— Ооо, кто это у тебя там бродит в одиночестве, Аль? Не твоя ли это загадочная невестка?

Сбегать уже было поздно, и я застыла на месте, стиснув пальцы. Я помнила слова Аля… еще когда Сальва швырнул скатерть в окно.

«Я не хочу с ней пересекаться даже случайно. Для меня — она враг в доме. Ты пошел против моей воли, и я никогда не приму эту тварь, как свою дочь!»

— Пусть подойдет сюда. Я издалека очень плохо вижу.

Одна из тетушек смотрела на меня сквозь очки и изучала, как подопытное насекомое. Они не поздоровались, не представились. Я быстро посмотрела на свекра, потом на одну из тетушек.

— Хм. Что он в ней нашел? Худая, плоская. Не то, что наша Лаура. Я говорила тебе, Альфонсо — Сальваторе должен был жениться на моей внучке! Она создана для материнства… а эта вряд ли даже одного сможет выносить.

А Лаура, судя по всему, та самая эта яркая брюнетка с выпяченными губами и длинноватым носом, с огромными карими глазами аля Софи Лорен и с таким же выпирающим бюстом. Да, я успела ее рассмотреть. Особенно когда Сальваторе ее обнял. Вообще у итальянцев принято облизывать друг друга с ног до головы при встрече даже с лютыми врагами.

— У Сальвы дурной вкус. Он так же волочился за той блондинкой… как ее? Не помню. Но даже она была лучше этой пигалицы. Напомни, чья она дочь?

— Это не важно. Ее отец недостоин даже воспоминаний о нем. А этой просто повезло. Сальва пожалел ее. Думаю, этот брак будет недолгим.

Они говорили обо мне так, будто меня там нет, будто обсуждают со стороны какую-то вещь. Не удержалась, не смогла утерпеть, даже несмотря на предостерегающие жесты Марко.

— Видимо, мой муж не любит плодовитых свиноматок, в отличие от своего отца!

Теперь они все смотрели на меня. Теперь я появилась, перестала быть невидимкой. Глаза тетушек округлились, лица вытянулись.

— Это…это что за наглость? Как она смеет, Аль?

— Твоя невестка наглая и дерзкая!

Вскричала та, что осматривала меня через очки, придерживая их руками, как пенсне.

— Ты! Что себе позволяешь, дрянь? — Альфонсо скривил тонкие губы и изо всех сил ударил меня палкой. От неожиданности я упала, попыталась закрыть себя руками, и он обрушил мне на спину град ударов. Трость больно впивалась в ребра, попадала по голове.

— Шлюха! Мерзкая сучка! Проклятое отродье! Тебя не будет в нашем доме! Я все сделаю, чтоб ты исчезла, чтоб ты… чтоб ты сдохла! Тебе сказано было сидеть в комнате! Не позорить нас!

— Аль! Прекрати! — взмолились тетушки.

— Папаааа! — Марко перехватил руки отца, быстро посмотрел на меня, а я попятилась по траве назад, вскочила на ноги и побежала куда глаза глядят. Куда-то вглубь сада, не видя ничего перед собой.

Это ненависть. Огнедышащая, жуткая, ядовитая. От нее хочется орать, выть, рвать на себе волосы. Впереди беседка. Туда, укрыться, упасть на пол и колотить руками по бетонному полу… Но я слышу голос и… тяжело дыша, впитываю его каждой порой.

— Приехала, потому что соскучилась по мне?

Я вижу ее лицо. Смуглое, с острым подбородком. Томные, горящие глаза и его руку… с проклятыми татуировками. Она ласкает ее скулу, убирает курчавые черные волосы с лица. А меня от каждого его прикосновения полосует плетью по нервам. Как будто дотрагивается и режет сердце лезвием. Пока его отец унижает меня, он флиртует с какой-то девкой.

— Изнывала без тебя. Ты поторопился жениться… Сальва. Но мне это не мешает.

— И сильно ты скучала, Лаура?… — большой палец обвел ее жирные губы, и тошнота подступила к горлу, подобралась к самой гортани, как будто я раскусила битое стекло и тщетно пытаюсь проглотить.

Он позволил ей опуститься на колени, прихватив за волосы на затылке, позволил расстегивать ширинку, глядя на нее сверху вниз, предвкушая то, что она собиралась сделать… То, чего не сделала я… Избитая, израненная телом и душой, я смотрела на эту сцену и понимала, что завидую ей и люто ненавижу. Завидую, потому что хотела с ним всего. Брать его член в рот, распахивать перед ним ноги, отдаваться со всей страстью, подчиняясь его адскому темпераменту, позволять учить себя всему, что может принести ему удовольствие… но не могу, никогда себе не позволю. А она может… и он… он может выбирать, какую шлюху трахать вместо меня. Ему все равно. Они или я.

Красивый, сексуальный и развратный Паук. Ненавистный Паук. Мне видно его со спины. Видна четкая линия скулы, резкий, хищный профиль и опущенные вниз длинные ресницы. В неизменной черной рубашке, расставил ноги в стороны. Одна рука вцепилась в балку, второй держит в хвосте волосы своей гостьи. Чмокающий звук и его стон заставляют побледнеть, ощутить, как вся кровь отхлынула от сердца. Как стекло оцарапало вены, порезало нервы. Хрустнула веткой, и он обернулся, посмотрел на меня тяжелым взглядом из-под широких век. А потом яростно вцепился в голову девушки и принялся делать ритмичные движения бедрами, не сводя с меня пьяного взгляда, толкаться в ее рот. Словно показывая, что есть и не брезгливые… Ублюдок! Ненавижу! Как же дьявольски и люто я его ненавижу! И сучку эту черноволосую… чмокала своими губешками. Твари. Оба. Оба проклятые, ненавистные твари!

