— Я думал об этом целое утро.

— О чем? — томно глядя ему в глаза, чувствуя, как меня утягивает эта черная бездна, как немеют кончики пальцев и становится влажно между ног.

— О том, что хочу тебя трахнуть.

Прошептал горячо над моим ухом, проникая под резинку трусиков, вниз, к влажной плоти, заставляя мои глаза закатиться.

— Уже мокрая…, — хриплым шепотом, наглаживая складки плоти, чтобы внезапно резко войти внутрь и поймать мой стон. Тут же вытащил палец, облизал его и, подмигнув мне, вышел из примерочной. Ублюдок! Сволочной, самоуверенный, гадский паучара!

— Вам принести воды, синьора? — услужливо спросила на ломаном английском продавец.

Я кивнула и попыталась унять тяжелое дыхание. И там внизу все горит, как будто обожженное ядом.

— Давайте помогу вам примерить платье.

Меня одели в шелковый наряд, прилегающий к телу и подчеркивающий фигуру. С длинными рукавами, расширяющимися возле кистей рук, приталенное платье и высокий разрез спереди, обнажающий ногу почти до бедра.

— Синьорита прекрасна в этом наряде.

— Как Луна. — поддакнул ей продавец.

Но что мне их лесть… у меня есть свой индикатор, у меня есть свой оценщик… его горящий, дьявольский взгляд, скользящий по моему телу, красноречивей любых слов.

— Запакуйте.

В машине мы ехали молча. Он смотрел в окно со своей стороны, а я со своей, но, когда его ладонь легла на мое колено, я инстинктивно сжала ноги вместе.

Усмехнулся и, схватив меня за руку, прижал к своему паху. Вначале хотела одернуть… но пальцы невольно сдавили каменную плоть. Шумно выдохнул и стиснул мое запястье. Что-то сказал водителю и снова посмотрел на меня, а потом нагло и цинично спросил.

— Трахнуть тебя сейчас или ночью?

От этого вопроса по всему телу прошла волна электрического тока, и я одернула руку, сжала в кулак. Тоже отвернулся к окну.

— Поезжай к рынку драгоценностей и останови возле здания с панорамой. Мы будем смотреть на Шанхай. Да, Вереск?

— В центре города не так спокойно. За вами сможет следовать только одна машина. Я бы усилил охрану.

— Не надо машин. Хватит двух человек.

— Но…

— Я сказал — хватит двух!

Наверх мы шли по каменным ступеням. Совершенно одни в каком-то немыслимом старом здании, и, мне кажется, толпы туристов, оставшиеся внизу, так и остались там, потому что Сальваторе купил это время для нас, и машины охраняли вход в здание.

Затащил меня за руку на один из пролетов и дернул к себе.

— Ночью или сейчас? М?

— Никогда! — ответила дерзко, вздернув подбородок.

— Никогда?

— Никогда!

Схватил за талию и усадил на перила, рывком развел ноги в стороны и прежде, чем я успела что-то сделать, прижался ртом к моей промежности, закрытой тонкой тканью трусиков.

— Кто-то увидит… — жалобно, пытаясь оттолкнуть.

— Не увидят. Я купил для нас трое суток. Даже когда мы уйдем отсюда, это место все еще будет оставаться нашим.

Содрал трусики и развел мои ноги еще шире.

— Хочу смотреть на тебя.

И смотрит. Нагло, с нескрываемым голодным интересом. Провел пальцем по нижним губам, и я вся взвилась от этого прикосновения.

— Если бы ты видела, как ты течешь для меня. — наклонился и провел осторожно языком, и я тут же сжала колени. Вскинул голову… Боже мой, какой же порочный этот взгляд, эти влажные губы.

— Да, я помню. Никогда.

Облизал губы и склонил голову еще ниже. А я посмотрела на его лицо, на его руки, сжимающие мои белые бедра, контрастом с его смуглой кожей, и меня пронизало острым, первобытным желанием. Неуправляемо сильным, едким.

Содрогнулась от прикосновения языка. Застонала так надсадно, что горло словно обожгло этим стоном. Безумно захотелось подставить себя этим губам… мне кажется, я могу их представить, могу увидеть, как они касаются меня там, внизу. Как кончик его языка цепляет чувствительный узелок нарочито мягко, слегка.

И снова поднимает голову, чтобы смотреть на меня. Дразнит. Одним своим взглядом сводит с ума. Война продолжается. Она безжалостна всегда и во всем… Он хочет доказать мне, что я хочу его… и знает, что я хочу его.

Хочу ощутить эти губы вокруг клитора и затрястись от надвигающегося оргазма, от остроты этих умелых ласк. И он это делает. Обхватывает губами, всасывает, ритмично, нарочито медленно и тут же отрывается снова.

Тяжело дыша, смотрю на него сверху вниз, чувствуя, как соски натянули материю платья, как свело судорогой низ живота, как хочется закричать от яростного возбуждения.

— Или все же сейчас?

Поднимается к моему лицу и поглаживает складки плоти.

— М, Вереск? Хочешь кончить мне на язык? Сейчас?

