— Так, хорош играть со мной, — резко обрывает меня Амир, разрушив последнюю надежду избежать эту тему, — что с тобой делали? Говори. Чего боишься?

— Тебя, — шепчу я, — ты меня убьешь. Ничего не скажу.

Он чуть прищуривается.

— Трогали тебя? — спрашивает холодно он, а я вздрагиваю, как от пощечины и мотаю головой, — насиловали?

— Нет! — вскрикиваю, — этого не было! Прекрати о таком говорить!

— Значит, просто облапали, — усмехается Амир, — придется им еще и руки перед смертью переломать. Что еще делали?

— Зачем вы допытываетесь? Я все равно не ваша жена. Их надо посадить и всё. Не надо им ничего ломать, — тихо произношу я, зная, что это может услышать только Амир. Он изгибает в усмешке губы.

— Чего? Может еще простить их? Это только ваши мужики так могут. Или продают другому свою женщину и смотрят тупо, как ее забирают.

“Ой, все. А от тебя жена вообще сбежала. Сам-то не идеал.” — мысленно констатирую я.

— Сама, кстати, такое дерьмо выбрала или выдали? — внезапно переводит тему Амир, не замечая, как я морщусь.

— Вам мало для меня унижений? Мои мама с папой умерли. Сама выбрала.

— Думать готовой вы, бабы, нихрена не умеете. Поэтому родители должны вас замуж выдавать.

Ох. Я закусываю губу, чувствуя, как злость закипает во мне, словно вода в кастрюльке. Зато Амир довольно смеется, увидев, как поменялось выражение моего лица. Будто бы пошутил удачно. Скотина.

— А вас тоже родители женили? — интересуюсь я обиженно, и наклоняюсь ближе к его уху, чтобы еще тише произнести, — и как? Нравится вам сейчас везде свою жену искать и чужую женщину за нее выдавать?

Этот дьявол поворачивает в мою сторону лицо, и мы встречаемся взглядами. Кажется, он зол. Похоже, он был бы сейчас не против залепить мне затрещину, но он сдерживается.

— Договоришься сейчас.

Господи, ну зачем я его бешу? Дурацкая и опасная затея, но меня задевает до глубины души его рассуждения. Будто бы я не человек со свободой выбора, а какая-то вещь. Глупая и недалекая, способная только принимать решения “какое платье сегодня надеть”. Может быть, Мирослава такой и была, но я-то другая. Тысячи женщин другие.

— Не стоит за меня кому-то ломать руки, — произношу я, — сдайте их полиции и все. И отпустите меня, пожалуйста. Мне не сильно удобно разговаривать, сидя на ваших коленках.

Он ссаживает меня на сиденье рядом — почти что сбрасывает. Только тогда я выдыхаю. Словно в лапах хищника побывала и вырвалась.

— Мне от тебя советов как раз не хватает, — издевательски произносит он, а я хмыкаю.

— Ну да. Я же глупая женщина.

— Болтливая. Это хуже.

Я хочу было что-то ответить, но закрываю рот. Почему-то начинает болеть в груди. Сдавливать, будто на нее положили огромный камень.

— Можно окно открыть? — бормочу я, немного сгибаясь, чтобы глотнуть чуть больше воздуха.

— Нельзя.

— Амир… пожалуйста. Мне нехорошо.

Он внимательно смотрит на то, как я глубоко и тяжело дышу. Паника превращает вокруг воздух в густое и горячее желе, которое я пытаюсь протолкнуть в легкие.

— Все равно нельзя. Что болит?

— Дышать тяжело.

— Доехали почти. Потерпи. Сильно плохо?

— Очень, — пищу я, чувствуя, как сознание начинает темнеть, а кожа холодеет. Даже губы немеют, когда я выдыхаю. Будто бы покрываются корочкой льда. Я закрываю глаза, и только чувствую, что Амир рядом — по запаху его одеколона, тяжелого и агрессивного. Наверное, я просто упала на него. Я слышу, как он ругается на незнакомом языке сквозь зубы — резко, грубо и отрывисто. И все. Потом все пропадает.

Открываю глаза я только когда чувствую, как предплечье мне что-то сжимает. Яркий свет слепит, и я зажмуриваюсь. Лежу я, свернувшись калачиком, на какой-то койке.

— Резче давай все делай, — слышу я грубый голос Амира, и меня неожиданно отпускает напряжение, и будто теплая волна разливается по всему телу, — башкой своей за нее отвечать будешь.

Что? Господи. Я радуюсь, что он рядом? Нет, повод для радости есть: если я слышу голос Амира, значит, я точно не умерла. Мы бы никогда не оказались в загробной жизни вместе. Дьявол бы точно попал в свой персональный ад.

— Она уже очнулась, — произносит незнакомый человек передо мной, в белом халате и очках. За его спиной возвышается Амир — весь в черном, словно только что поднялся из ада.

— И что? Давай ее лечи.

— Ее анализы в порядке. Давление только низкое. Никаких паталогических процессов в организме мы не увидели. Просто обычный обморок. Пониженное железо в крови и гемоглобин… девушке нужно больше отдыхать.

— Ну так ставь ей что-нибудь, чтобы нормально все было.

— Я не умру? — шепчу я. После того, как я думала, что умираю в машине, теперь мое тело кажется мне необычайно здоровым и легким. Только немного слабоватым.

Врач мотает отрицательно головой. Я выдыхаю — словно гора свалилась с плеч.

