— Любимое место? Тоскуешь, да?

— Замолчи! Или я заставлю тебя замолчать!

— Заставь!

Долго стоял вверху, смотрел на меня, стиснув руки в кулаки.

— Ну!

Развернулся и пошёл прочь.

— Паук! Ты самый настоящий грязный, мерзкий паук! Ненавижу тебя! Мечтаю о твоем смерти! Бога буду молить, чтоб ты сдох! Прокляну каждую букву твоего имени!

Рухнула на живот, содрогаясь от рыданий. Никогда и никого я так не ненавидела в своей жизни. Меня буквально разъедало от этой ненависти.

* * *

— Эй!

Подняла голову, не в силах что-то рассмотреть из-за опухших от слез глаз. По голосу узнала Марко.

— Ты там как?

— Никак.

Мне не хотелось ни с кем из них говорить. Он тоже Мартелли. Он брат этого чудовища. В нем течет кровь этих оборотней.

— Я принес тебе поесть.

— Я не хочу.

— Надо!

Впервые Марко попробовал надавить.

— Кому надо? Для чего? Чтоб сдавать для тебя кровь, и чтоб ты, как упырь, жил за мой счет?

— Я придумал, как тебя освободить, но, если ты будешь сидеть в яме, ты никогда отсюда не выберешься.

Я тут же вскочила на ноги и вытерла слезы обеими руками.

— Как? На мне датчик. Все под охраной. Кааааак?

— Ты должна убедить Сальву, что успокоилась. Сделать что-то, чтобы он тебе поверил, понимаешь? Смягчить его. Я сниму с тебя датчик, я знаю как. А потом ты сбежишь… и никто и никогда тебя не найдет. С того раза… все осталось. Документы, нужные люди. Все. Я спрячу тебя, Вереск.

— Найдет. Он найдет везде!

— Если запутать следы, у него на это уйдут годы, а может, и десятилетия. Кто знает, может, со временем это перестанет иметь для него значение. Отец хочет его женить. На Клариссе… той блондинке. Говорят, она от него беременна.

При слове «женить» внутри что-то оглушительно больно дернулось и тут же затопило волной еще большей ярости.

— На, лови сэндвич…черт. Кто-то идет. Я вернусь. Позже.

Он исчез в темноте, а я прислонилась к стене, слушая быстрое биение своего сердца. Бежать. Почему эта мысль не приходила мне в голову раньше?

Наверное, я была слишком напугана, шокирована всем, что произошло. Но это слово запульсировало внутри, зажглось огненными сполохами у меня в голове. Бежать. Даааа. Я должна бежать.

— Малая! Это я!

Склонился над ямой с бутылкой в руках.

— У нас праздник. Мы избавились от одного из конкурентов и сорвали охренный куш. Скоро меня провозгласят капо, малая. Все в этом городишке, в этой области будут ползать передо мной на коленях.

Тусклый свет от фонарей падал на него с двух сторон. На нем нет рубашки, только низкопосаженные джинсы. Грудь волосатая, с рельефными мышцами, и взгляд жадно вылавливает детали. Он до боли женский. Голодный. Как будто моя ненависть и моя похоть живут в разных измерениях. Его нельзя не хотеть. Он слишком. Во всем слишком. Его дикий темперамент доводит до дрожи и пугает. Паук босой и ужасно лохматый. Эта буйная челка развевается, падает на глаза. Кудри в хаосе, как и он сам. Вечный, безумный хаос.

— Это твоя мечта? Чтобы все ползали перед тобой на коленях?

Он вдруг неожиданно спрыгнул ко мне вниз и сделал шаг в мою сторону, тут же стало душно и тесно. Как будто у воздуха появилась плотность и вес. Оттеснил меня к стене, поставив руки с обеих сторон от моей головы.

— Нет… на хер мне все? Только ты, Вереск. Хочу, чтобы ты ползала.

— Не дождешься.

А он вдруг потянулся вперед и, сдавливая мои руки, чтоб не сопротивлялась и не отталкивала, коснулся лбом моего лба.

— Та… твоя негритянка. Как ее звали? Мами? Она сделала куклу вуду, да? — говорит, говорит, а сам трется щекой о мои волосы, о мое лицо, и я чувствую терпкий запах его пота, коньяка и сигарет, запах соленого моря и песка. И мне отчего-то хочется втянуть его поглубже. Как тогда… там. В лесу. В нем все сводит с ума, будоражит, нервирует, дразнит. — А ты проткнула ее иголками? Всю исколола, да, малая? Признайся! Где больше всего дырок сделала? В груди? В сердце?

Его губы тыкаются мне в шею, в ключицы.

— Сегодня мы убили много людей… очень много, Вереск. Я никогда не видел столько крови.

Зарылся в мои волосы, тяжело дыша…

— И я не мог поступить иначе, не мог запретить им стрелять. Это наши враги…

— Выбор есть всегда, — прошептала я.

— Нет… не всегда. Не всегда… мать твою, ты даже не знаешь, что я хотел бы выбрать, не знаешь… меня не знаешь. Ты глупая, маленькая стерва.

Его ладони вдруг сильнее сжали мои запястья, а тело прижалось к моему телу, и я отчетливо ощущала, как мне в живот упирается его член. Твердый, как будто железный.

— Мммм…когда я рядом с тобой, мне кажется, любой выбор заранее предопределен. Дотронься до меня, Вереск.

Попросил с пьяным стоном, и я не сразу поняла, что он хочет.

