— Есть и другие, но в дедовом клубу все душой молодые собираются, я с них постоянно угораю. — Дед с печки щелкал пультами, ахая и восторгаясь. — Вон, дитё малое, игрушку заимел, теперь и ныть не будет, хвастовства хватит на неделю, а там Шишкины на покос соберутся. Опять неколи будет лежать на печке.

— Да, деду его интерес ко всему здорово помогает, вон, когда приехали, еле брел по улице, а сейчас шустрит.

— Я его все время подначиваю, шустрит, значит нудить некогда!

К вечеру вся деревня знала, что у деда Аникеева есть свое кино, «почти как в клубу» — Макс показал деду канал про наше старое кино, и дед с огромным удовольствием посмотрел старый фильм «Семеро смелых», смеясь и переживая вместе с героями.

— Максимушко, а ведь зимой-от у меня все девки по вечерам будуть на кино приходить!

— А чё вам ещё делать? Ты с них плату бери.

— Што ты, што ты! — замахал руками дед, — как можно?

— Да не, натурплату — блинами-оладьями, кашами всякими!

— Ха, а и то, Нюська, вона, пироги с капустою знатные печет, Марья — селянку славную делает, о, точно, всех упережу, штобы с платою приходили. А я им по лафитничку для разговору налью… Ну ладно, я побег! — Дед, забыв про болезни, шустро потрусил по девкам.

Горшков старший привез Фелю — та категорически не соглашалась купить себе авто:

— Я женщина нервная… Везде пробки, прибью кого-нибудь при случае, а на старости срок мотать не хочу! Я уж лучше пассажиром, оно надежнее!

Лёшка обстоятельно докладывал ей все новости деревенские, вот, вчера похвалился, что грибы пошли, «а у Фели окоромя Лёшки, завелася ещё одна любовь, к грибам-от», — заметила баба Таня.

Саша большой осторожно, бережно поддерживая, помог выйти Марине. Оставался месяц до родов, и они оба волновались, но Маришка умолила привезти её хоть на недельку в деревню, — «большегрузная», с сияющими внутренним каким-то светом глазами, она вызывала добрые улыбки всех.

— Маришка, сынок-от у тебя родится быстро, не переживай, — посмотрев на неё, выдала баба Таня, — вот увидишь!

А Ванюшка, держащий на руках своего шустрого уже в четыре месяца сынишку, подтвердил:

— Слышь, Марин, маманя моя ни разу не ошиблась, чёт у неё имеется колдовское. Не, в хорошем смысле, вон, Наташе моей и Валюшке всё в точности предсказала.

С пригорка летел вопящий Санька, в сопровождении ребятишек и Верного. Повиснув на папочке, долго обнимался с ним, и только потом подлез к Марине, аккуратно прижал голову к её животу и почувствовав толчок, заулыбался:

— Братик, привет! Папа, мама, я решил точно-точно, братик будет Димка. Вы согласны?

— Димка, значит Димка, — улыбнулся Саша, а Димка сильно запинался, как бы одобряя.

— Ему тоже нравится! — завосторгался Санька.

Горшков младший заметно подрос, окреп, подзагорел и теперь ничем не отличался от деревенской детворы — такой же чумазый и с драными коленками.

— Сань, а что это у тебя штаны такие рваные?

— Папа, это же писк моды у нас. Вон, смотри, мы все такие ходим.

— Ну, если писк, то да, не поспоришь!

— Папа, а домик смотреть пойдем?

— Мама наша отдохнет и пойдем!

Бабе Лене и Саньке давно приглянулся домик на соседней улице, Саше понравился тоже, но без одобрения Марины ничего не решали.

Мама, отдуваясь, присела на лавочку у Калининых, тут же нарисовалась прабабка Сара с Лешенькой. — Вот, дедушку со дня на день ждем, только дедушка больше нас ждет, когда Лешеньку поняньчит. Лешенька жмурился на солнышко и беззаботно улыбался.

— Знаешь, Марина, у него уже свои симпатии имеются, наш малыш всем улыбается, а вот папу, тезку своего и деда Ленина, просто обожает. Стоит им голос подать, всё, — наш мужичок весь искрутится, надо, чтобы его взяли на руки и поговорили с ним, я иногда даже ревную!

— А где наш лучший в мире Лёха Козырев?

— Да он у Федяки на турбазе, они с мальчишками постарше там сено скошенное ворошат, мужик-от хозяйственный растёт, сказал, что тебе, баба Таня, просто обязан помогать. Дак, говорю, Лешк, у меня помощников много, а он только улыбнулся эдак задумчиво, на лисапет и к Федяке. Вот, к вечеру явятся, оголодавшие. Так и девицы с имя умотали, но это все на пользу, пусть лучше гоняются по полям, чем за компьютерами сидеть сиднями.

В конце улицы показался быстро идущий Макс, держащий на руках Аришку. Чумазая, растрепанная и зареванная девчушка, всхлипывая, пожаловалась:

— Коленки сильно ободрала, упала с великааа!

— Чёйт ты, вроде, давно гоняешь? — удивился Ванюшка.

— Кошка испугалась, а я свернула, а там камень в травеееее!!

— Хорош рыдать, невеста! Ща будем красоту наводить на твои коленки, бабуль, зеленку тащи.

Посадив мелкую на лавочку, Макс развил бурную деятельность: осторожно промыл ободранные коленки, промокнул и, приговаривая всякую ерунду, начал мазать ей коленки:

— Ща тебе такой эксклюзив наведем, вся деревня обзавидуется!