— Выйди пока, — мрачно приказывает дядьке Амир, и тот послушно подрывается, едва ли не бегом покидая нас. Дверь закрывается и мы остаемся наедине: я и этот зверюга, чьи глаза сейчас горят от ярости. Мне хочется упасть в обморок обратно — кажется, будто это я разозлила его до белого каления. Но чем? Тем, что очнулась?

— Мне дали противоядие? — шепчу я, а Амир усмехается, оскалив зубы.

— Не было никакого яда. Развели тебя, как щенка.

— Откуда вы знаете?.. — я не верю своим ушам.

Как это — не было? Что же мне тогда кололи?

— Пообщался уже.

Я замолкаю и пораженно смотрю на него.


Чего хотели эти люди тогда добиться-то? И сколько я тогда уже тут? Бросаю взгляд на часы — господи, уже три ночи. Неужели Амир смог найти этих людей, и… даже не хочу представлять, как он с ними пообщался. Смотрю на него, как он стоит, сложив мощные руки на груди, в черной водолазке. Огромный, просто зверюга, и понимаю, что вряд ли хочу что-то дальше узнавать.

А еще страшно… я говорила себе — закрою глаза, уши, чтобы ничего лишнего не слышать об этом человеке. Не вышло. С каждым днем, пока я нахожусь рядом с Амиром — узнаю все больше и больше о том, что происходит вокруг него. Сбежать невозможно, а жить дальше как? Отпустит ли он меня потом, если нечаянно узнаю что-то, что не должна знать?

Я сажусь на кровати, и голова внезапно начинает кружиться. Амир оказывается возле меня в одно мгновение. Широкая ладонь нажимает мне на грудь, заставляя опрокинуться обратно, а сам он склоняется надо мной.

— Куда скачешь? Лежи давай. Коза. И платье поправь. Ногами она тут светит.

Я поджимаю губы, фыркаю и одергиваю подол. Честно говоря, сейчас я готова радоваться даже тому, что слышу эти вечные приказы. Значит, я действительно жива.

— Это всего лишь ноги.

— А выше всего лишь жопа. Ее тоже всем показывать будешь?

Честно говоря, иногда мне кажется, что Амира я начинаю ненавидеть, и очень, очень хочу его ударить.

— Вы слишком придираетесь, — спокойно произношу я, — вообще-то я не вашей веры и не ваша жена. Для моей культуры это нормальный наряд…

— Ты договоришься, умная моя, — усмехается Амир, — Я тебя еще не спросил, для кого ты это платье собиралась таскать, — он выпрямляется, нагло рассматривая мое декольте, — пожалел, думал слабая совсем. Но раз тебе хорошо — будет сегодня разговор. Раз силы умничать есть — давай вставай и двигай ногами к машине.

Боже, это просто невыносимо. Я нервно выдыхаю, и поднимаюсь обратно с кровати. Медленно, чтобы снова не кружилась голова, и чувствую на себе тяжелый взгляд Амира. Нет, очень сложно с ним жить. Он даже смотрит так, что ощущаешь себя муравьем по сравнению с ним. Бывают же тяжелые люди.

Я делаю шаг, чтобы пройти к двери, и тут Амир берет меня за подбородок, останавливая и заставляя задрать лицо вверх.

— Так для кого платье-то такое выбирала?

— Я тут, вообще-то, только от обморока отошла. — выдавливаю я. Я успела замерзнуть, пока лежала, и теперь чувствую жар от тела этого зверя. С каждым вдохом и выдохом. — А вы уже вопросы задаете.

— Значит, самой болтать сил хватает, а отвечать на мои вопросы — нет? — Амир усмехается, сверкнув белыми зубами. Его ладонь внезапно ложится мне на спину, прямо где вырез платья. На обнаженную кожу. Он проводит медленно вверх, сминая кожу, и рывком вжимает в себя. Мамочки. — на вопрос-то отвечай. Платье хорошее, не спорю.

— Просто схватила первое попавшееся… — горло сдавливает от страха. И от стыда.

Это ужасная смесь чувств — несмотря на то, что прикосновения Амира грубые, что-то внутри меня откликается на эту силу и грубость. Какие-то дурацкие инстинкты, говорящие о том, что принадлежать сильному мужчине может быть приятно. Но этот мужчина слишком сильный. И имеет слишком много власти, чтобы позволить себе хотя бы задуматься о том, что он мне может быть симпатичен.

У него есть жена, он вообще из другого мира с другими законами. С такими законами, которые меня сломают и перемелют, заставят забыть про самоуважение и гордость.

Я упираюсь ладонями в твердую грудь, и пытаюсь оттолкнуть Амира.

— Не прикасайтесь ко мне! Я не стану вашим развлечением на пару ночей, — уверенно произношу я, стараясь вырваться. Бесполезно — ладонь этого дьявола во плоти будто клеймит меня, оставляя горячий след между лопаток и нагло, с нажимом, скользит выше, к затылку. А он с насмешкой наблюдает за мной. Будто пожирает взглядом мои эмоции. — Амир! Я знаю, как вы должны относиться к женщине! Это неуважение. Я не ваша жена, чтобы меня так трогать.

— Как я должен относиться к женщине, которая шляется в таком виде не перед мужем? — хмыкает Амир, — раз знаешь наши законы, расскажи. Может, соблазнить меня хотела?

Соблазнять ЕГО? Я хмурюсь и смотрю на Амира. Я не самоубийца. Мне даже сложно представить девушку, которая его захочет соблазнить. Надо быть бесстрашной.