— Из-за одного козла Ступы мы теперь все под колпаком, — ухает он, словно филин. — Ты не думай…

Обрываю взмахом руки. Не пойман — не вор! Трофим прав. Я не могу из-за твари, пригревшейся на груди, обвинять своим подозрением. Тру лицо, падая от смертельной усталости. И усевшись за стол, придвигаю поближе ноут.

— Что ты там мнешься, как девка, — незлобливо рычу на Трофима. — Иди, посмотрим, где тут наш одинокий ковбой ошивается…

Камеры наблюдения, словно новогодние игрушки, развешенные на елках, улавливают малейшее движение. Лось прошел, или лиса потрусила по своим делам. Все пишут маленькие глазастые помощники. И мне иногда кажется, что вся наша жизнь отцифровывается и куда-то записывается. Где-то в неведомых банках информации множатся и множатся файлы, хранящие как доказательство каждый наш шаг. Мой, Трофима, Линары и даже Марка.

Сквозь качающиеся на ветру мохнатые ветки, прекрасно вижу, как к моей бывшей баньке подъезжает старенький джип. Из-за руля выпрыгивает мелкий старикан в джинсиках и коротком пуховичке. Без шапки, зато в темных очках.

— Ты глянь на этого фрайера, — ухмыляется стоящий рядом Трофим. — Пижон блин…

— Клоун, — фыркаю я и добавляю глухо. — Ну, погоди, старая сволочь, ты у меня попляшешь!

Придвигаю к себе мобильник Ступы и, поразмыслив с минуту, печатаю.

— Переходите через ручей и ждите. Я за вами спущусь. Проведу прямо к дому. Тут есть одна тропа.

— Когда встречаемся?

— Пока не знаю. Как только Назарет отчалит, сообщу.

— Примерно?

Гляжу на экран, понимая, что теперь предстоит драка на собственной территории. А дома, как известно, и стены помогают…

— Ты со мной? — пристально смотрю на Трофима.

— Спрашиваешь, — вздыхает тот.

— Сколько нам нужно времени, чтобы собраться?

— Надеть камуфло и выйти, — хмыкает он. — Или ты хочешь устроить охоту на дедушку Федю?

Прикрываю глаза лишь на минуту, представляя, как петляя, словно заяц, Шмелев бежит по лесу. А мы с Трофимом, вооруженные и суровые, преследуем нашу жертву. Берем в плен…

«Ну, какой плен, Сережа?!» — останавливаю самого себя. Сглатываю едкий противный комок, застрявший в горле. Будь моя воля, грохнул бы Шмелева на месте. Но нельзя… Нельзя, блин! Ради Линары, детей и нашего будущего.

— С ума сошел, Трофимушка? — весело сетую я. — С дуба рухнул?

— Было б здорово, — чешет он широкий затылок. — Ты что задумал, Назарет?

— Поймаю старого козлика. Пинками погоню в суд. Пусть там легко и радостно даст развод моей любимой, — веселюсь я раньше времени. И сердце екает от предчувствия. — Все под контролем! Ничего не случится. Подумаешь, у ручья прихватить Федюльку. Взять за шкварник, и в суп. То есть в суд. А там и люди Педагога подтянутся, — размышляю я вслух, а у самого в башке загораются сигнальные огни. А эта иллюминация никогда ничего хорошего не сулит.

— Доставай камуфло, — велю я Трофиму и, заметив мигающий глазок, переключаюсь на камеру, передающую информацию в реальном времени. С едкой усмешкой наблюдаю, как на крыльцо выходит довольный Шмелев. Как хорек, щурится на солнышко, поднимающееся над деревьями. А затем словно по заказу сует свой мятый пряник в камеру наблюдения. Замечает чуть мигнувший зрачок объектива и, ловко подпрыгнув, несмотря на преклонный возраст, тянет на себя замысловатое устройство. Сигнал, естественно, пропадает!

— Одевайся! Он нас засек! — рычу я, переключаясь на другой «глаз». — Быстро, Трофим! Мы должны его прихватить с поличным!

Шмелев оглядывается по сторонам, а затем, достав из кармана куртки айфон, набирает сообщение своему подельнику. То есть мне.

Телефон на столе слабо звякает, принимая Шмелевское послание.

— Что за дела? Тут повсюду камеры. Не знаешь, чьи?

— Это Синявкин ставил. Боялся, что Назарет подожжет дом, — плету я заведомую залипуху.

— Кто сейчас их контролирует? Куда они выведены?

— Не знаю. А разве это важно?

— Очень, — тут же приходит ответ. — Постарайся узнать до вечера.

— Не могу обещать, — пишу уклончиво. — Скоро встречаемся. Назарет примерно через час отчалит.

— Один?

— Да. Он любит сам ходить на охоту.

— И до сих пор жив? — куча смайлов.

«Что же ты затеваешь, урод? — размышляю я, напяливая штаны и фуфайку особой вязки. Сверху мелкие, едва заметные ячейки. Снизу — крупные. Такой наряд позволяет коже дышать, сохраняет тепло и оберегает от насекомых. Надеваю на голову такой же вязаный шлем, закрывающий полностью голову, лицо и шею. Накидываю сверху белый маск-халат.

