что Елена Сергеевна смотрит выжидающе, сказал:

— Тогда-то Сашка, несмотря на то, что Рычаг был старше на два класса, предложил ему один на один подраться. И отлупил Рычага, был у нас такой папенькин сынок, которому много чего с рук сходило. Он вроде после этого с Сашкой замирился. А подросли когда, они там в одной упряжке были, в лихие-то годы. Оказывается Рычаг с тех ещё пор Сашку ненавидел, и ждал удобного момента ему нагадить. Да, вот тебе и детская обида, сколько, гад, боли принёс и нам с Сашкой, и Маришке досталось.

— А ты как же?

— Я с первого класса у Сашки был как палочка-выручалочка, учился-то хорошо, а Сашке все времени не хватало, то секции, то гулянки. Вот и списывал у меня, правда, он схватывал всё на лету, но учителя всегда говорили, неуёмная энергия ему покоя не дает, а учёба хромает. Меня-то никто не трогал, знали, что от Сашки прилетит нехило.

— Потом, когда лихие времена начались, моя мамка умерла, а когда Сашку посадили, Ирина Ивановна как-то за полгода угасла, вот и получилось, что у нас с ним, кроме друг друга, никого не было. Ну Сашка, конечно, девиц-то не пропускал, вернее даже, они на нём висли, а я как-то враз прикипел вот к компу. Сейчас я на него смотрю, он как в те далекие школьные года, такой же, изнутри светится. И я — то возле вас пригреваюсь, вот, сегодня, наговорившись с Саньком, твердо решил свою берлогу поменять на поближе к вам.

— А и правильно, Толик, вы с Сашей столько лет рядом, как братья стали, значит, и нам с Маришкой ты не чужой. А Санька, вон, тебя просто Толиком стал звать. Только бы с ребеночком все получилось хорошо, Маришка-то не показывает виду, а знаю, что очень боится, как бы чего… Саша-то для успокоения повез её в Израиль, как бы без патологии у нас всё, но, как он сказал — лучше перебдеть!

Прилетевшие через три дня родители были затисканы и зацелованы радостным Санькой, им был вывален ворох новостей, самой важной была новость:

— Мы с Толиком ходили, смотрели его новую квартиру, он сказал, что быстро переедет. Как я вас сильно-пресильно ждал!

Баба Лена внимательно осмотрела Маришку и кивнула сама себе: Марина выглядела успокоенной и умиротворенной.

— Слава Богу! Все, значит, хорошо! — подумала названная теща.

— Санька, баба Лена, а у нас такая самая главная новость — родим мы к сентябрю братика и абсолютно здорового!!

— Братика? Братика, маленького, такого как ты, папа?

— Ну, не знаю, на кого будет похож, а что братик — точно.

Санька запрыгал:

— И я буду старшим? И я буду ему сказки читать? И колясочку катать!! И назовем его Кирюшкой!!

— Почему Кирюшкой?

— Ну я так подумал, пока, а может и Мишкой? Я ещё подумаю, тогда скажу, а я ещё сестричку хочу!!

— Подожди, сначала братика, вот, родим, а потом, может, и сестричку соберемся, — лукаво взглянул Горшков на жену.

Та ответила ему сияющим взглядом:

— Какие вы быстрые, Сашки!!&nbs И была суета и шумиха при перевозке вещей Толика в новую квартиру, что располагалась этажом выше. Горшков бухтел и ругался в голос, когда Толик захотел взять в новую квартиру свою жуткую софу, приобретенную ещё в те далекие годы, когда они только-только вставали на ноги. Имевшая жуткий, печальный вид, софа была горячо любима Толиком.

— Я твое это лежбище ща с балкона выкину, совсем офонарел, на такую не всякий бомж позарится, — орал Саша.

— Ничё ты не понимаешь, она за столько лет мои формы приняла, я как в колыбели сплю.

— Вот я тебе колыбель и задарю на новоселье!! Не позорься! Что, у тебя денег нет?

— Деньги есть, софу жалко!

Марина, уйдя на кухню, сильно смеялась, а Горшков, после долгого ворчания, разрешил Толику взять всю его технику и стол:

— Остальное, вон, соседям отдай, в деревне пригодится.

Перевезли технику и поехали выбирать для Толика мебель, особенно колыбель. Толик замучился выбирать-Саша заставлял его ложиться на каждый диван, и взмолился:

— Саш, бери что хочешь! Я на все согласен!

Заплатив за быструю доставку к вечеру, дружно обставляли квартиру — двухкомнатная, с большой лоджией и кухней, очень понравилась Саньке:

— Буду к тебе в гости приходить, только, вот, чай пить у тебя совсем не с чем. А, тогда ты к нам приходи.

Отдав Горшковым запасные ключи, Толик поехал за тортом, обмыть-то надо жилье. Пока ездил, на кухне появились веселенькие, в красно-белую клеточку скатерть и салфетки. На столе у компа, стоял кактус в горшке.

— Уу, жилым духом запахло!

— Мы тут немного покомандуем, приведем квартиру в порядок, чтобы тебе радостно было, — баб Лена не позволила ей возразить, — хватит, на самом деле, в берлоге жить!

— Деда? — задержавшегося вечером Ивана встречали на пороге девчушки? — ты не заболел?

— Нет, мои хорошие, у меня серьёзная встреча была, пришлось вот в ресторан ехать, почему вы решили, что я заболел?

— А мы подслушали: Лешка Марь Иванне говорил, — деда нет, не заболел ли? Он, деда, всегда сильно-сильно боится, что ты заболеешь, и на нас ругается, чтобы мы не ныли. — Сдали брата сестрички.

— Я сейчас в душ, а потом к вам, бегите, скажите Марь Иванне, что я сыт. Стоя под душем, Иван опять умилялся, какой у него внимательный внук — оказывается непрестанно заботится и переживает о нем.

Немного не дойдя до детской комнаты, услышал интересный разговор и остановился.