Сальва со всей силы дернул вниз верх моего платья, обнажая грудь, опрокидывая меня спиной на пыльный ковер, прикрытый белым покрывалом, наваливаясь сверху. Острые соски коснулись шершавой материи его рубашки и сжались еще сильнее, тело прострелило током, вздернуло вверх, тереться о него еще сильнее. Извиваться. Вжиматься в него, насколько это возможно.

И его дыхание-кипяток ошпаривает кожу. Ладонь легла на мою спину, вдавливая за поясницу в себя, заставляя прогнуться, задирает платье, срывает трусики, лихорадочно освобождая от них, отшвыривая в сторону. Его руки дрожат, он сам весь трясется, и я вместе с ним. Вижу, как погружает пальцы себе в рот, и тут же чувствую, как они вошли в меня, заставляя прогнуться, обхватить стенками влагалища мокрые фаланги и тут же закричать, когда пальцы сменил его член. Вбился одним сильным толчком.

Широко открыла рот, глядя в его расширенные глаза, мутные от страсти, сумасшедшие, такие дикие, что становится страшно. Взгляд зверя, взгляд маньяка.

— Просила его трахнуть? Отвечай! — схватил за горло, чуть приподнимая. — Это правда? Просила?

— Даааа! — протяжно застонала, сжимая его запястье.

— Сука!

Запрокинула голову назад, хватая горячий воздух, когда резко толкнулся внутрь. И это не боль, это какое-то адское удовольствие, какое-то безумие. Нечто, неподвластное разуму и силе воли. Ощутить себя растянутой им до предела. Как будто моя плоть сейчас разорвется от этой огромной мощи внутри, каждой молекулой ощущая его в себе. И себя…под ним, в нем, в нас.

Закричала, когда начал долбиться в меня на адской скорости, не жалея, не обращая внимание на мои рваные крики, на мучительные стоны. Как будто решил разодрать на части, подхватывая под колени, наклоняясь вперед, чтобы накрывать своими красными, порочными губами мои торчащие соски, кусать их и оголтело сосать до боли, до воспаленной красноты.

Извиваюсь под ним, подставляясь под удары члена внутри, выгибаясь навстречу. Чтобы насквозь, чтобы так глубоко… чтобы до слез. Он настолько огромен, что не помещается весь, и я ощущаю, как при каждом толчке вздувшиеся вены цепляют, натирают, раздражают пульсирующий клитор.

Становится страшно, становится больно от надвигающегося сумасшествия, от ощущения, что сейчас меня не станет… что я не выдержу. Не могу выдержать. Такого наслаждения не бывает. Накрыл мой рот своими губами, и я выдохнула рыданием, ослепленная, раскрошенная, разодранная оргазмом.

Вцепилась пальцами ему в плечи, выгнулась дугой, заметалась в сладких судорогах, чувствуя, как сжимаюсь вокруг его плоти, которая на бешеной скорости врывается в меня, и наслаждение усиливается, зашкаливает настолько, что мне кажется, я теряю сознание.

Только с ним и могло быть так… только с ним я знала, что так будет. Только с ним я могу быть настолько счастлива… и только с ним я могу быть несчастна до мрачной черноты в душе, которая тоже принадлежит ему.

Не дает кричать, целует, жрет мои крики, пока сам не заорал мне в рот, наваливаясь сверху, зажимая зубами мою нижнюю губу, пробивая до крови, и я чувствую, как внутри выстреливает его семя. Как дергается член в последних сильных толчках.

Какое-то время лежит на мне, а я, закрыв глаза под ним, обхватив руками и ногами. Пока не разжала объятия, не попыталась оттолкнуть, но он не дал отвернуться, удержал. Приподнялся на руках, всматриваясь в мое лицо. Такой безумно красивый, такой дьявольски сексуальный, такой пьяный мною, что внутри все щемит от этой беспрекословной близости. И в то же время настолько чужой, настолько далекий. Между нами самое страшное, что может стоять между людьми — смерть.

— Каждый, на кого ты посмотришь, умрет… Запомни это хорошо, Вереск. Каждый.

Оттолкнула и отвернулась, перевернувшись на бок.

— Джино… он мертв?

— Много кто мертв, Вереск… Ты стольких приговорила к смерти…

Закрыла глаза и закусила губу, чтобы не дать себе зайтись в агонии сожалений. А он вдруг коснулся кончиками пальцев моей спины и резко развернул к себе.

— Что это?

— Где?

— У тебя на спине? Ктоооооо, бл*дь, посмел?

Тяжело дыша, смотрела ему в глаза.

— А что ты сделаешь с тем, кто посмел? Убьешь? Это твой отец… он бил шлюху, которая стала женой его сына! Иди… давай! Убей и его тоже! Ты ведь сказал, что ради меня сожжешь весь мир! Сожги своего проклятого отца! И… себя заодно!

Схватил меня за руки и сильно тряхнул. Потом встал с пола, застегнул ширинку и дернул веревку с крюка. Наклонился ко мне, рывком поднял на ноги и ткнул мне в лицо петлей.

— Ты сдохнешь только вместе со мной, Вереск. А от меня ты никогда не избавишься, как бы тебе не хотелось. Запомни — НИКОГДА!

Швырнул меня обратно на ковер и на сдернутые покрывала.

