Глава 10

Закрой глаза, почувствуй губы

Да, я люблю тебя губами.

Не нежно…

Дико, алчно, грубо

Глотаю жадными глотками

Течёшь под кожей…Ядом, кайфом,

Нечеловеческим экстазом

Я буду брать тебя словами.

Сейчас, сегодня, всё и сразу.

Сорвав последние покровы,

Сминая кожу под одеждой,

Себя…в твоих глазах огромных

Ищу с проклятою надеждой…

Живьем горю в твоем вулкане,

В пьянящей дымке отражаясь,

Обрывки образов в тумане,

От лихорадки задыхаясь.

Ты чувствуешь, как я врываюсь

В тебя, под звуки струн и клавиш.

Ты отдаешься, покоряясь…

Сильней меня в себе сжимаешь.

Кричи, и я тебя услышу.

За километры расстояний.

Я даже чувствую, как дышишь,

Дрожащая в огне желаний.

По телу огненные искры…

Прикосновения словами…

Проклятье! Как ко мне ты близко!

И все же бездна между нами…

(с) Сальваторе ди Мартелли (Ульяна Соболева)


Тяжело дыша, вбежала в беседку, закрывая пылающее лицо руками. Как он смел это выставить напоказ? Как смел вот так при всех… Зачем он это делает со мной?

— Воспоминания умеют причинять адскую боль, правда?

Обернулась и вздрогнула, увидев его в дверях беседки.

— Какого черта ты вытворяешь? Зачем? Чтобы сделать больно?

Засмеялся не весело, а как-то мрачно и зловеще:

— Знаешь, Вереск… если бы я не знал, что причиняю тебе боль, я бы, наверное, пустил себе пулю между глаз.

— Доставляет наслаждение делать людям больно?

— Нет…доставляет наслаждение делать больно ТЕБЕ!

И, схватив меня за локоть, силой привлек к себе.

— Меня трясет от возбуждения, когда я вижу, как ты вздрагиваешь и бледнеешь. А еще… когда-то я пообещал, что трахну тебя в этом платье. Ты специально его надела, чтоб я исполнил обещание?

Впилась ногтями в его руку, царапая до крови.

— Нет… чтобы насладиться, когда от боли скривишься ты.

Схватил меня за обе руки и, заведя их за спину, вдавил меня в себя. Приблизившись настолько, что теперь от его запаха у меня подгибались колени, а от захвата сильных рук ломило запястья.

— Какая у нас с тобой взаимность… спустя пятнадцать лет.

Выдернула руки из его цепких пальцев и отвела взгляд.

— Устал от своей очаровательной рыжей красотки?

Не смогла удержаться. Так хотелось промолчать, не показать, что именно я чувствую, и самое главное, не позволить себе смотреть ему в глаза. Что угодно. На губы, на его чертовую рубашку, руки, ноги…но не в глаза. Не в эту дьявольскую заводь. Потому что утонуть на ее дне настолько страшно, что у меня дрожат колени и пересыхает в горле. И этот спектакль, эта грязная игра, охота, которую он открыл на меня, скоро сведет с ума. Как будто мне объявлена война, и я знаю наперед, что никогда не стану победителем. Дьявол вернулся, и он жаждет не только плоти, он пришел собирать души. И моя…судя по всему, стала первой в его списке.

— Разве тебе не понравилась эта сцена? Ее отыграли специально для тебя. Они репетировали часами, днями, неделями, пока я не счел ее идеальной. Я нигде не ошибся? Ничего не забыл?

Отошла от него еще на несколько шагов, оглядываясь на своеобразный амфитеатр. Гости рукоплескали актерам. Нет, мне не понравилась эта сцена… потому что я помнила оригинал, потому что буквально ощутила себя там, лежащей в вереске… ощутила, как мои пальцы сплелись с пальцами Паука, и я думала о том, как же невероятно он красив и как безумно я люблю его, как безумно хочу принадлежать только ему.

— Зачем тебе воспроизводить сцены из прошлого, когда в настоящем ты, судя по всему, счастлив? Чего ты хочешь от всех нас?

— Ты скоро получишь ответы на все свои вопросы… только постепенно. По одному на каждый. Но я клянусь, что эти ответы будут исчерпывающими.

Пока он говорил, мне вдруг захотелось провести пальцами по контуру его губ. Мне всегда безумно нравились его губы. Эта чувственная полнота, этот резкий контур и сочный вишнёвый цвет. Его рот всегда выглядел так, как будто только что жадно целовал кого-то. И у меня всегда сжималось сердце от восторга и от ревности.

— Я вижу, ты оценила мой выбор… Лиза прекрасна, не правда ли?

Очарование испарилось, оставив легкий сладковато-горький привкус на губах. Теперь у него жена. У меня муж. Он целых пятнадцать лет не думал обо мне, а сейчас просто доказывает себе и самоутверждается за мой счёт. Бесхребетная, жалкая Вереск даже спустя годы превращается в покорную тряпку в его руках.

— Правда. Не оставляй ее надолго одну.

— Я ей доверяю

Сказал хищно и снова приблизился ко мне. Вот это «я ей доверяю» почему-то прозвучало упреком.

— Так значит ревнуешь?

— Не льсти себе! Пятнадцать лет. Я давно тебя забыла! Я замужем и люблю своего мужа! А все, что было с тобой, фарс, дурной сон, о котором и вспоминать не хочется.