Развернулась и шатаясь пошла к дому… к тюрьме, где меня ненавидят, где палач распоряжается моей жизнью, где об меня безнаказанно ломают трость и называют шлюхой.

А ведь я жена ди Мартелли. ЖЕНА!

Меня пронзило адской волной ярости, сумасбродной идеей, дикой злостью. Я нагло открыла бар и достала самый дорогой виски, унесла с собой в комнату. Раньше никогда не пила спиртное, а сейчас… мне хотелось анестезии. Мне хотелось ни о чем не думать, хотелось заставить их всех осатанеть.

Не знаю, сколько глотков виски я сделала, но боль и ярость отступили… пришло какое-то отупляющее чувство решимости. Я пошла в комнату покойной синьоры ди Мартелли. Распахнула ее шкаф и, чуть пошатываясь, вытащила все ее платья. Вещи. Обувь.

Выбрала самые вызывающие из них. Сегодня вечеринка, посвященная свекру? Праздник, на который меня никто не звал? С кухни доносятся запахи еды, а в саду готовятся к фейерверку. Я тоже буду праздновать. Вместе с ними. Я же член их семьи. Отметим День рождения Аля. Сделаю ему подарок. Ему и проклятому Пауку.

Остановилась перед зеркалом и посмотрела на свое отражение. Короткое платье едва прикрывает задницу, колготки сеточкой обтянули ноги, туфли на высоченном каблуке сели как влитые. Этого мало. Надо накраситься. Как он меня назвал? Шлюха? Буду соответствовать!

Открыла ящик комода и загребла всей ладонью косметику. Сегодня они познакомятся с женой Сальваторе. Увидят ее во всей красе. Я не собираюсь прятаться. Я собираюсь устроить своему мужу адский вечер… а он пусть зажимается со свей итальянкой, со своей минетчицей Лаурой. По его члену она соскучилась. Чтоб драл ее. Вот чего она приехала.

Да… это была ревность, я и не отрицала. Она была черной. Ядовитой. Мрачной. Мне хотелось убить эту девку. И его. Воткнуть ему в грудь кинжал. Глубоко, в самое сердце. Я бы даже сделала глоток его крови… Она была бы такой же вкусной и горькой, как виски.

И я непременно это сделаю. Сегодня же вечером. Я причиню ему боль. Я постараюсь, чтобы его от нее скрутило пополам. Ведь к нам в гости приехал Джино. Тот самый Джино, который не отличался высокой моралью и не брезговал развращать малолеток… Вряд ли он побрезгует женой Сальваторе… Ненавистного Сальваторе, который сломал ему пальцы.

Глава семнадцатая 2005 год

Италия. Сан-Биаджо

2005 год

Не слышу…чувствую…

Впилась…

Триумф…

И дьявольский оскал.

В когтях сжимает…

Рвано дышит…

Дрожит в поверхности зеркал

Зрачков… расширенных…

Под кайфом…

Под ошалелым эндорфином

Вдыхая полосами…Кожу…

На скулах…

Личным кокаином

Вгрызаясь в душу…

Остро…жадно…

Петлей…ошейником…

Узлами…

Дрожащим голосом…

От жажды

Хрипит и молит

О пощаде

Сдалась…

Обнажена…

Раскрыта…

Где гордость…?

Ржавыми гвоздями

К убитой совести пришита…

Трепещет в языках огня…

Танцует… танго над обрывом

По нервам…голодно…

С надрывом…

И с осознанием — ТВОЯ!


© Ульяна Соболева


Смотрела на свое отражение… долго смотрела.

«Я учила вас одеваться, как леди, синьорита Джулия, а у вас дурной вкус и страсть к блесткам. Так одеваются только гулящие женщины. Немедленно наденьте наряд, который я для вас выбрала!»

Мамииии, моя любимая Мами. Как же мне тебя не хватает. Я бы все отдала, чтобы увидеть тебя снова и услышать твое ворчание.

Ушла к себе в комнату, придерживаясь за стену. Снизу раздаются голоса и громкая музыка. Они веселятся. У них чертов праздник. Отпила из бутылки еще глоток виски и пошла в самое пекло. Помирать так с музыкой. Так говорил мой отец, когда у него было хорошее настроение, и он творил какие-то сумасбродства, за которые нас ругала потом мама. Я не верила, что отец мог быть подонком… как описывала Бьянка. Дети всегда хотят верить в святость своих родителей, для них они, подобно богам, неприкосновенны. И я верила.

Когда я вошла в зал, полный гостей, надо было видеть их лица, их выпученные глаза. Они все перестали танцевать, смолкли разговоры. Мужчины сидели за столом и играли в карты, они не смотрели в мою сторону. На своеобразной сцене пел какой-то музыкантишка и бренчал на гитаре. Довольно-таки бездарно. Поискала глазами Сальваторе, но его здесь не оказалось, как и отца Джино. Что ж, он ведь появится. Да и какая разница. Я устрою себе праздник и без него.

Под всеобщие любопытные взгляды я влезла на сцену и отобрала у певца микрофон.