— Завтра мы улетаем в свадебное путешествие. Собери вещи.

Веревку унес с собой.

Потом я узнаю, что отец Джино и несколько партнеров были застрелены людьми ди Мартелли. Это была казнь… неизбежная и необратимая после того, как Паук зарезал Джино его же ножом. Их тела вывезли из дома в крытом фургоне и выбросили в море. Так развязалась война с кланом Палератти…

Глава восемнадцатая 2005 год

Италия. Сан-Биаджо

2005 год


Что есть любовь?

Безумье от угара,

Игра огнем, ведущая к пожару.

Воспламенившееся море слез,

Раздумье — необдуманности ради,

Смешенье яда и противоядья.

(с) Шекспир. Ромео и Джульетта


Ненавижу, люблю и зову.

Мы играем в жестокие игры.

Рвешь на части, за то что могу,

Улыбаясь вонзать в тебя иглы.

Ты мне душу вскрываешь, как вены,

Я в ответ сердце рву твоё в клочья,

Ядом лжи обожгу твои нервы,

Бьешь наотмашь, без правил, точно.

И разбитые губы в кровь

Вытираю украдкой ладонью.

Ярость, ненависть и любовь,

Рвется пульс, содрогается болью.

Слезы катятся от бессилия,

Соберешь их губами страстно,

К сексу жадному от насилия

Одержимый мной так опасно.

Я приму эту боль от тебя.

Ведь всегда есть риск заиграться.

Все равно ты найдешь меня

и в Аду, я могу не бояться…

© Ульяна Соболева


Перед отъездом ко мне зашел Марко. Он смотрел, как слуги собирают мои вещи, а я стою у окна, сложив руки на груди. Мне все равно куда мы едем. От себя не сбежать… а я знаю, что мы бежим. Как и мой отец когда-то. Сальваторе увозит меня из Италии. Я не идиотка, и я все понимаю. Это не свадебное путешествие. Потому что с нами едет и Марко. Потому что люди собирают вещи и выносят множество чемоданов, а всякие гости и тетушки спешно уехали еще несколько дней назад.

— Почему Китай?

Спросила тихо, не глядя на брата моего мужа.

— У Сальвы там дела.

Усмехнулась. Разве это могла быть поездка просто для нас. Конечно, у него дела. Очередная торговля чьей-то жизнью. Не знаю, как моя мать могла с этим мириться. Точнее, наоборот понимаю, почему мириться не хотела.

— Отца сегодня увозят в частный пансионат. Ему поставлен диагноз шизофрения и поражение мозга после инсульта!

После того, что случилось на день рождения Альфонсо, у того случился удар. Слуги шептались, что это из-за страшного скандала с сыном и объявленной войны между кланами.

Я провела пальцем по стеклу, глядя на влажный отпечаток. Когда-то я рисовала сердечки и писала первые буквы своего имени и ЕГО. Ставила заветный плюс. Потом, когда наступали холода, я могла выдохнуть горячий воздух, и надписи проявлялись на окне.

Когда Мами приказала вымыть окна, я плакала и просила ее этого не делать.

В голове зазвучал голос няни и моей мамы, как будто совершенно рядом, как будто они стоят за моей спиной:

«— Этот парень вскружил ей голову, Юля влюбилась в сына ди Мартелли. Самое страшное, что могло произойти с нами. Никогда не хочу с ними породниться, никогда!

— Если девочка любит, то как она может выбирать? Сердцу не прикажешь!

— Я тоже любила, и это была самая огромная глупость в моей жизни! Я не послушала свою мать и сбежала с Мишей… а могла выйти замуж за хорошего, трудолюбивого парня. Но мне вскружил голову бандит. За это я поплатилась слишком многим… Не хочу, чтоб она была несчастна!

— Нет ничего важнее права выбора, и насильно счастлив никто и никогда не был.

— Он принесет ей горе!

— Значит, это будет ее личное горе…»


— Он полностью отошел от дел. Теперь всем занимается Сальваторе.

Голос Марко заставляет тряхнуть головой и с сожалением отпустить образы.

— Мне все равно, что станет с твоим отцом.

— Это из-за тебя. Ты знаешь?

Я не понимала, осуждал ли он меня или просто рассказывал. Теперь я не так хорошо понимала Марко и не особо к этому стремилась.

— Ты едешь с нами?

— Да. Сейчас всем лучше уехать. Пусть все уляжется. Тем более в доме намечается ремонт. Сальва хочет полностью все переделать по эскизам нашей матери.

— Сколько человек… погибли? Той ночью…

— Около десяти.

— Разве они не ваши родственники? Джино не твой кузен?

— Они не Мартелли. Отец Джино представлял могущественный клан Палератти. Теперь начнется война. Мы должны быть к ней готовы.

Я продолжала водить пальцем по стеклу и услышала тихие шаги Марко позади себя. Потом увидела его отражение в окне.

— Ты смирилась, да? Покорилась ЕМУ?

Я перестала «рисовать» и посмотрела на золотистые лучи солнца, запутавшиеся в облаках.

— Я никогда не смирюсь.

— Ты…ты все еще жаждешь свободы? Ты его любишь?

Я вытерла все, что начертила, яростно оставляя только следы своих ладоней. Никаких плюсов больше нет, только минусы, только потери.