Несколько быстрых шагов, и вот уже две ладони держат меня за лицо, и я бессильна. Я посмотрела ему в глаза и…все. И сломалась. Как же жгут его ладони кожу, как же сводит с ума низкий, бархатный голос. Его близость настолько кружит голову, что я не могу дышать. И мое тело, проклятое тело реагирует на него, покрывается мурашками восторга. Подлец…он всегда получает то, что хочет, выдирает с мясом, не заботясь о чувствах других, идет по трупам, лишь бы ублажить себя любимого. И именно это тот самый недостаток, который притягивает магнитом. Власть, уверенность в себе, мужская настойчивость, которой никогда не было у Марко.

— Как же нагло ты лжешь, Вереск.

Большие пальцы гладят мое лицо, гладят виски, скулы, трогают завитки волос. А мне хочется закричать, чтоб не смел меня трогать вот так… трогать как будто мы все еще любовники, которые ненадолго расстались. Он не имеет права!

— Я докажу тебе, что ты не забыла… или напомню, если в твоей памяти появились пробелы.

— Отпусти…не надо играть со мной. Не выйдет.

Пытаясь отвести взгляд и не пойти на самое дно. Не позволить впрыснуть себе в вены смертоносную дозу Сальваторе ди Мартелли. В этот раз ремиссии не будет. В этот раз я не смогу воскреснуть, не смогу больше пытаться жить дальше. Одно его возвращение уже поставило меня на колени, и я не знаю, как теперь с них встать…

— Это какая-то игра, да? — очень тихо, закрывая глаза, чтобы все же не смотреть. Не попадаться на этот крючок. Не вбивать его себе в вены настолько глубоко, что потом придется рвать вместе с мясом. — План твоей мести? Ты приехал, чтобы потешить свое эго тем, что тебя здесь не забыли?

Чувствую, как приближается его дыхание, как оно опаляет кожу губ, к которым почти прикасаются его губы. Как же дико мне хочется впиться в его рот, водраться в него языком, глотать жадными глотками его дыхание. Ощутить снова, как это — целовать Сальваторе ди Мартелли, каково это — быть сожранной им.

— Возможно. Но ведь нам обоим нравится играть и воплощать эти планы… На твоей коже… — пальцы коснулись выреза на груди и пробежались по нему вниз к животу, — миллион мурашек. Ты вся дрожишь… когда я к тебе прикасаюсь.

Почти прорычал мне в губы и, придавив к стене, скользнул ладонью по ключице, под тоненькую шнуровку. И я понимаю, насколько голодна по нему, насколько зверски иссыхала по этим рукам, губам, ласкам. Потянуть всего пару секунд. Дать коснуться, дать самой себе глоток кислорода, глоток безумия, а потом послать его к черту.

Но не сейчас… Не в это мгновение. Сейчас мне хочется, чтобы его ладонь сдавила мою грудь. Мой сосок сжался до боли и упирался в тонкую ткань, умоляя о ласке. Пожалуйста, пусть сожмет его посильнее, иначе я сойду с ума и заплачу от разочарования.

— От…ненависти.

Выдохнула и приоткрыла глаза. От его близости хочется разрыдаться. Хочется послать все к дьяволу и зарыться в его буйные волосы, со стоном прижаться к нему всем телом, простонать как скучала по нему, орать матом и спрашивать, как смел меня оставить, как смел бросить нас с сыном и жениться на другой. Где он был все эти гребаные пятнадцать лет?

— Поэтому твои соски такие твердые? — хрипло, щекоча кожу губами, которые, едва касаясь, спускаются вниз по шее. — Они затвердели от ненависти ко мне?

Сдавил за талию и буквально вмял в себя. Другой рукой впиваясь в мои волосы, заставляя запрокинуть голову, чтобы его рот оставил влажный след на моей изогнутой шее. Боже! Я не могу остановиться. Не могу остановить ни его, ни себя.

— Я хочу отненавидеть тебя прямо сейчас и прямо здесь, — потянул ткань в сторону, обнажая сосок, и обхватил его горячим ртом, заставив меня дернуться всем телом и застонать. — Посмотри на меня!

Сжав мой затылок, заставил распахнуть дрожащие веки.

— И я хочу видеть, как ты меня ненавидишь, пока я тебя…

Одним движением задрал юбку, засунул руку под трусики, заставив распахнуть глаза и шумно выдохнуть. Его безумный взгляд, его зрачки, почти поглотившие радужку голодной бездной похоти. И я не верю, что пару минут назад дрожала от лютой ненависти, а теперь его рука у меня под юбкой, и из меня сочится влага от желания тереться об эту руку до изнеможения. Женщина во мне пробудилась от сна, и ее трясет в первобытной жажде отдавать…отдавать все, что только можно отдать, и жадно чувствовать себя в мужской власти. Хозяин пришел приласкать свою собачку, и она не может сдержать визгов восторга. Какая же я жалкая.

Мокрый от его слюны сосок обдает ветром, и он сжимается еще сильнее от жажды оказаться снова у Сальваторе во рту. Надо остановиться. Прямо сейчас. Не позволить. Закричать. Схватила мужчину за запястье.

— Нет…не надо.

— Поздно, твое «не надо» надо было говорить намного раньше. А сейчас ты с ненавистью кончишь мне на пальцы.