— Дотронься, или я с ума сойду.

Схватил мою руку и прижал к своему животу, другой рукой лихорадочно расстегивая ширинку.

— Нет. — чуть не выкрикнула.

— Дотронься… я ни о чем другом думать не могу. — еще секунда, и мои пальцы сомкнулись на горячей, шелковистой плоти, тронули вздувшиеся вены, влажную головку. Невольно сдавили, и от неожиданности, от стыда, от дикости происходящего, мои глаза широко распахнулись. Я никогда не видела и не трогала органы мужчины.

— Просто трогай… я тебя не обижу, — шепчет мне в губы, не прекращая стонать и толкаться горячим пенисом мне в руку, — сожми его.

Сдавил моей рукой член, но пальцы не сомкнулись, и я попыталась отнять ее, но он повел вверх-вниз.

— Вот так! — снова спрятал лицо у меня в волосах. — Да… вот так. Сильнее.

Больно дергал моим запястьем, сдавливал моей же рукой свою плоть, а я смотрела ему в лицо и… наверное, в этот момент все исчезло. Он был дьявольски красив, порочен, развратен и настолько сексуально привлекателен. Что у меня начало пульсировать между ног… и не так от толчков его члена в мою руку, как от вида его искаженного похотью лица. Открытого рта. Закатившихся глаз. Линии подбородка и запрокинутой головы.

Внезапно напрягся, схватил меня пятерней за лицо и потянулся к губам, но я сжала свои, с вызовом глядя ему в глаза, и он задвигал нашими руками очень быстро, со свистом выдыхая воздух и не сводя взгляда с моих глаз, скривился, а потом с хрипом выдохнул, дергаясь и изливаясь мне в ладонь. Когда выпустил мою руку, она вся была в сперме. Он сделал шаг назад.

— Ты моя. Вся. Каждое отверстие на твоем теле принадлежит мне, каждая родинка и каждая ресница. Никто и никогда не увидит тебя голой, кроме меня. Запомни это. Раз и навсегда. МОЯ! И твою девственность тоже возьму я… потом.

Он свистнул, и уже через несколько секунд ему спустили лестницу.

— Твоя? Ты всегда свое швыряешь в ямы?

— Нет… ты исключение.

— Хочешь, чтоб твоей была, вытащи меня отсюда и… сними этот браслет с ноги.

Ухмыльнулся, как оскалился.

— Я не уточнил. Моя — это значит привязанная ко мне, как собака!

Услышала, как Паук отдал указание на рассвете отправить меня обратно наверх и выделить отдельную комнату. Когда шаги стихли, я стояла и смотрела ему вслед, на верх ямы, потом увидела голову Марко. Он молча бросил мне платок, а затем и сэндвич.

— Завтра он уедет, и ты сбежишь. Обещаю.


Провинция Тренто 2003 г


«Я никогда не причиню тебе боли, Вереск».

Ложь. Наглая, грязная ложь, на которую способен только он. Мартелли. И вся его семейка. Все твари, кроме Марко.

Одно его существование — это уже боль, это уже страдания. Неотмщённые родители, развороченная, испаршивленная жизнь, унижения изо дня в день. Мир должен стать адом, чтобы она могла все это простить и забыть.

Слышно плескание воды, тихо стрекочут цикады, и кричат ночные птицы, лодка везет ее далеко от проклятого дома. Сначала к парому, а потом меня встретит какая-то женщина по имени Марта и отвезет к себе, через несколько дней, когда поиски прекратятся… Марко считает, что они должны будут прекратиться, я смогу сесть на самолет и улететь в Рим, там с фальшивыми рекомендационными письмами я должна устроиться на работу. Теперь я Маргарита Варская, мне девятнадцать, и я — круглая сирота, выпускница католической школы-интерната, ищу работу гувернанткой. Марко позаботился обо всем. Не знаю, как столько информации и знаний умещалось в его умной, курчавой голове. Мой побег можно было назвать идеальнейшей авантюрой. Меня не найдут даже собаками. Потому что я выехала в мусорном баке в костюме из полиэтилена. А искать будут у ручья, где кто-то из преданных Марко людей разбросает мою одежду, чтобы запутать ищеек Сальваторе. Он должен будет решить, что я переплыла ручей и скрылась в рыбацкой деревне, а я тем временем буду уже очень далеко. И когда Паук поймет, что его обвели вокруг пальца… я исчезну навсегда. И, нет, я не выйду на связь с Марко, как обещала. Я не поеду туда, куда он советовал ехать. У меня совершенно другие планы. Никто из Мартелли не будет знать, где я.

— Зачем ты все это делаешь, Марко? Он же твой брат?

— Это обязует меня быть на его стороне?

— Не знаю… у меня нет братьев и сестер. И мне всегда казалось, что вы дружны, и что любите друг друга.

— Так и есть. Любим, конечно. Но я так же не хочу, чтобы ты страдала, Вереск. Я хочу, чтоб ты была счастлива. Для меня это важно. Обещай, что, когда приедешь, дашь мне знать, где ты.

— Да, обязательно.

— Я найду способ встретиться с тобой.

— Вначале встань на ноги.

— Я почти на ногах. Не беспокойся обо мне.

— Ты…ты такой добрый. Такой хороший!

Я погладила его по гладко выбритой щеке. Его кожа нежная, как у девушки, и верхняя губа чуть вздернута. В сравнении с Сальвой, Марко очень хрупкий, худой, очки делают его лицо вытянутым и растерянным.