Аришка, шипя и дергаясь от зеленки, с интересом наблюдала, как Макс рисует на коленках всякие прикольные фигурки, а потом начала смеяться. На коленках появились сердечки, яблоко, вишенки… Подъехавшие следом Лешкины дети с восторгом смотрели на коленки.

— Во, а ты рыдала!

— Макс, — тут же подлезла Верушка, — а мне нарисуй?

И разрисовал Макс коленки обеим девам Козыревым, извел весь пузырек, девчушки хвастались всем, показывая рисунки, а баба Таня загадочно улыбалась, пока не видел Макс.

После обеда, прикинув, что подсохли полевые дороги, собрались до Афанасии. Поехали на Федякином «вездеходе» — Козырев, два Ситниковых, Феля, Калина и Лёшка.

— Лёш, ты, может, останешься, вон, ребятишки ждут?

— Не, мне надо!

Афанаську встретили на улице: бабулька волокла тюк с сеном. Макс тут же отстранил её, играючи закинул на плечо сено:

— Куда нести? Ещё есть?

— Спасибо, милок, эт для козички своей понемногу накосила. А дотащить мочи нет.

— Ща, сделаем!

Мужики быстро и слаженно стаскали сено, закинули его на сеновал, Макс и Лёшка ещё и остальное, недавно скошенное, поворошили. Палыч скосил недальнюю полянку с сочной травой.

Феня радовалась:

— Сколь помощников привалило! — Покачала головой на два больших пакета с продуктами. — И чё удумали, будьто я совсем немощная, вона, в Аксеновку иной раз на лисапете ездию.

— Тебе чё, лишним конфеты-печенья будут? Вон, своих соседей угостишь, дедок мой сильно уважает чаёк с конфектами, все вы, пожилая молодежь, сладенькое уважаете. — Макс, как всегда, не знал пардону.

Феня посмеялась, напоила всех своим ароматным отваром трав с вареньем и медом. Затем внимательно осмотрела Игнатьича и Виктора, кивнула сама себе:

— Молодцы! Вижу, што старалися, пили травы-те, я, вот, вам новых заготовила, ниче, мужики, побегаете ещё по земле! А ты, внучок, — она обернулась к Лёшке, — не переживай, вижу я твою тревогу, вижу. Одно скажу, будет твой дед травки пользовать постоянно, поживет, вас успеет поставить на ноги, ты приглядывай за ним, напоминай про травки-те. А ты, милушка, — она смотрела на Фелю, — тоже травок-те не отвергай. Ходим, вот, по лекарствам, а лечимся всякой дрянью, химией клятой. Ну дак оно проще, закинул каку таблетку и все, а травки собрать правильно и заварить надо. Ох-хо-хо, ленивые мы стали, ну, да ничё, раз начали травы-те пить, польза будет. Они ведь и все эти, как скажуть, соли тяжелых металлов, выгоняють из нутра-от.

Принесла из сенцев большую банку с мазью:

— Тебе вот мази наложу, сама делала, будешь мазать постоянно, — говорила она Палычу. — Сынок-от у тебя малой, дак я для аромату травок положила, штоб запах был духмяный.

— Ты, бабуль, чё, про всех всё знаешь или видишь?

— А и вижу, милок, не завсегда, но вижу. Вот у него, — она кивнула на Лёшку, — печали в сердце много было, сейчас она уходить стала потихоньку, и смогла её зачать выгонять твоя женка, скажи ей поклон от меня, дружила я с её бабушкой-от. Подрастет ваш сыночек, приезжайте ко мне, погляжу я на их обоих! А ещё скажи, отец её найденный, пусть обязательно до меня соберется, побыстрее.

— Хорошо, — ошарашенный Калинин, удивленно спросил, — а про тестя-то откуда Вы?

— А вижу иногда, сынок, вот на тебя глянула и увидела, что тестюшке надо у меня побывать.

После консультаций долго ходили по деревне, рассматривали заросшие усадьбы и покосившиеся домишки. Афанасия, поясняла, кто где жил, и остались ли наследники. Виктор тщательно записывал все данные, собираясь увидеться и поговорить с собственниками. Из десяти домов улицы три самых развалюшных были ничейными, бабульки, жившие в них, не имели родственников, у остальных где-то имелись дети-внуки.

— Будем решать, если договоримся с наследниками и определимся с землей, то к следующему году оживим ваши Выселки, название, правда, дурацкое.

— А чё ты хочешь, Выселки, потому што выселяли сюда всех неугодных раньше-те.

Уже собрались уезжать, когда Афанасия дала три небольшие бутылочки с темной жидкостью:

— Милок, вот, передай-ка Ваське одну. Пусть ноги-те растирает, а эти две Таньке и Вовке Ленину, скажите от меня, пусть пользуют.

Погладила по Лешкиным вихрам, пошептала ему что-то на ухо, тот расплылся в улыбке и чмокнул её в морщинистую щеку:

— Спасибо!!

— А и приезжай еще на лисапете-от, завсегда рада буду. Внучок у тебя славный, цельный весь такой, тебе в старости с ним очень тепло будет. Хотя и сейчас уже он людям тепло несёт.

Дед засиял:

— Я давно говорю, что он у меня сокровище сокровищное.

— От, именно так.

— А в Каменке скакал молодым бычком и вопил от восторга сибиряк:

— Баушка моя! — подняв её на руки, таскал по двору, та ругалась, шлепала его тряпкой, а «медведь» не унимался: — Я приехал, как я тебя люблю и твою Каменку!! — наконец поставил её на землю.