— Пойдем быстрее, пока Шмелев не поднялся на холм, иначе сбежит, — приказываю я Трофиму. И сам прикидываю мысленно, сколько потребуется старому хрычу времени, чтобы одеться. Минут пятнадцать есть у нас в запасе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ 26

Назарет


Еще с детства я воспринимал лес как собственного друга. Мне здесь легче дышится. А правила жизни, вернее, выживания просты и понятны. Не то, что в мире людей. Из любой труднопроходимой чащобы можно выбраться, если внимательно смотреть на деревья и звезды и чувствовать себя гостем, а не наглым хозяином. Лес всегда накормит и сбережет. Но только не в начале апреля. В это время, когда природа только оживает, первыми поднимают голову голодные хищники. И если крупный зверь может обойти стороной, почуяв человека, то мелкие пакостные клещи ничего не боятся и норовят присосаться к каждому теплокровному. Эти твари прячутся на сухостое или ветках деревьев. И сейчас лучше в лес самим не шастать и собак не пускать. Но если человек еще может обезопасить себя снаряжением и химикатами, то псы, по сути, остаются беззащитными. Снаряжение не оденешь и травилками не опрыскаешь. Может слизнуть. Поэтому на встречу со Шмелевым мы с Трофимом выдвигаемся без сопровождения. Захватим быстренько в плен одного старого пердуна и вернемся.

Идем вверх по дорожке, где когда-то ходили с Линарой и Марком. Болтаем о пустяках, боясь затронуть серьезные темы. Говорить по душам — как по минному полю идти. Никто не желает.

Смотрю под ноги, наблюдая, как толстые берцы на массивной подошве легко и весело крушат старый подтаявший снег. Перебрасываюсь короткими фразами с Трофимом, а сам думаю. Думаю… И никак не могу вбить себе в башку ту дикую дичь, в одночасье ставшую непреложным фактом.

В моей жизни и так сейчас какой-то хаос. Случайный порядок. Рушится старый привычный мир. Вот только что придет ему на смену? Но, честно говоря, мне уже все равно. После признаний Ступы найдется ли что-нибудь, более ужасное? Полагаю — нет. Главное, со мной Линара и Марк. А остальное все по фиг! Утрясется… Мне еще предстоит пережить и свыкнуться с мыслью, что моего отца убил мой собственный друг. Пока в башке не укладывается. Не по-человечески как-то! Не по понятиям!

— Смотри, — толкает меня Трофим, и я, приподняв голову, вижу, как из-за бугра движется знакомая фигура. Федор Ильич Шмелев. Без шапки. В распахнутой куртке. Волосы на ветру колышутся. Жан Поль, мать его, Бельмондо.

— Бахнулся он, что ли? — усмехается Трофим и добавляет сипло. — Что-то мы не так рассчитали, бро…

— Мы ему дали время на экипировку. А он воротник на куртке поднял, и красивый, — фыркаю я недобро и, ускорив шаг, направляюсь к Шмелеву. Он стоит на холме довольный. Ждет. Лишь с прищуром всматривается в наши фигуры. Но и тут нам везет. Солнце поднимается со стороны дома, а значит, вместо нас с Трофимом жук-навозник видит лишь размытые силуэты.

Я взбегаю на горку первым. Трофим едва поспевает за мной.

— Ну, привет, Енот, — бросает презрительно Шмелев. Осматривает меня с головы до ног и добавляет небрежно. — Только не понял, почему ты крошка. Такой амбал.

— Крошка — он, — кивая на Трофима, импровизирую на ходу и, кивнув на виднеющуюся крышу собственного дома, предлагаю. — Пойдем, провожу.

— Вас двое? — удивляется Шмелев, между нами спускаясь с горки. Тянет тонкую шейку, пытаясь разглядеть мою усадьбу. Затем внимательно оглядывает наши рожи, закрытые трикотажной сеткой. Только глаза одни видны. Вид дикий и совершенно пугающий.

— Вы бы хоть маски сняли, — продолжает он недовольно. — А то, может, я с Трофимовым тут лясы точу.

— И с Назаретом, — подхватываю я шутку и добавляю под дружный смех. — Решил уже, как девчонку украдешь?

— Да, тем же путем, — машет холеной лапкой Шмелев. — Через ручей… В тачку запрыгнем, и сразу по газам. Билеты я уже купил до Москвы.

«Вот же сволочь, — усмехаюсь мысленно. — Все предусмотрел!»

— А если девка заартачится? — косясь на моего врага, небрежно интересуется Трофим. Идет рядом, шарит ленивым взглядом по сторонам. Но по его фигуре вижу, как он весь напряжен и готов к бою.

«На чьей же ты стороне, Денис? — спрашиваю сам себя и тут же отгоняю дурацкие мысли. — Не могут же все меня предать?!»

— Пойдет как миленькая, — гадко ухмыляется Шмелев и, сунув руку в карман, достает шприц с какой-то розоватой жидкостью. И тут я не выдерживаю. Может, сказалась бессонная ночь, или допрос Ступы. Не знаю… Но в ту минуту, как вижу на узкой ладошке отраву, предназначенную моим девочкам, меня словно перекрывает. И все планы взять Шмелева тепленьким около дома и сразу запихнуть его в тачку летят ко всем чертям.

Точным ударом выбиваю из рук старого маразматика страшное орудие. Если Линаре оно принесет неподвижность или невменяемость, то Машку точно убьет. Да я даже мысли об этом не могу допустить! Даже шанса не оставлю Шмелеву. Шприц улетает в сторону. Падает под дерево. Пойди, его теперь найди в прошлогодней траве. Шмелев, отпрянув, дергается за ним. Но я успеваю подсечь его, а Трофим наваливается сверху.