Закричала, приняв в себе его пальцы, сжала их изо всех сил с нарастающей дрожью безумия. Как сумасшедшая, хватая воздух губами, умоляя про себя не останавливаться, чувствуя, как жадно таранит плоть, но он, конечно же, остановился и, поигрывая кончиком языка, прищурившись, смотрел мне в глаза.

— Скажи… сейчас. Скажи, чтоб я трахнул тебя языком сейчас.

Я почти плачу. Жалобно смотрю ему в глаза и ненавижу себя за это.

— Я вылижу каждую твою судорогу, вылижу твой оргазм. Вот так…

И снова вылизывает пульсирующий клитор, причмокивая горячими губами, скользя по нему языком, не прекращая толчков пальцами, заставляя сжиматься и невольно извиваться под этой пыткой, тянуться за его языком, дарящим невыносимое удовольствие. Пока не ощутила укус… и не всхлипнула от разочарования, глядя, как оторвался от моей плоти. Его лицо, мокрое от слюны и моих соков. Он жадно и пошло облизывается. Я не просто пульсирую. Меня разрывает, мне больно. Я так хочу, что больше ни о чем не могу думать.

— Сейчас…, — шепотом под его ликующий взгляд.

— Сейчас хочешь кончить мне на язык?

— Сейчас…хочу кончить тебе….на язык.

Он опять всасывает ртом набухшую, раздразненную плоть. Всасывает клитор сильно, ритмично, толкаясь пальцами все быстрее, подводя к бездне, сбрасывая в самое пекло.

— Кончай, малая!

Хриплым приказом, и меня до боли простреливает утонченно острым, разъедающим оргазмом. От сильной судороги выпрямляюсь, впившись в перила, запрокинув голову, вытянув назад шею до боли с каким-то невероятно гортанным криком. Моя плоть сокращается с такой силой, что кажется, это причиняет боль. Сдернул с перил, впечатал в стену и сильным толчком вошел в меня, закусил сосок через ткань платья и тут же дернулся. Изливаясь внутри.

— Ты…ты все еще сжимаешься…., — простонал мне в губы, — такая сладкая.

Целуя меня с моим же вкусом. По моим щекам катятся слезы долгожданного, сумасшедшего облегчения, и все тело вздрагивает. Нежно ответила на поцелуй, впиваясь в его волосы пальцами.

— Все еще…несчастна? — спросил, потираясь щекой о мою щеку.

— Да, — прошептала и потерлась в ответ….

Мне нужна передышка. Мне нужны силы, чтобы решить, как все будет дальше… силы воевать с ним насмерть.

Потом мы еще долго смотрели через подзорную трубу на город, на море. Мне казалось, что время остановилось, казалось, что меня больше не сжигает ядом ненависти.

* * *

Мы идем по узкой улице, куда-то к парковочным местам. Сзади охрана, впереди все тот же гид.

Сальва держит меня за руку, и сейчас мне кажется, что я могла бы на какое-то время забыть… что могла бы представить нас с ним вместе.

— Споешь для меня сегодня?

Остановился и посмотрел на меня, поглаживая тыльную сторону ладони.

— Что спеть?

— Ту песню, которую ты пел, когда поранил меня ножом.

— Какую? — очертил пальцами мою скулу, взял за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. — Я пел тебе много песен той ночью. Я пел их до самого утра.

— Я…плохо помню слова.

— Эту?

Don't you cry tonight

I still love you baby

Don't you cry tonight

Don't you cry tonight

There's a heaven above you baby

And don't you cry tonight*1

Кивнула, глядя ему в глаза, видя собственное отражение. Чувствуя, как горит все внутри, как меня переполняют дикие эмоции, когда он поет этим хриплым голосом, когда его чувственные губы произносят слова любви…

Черная, тонированная машина выскочила из-за поворота. Опустилось стекло, и человек в черных очках, с автоматом в руках прошелся очередью по нам. Звук как будто сплелся вместе с музыкой в моей голове, вместе с завораживающим голосом Сальваторе, вместе с чьими-то криками и ударами пустых гильз об асфальт.

Это было неожиданно, это было так быстро, что я не успела закричать, только увидеть, как Сальва отшвырнул меня к стене, заслоняя собой, как упали несколько охранников, как он выхватывает пистолеты откуда-то сзади и стреляет вслед уезжающей машине.

If we could see tomorrow

What of your plans

No one can live in sorrow

Ask all your friends

Times that you took in stride

They're back in demand

I was the one who's washing

Blood off your hands *2


Я стою у стены и смотрю на него, мои руки прижаты к верху живота, они мокрые. Я не знаю, почему они мокрые. Не знаю, почему все, что я вижу, скользит вверх, и я сползаю на тротуар. Сальваторе повернулся ко мне и вдруг смертельно побледнел, швырнул оружие, бросился вперед, подхватывая меня налету, не давая упасть, сдавливая мои мокрые руки. Он смотрит то мне в глаза, то куда-то на мое тело и снова в глаза.

I know the things you wanted

They're not what you have

With all the people talkin'

It's drivin' you mad

If I was standin' by you

How would you feel

Knowing your love's decided