Диана Машкова - Обаятельная Вера

– Избили, – согласилась та, – ну и что?

– И он не рассказывал, почему?

– Нет, – Лена буравила Веру злым взглядом.

– Странно...

– Хватит! – обрубила вдова. – Я не хочу больше думать о Маркове! Он умер. Избавил меня от мучений, и все!

– Но ведь взрыв в лаборатории был подстроен. – Несмотря на страх, Вера продолжала настаивать. – Ему отомстили.

– А мне, – Лена посмотрела на Веру Александровну, как на врага, – наплевать! Туда и дорога.

Вера опешила.

– Так же нельзя, – прошептала она, – каким бы он ни был...

Не отвечая, хозяйка встала из-за стола и вышла из кухни. Ее не было несколько минут, а тревога Веры нарастала, как снежный ком. Она вдруг по-настоящему испугалась: вскочила с места и бросилась к входной двери. Но не успела – путь ей преградил пистолет.

– Уже уходишь? – насмешливо спросила вдова, воткнув дуло ей прямо в живот.

Вера замычала, не в силах произнести ни звука.

– Зря, – укорила Лена, – мы еще не договорили!

Ледяные капли пота потекли с шеи на спину. Вера почти перестала соображать, но понимала одно: нельзя делать резких движений.

– О чем?

– Об Илье, – вдова улыбалась, – такую мразь еще поискать! Ты не рада, что он сгорел на адском костре? Как положено грешнику. Он ведь и тебя обманул!

– Рада, – выдавила Вера Александровна из себя.

– Молодец, – похвалила Лена любовницу мужа и пихнула ее в живот, – идем пить дальше!

Под конвоем Вера вернулась в кухню, ноги едва слушались. Она удивлялась лишь одному: почему не падает в обморок? Видимо, сработала система самозащиты – стоило разуму отключиться, и она оказалась бы целиком во власти сумасшедшей женщины.

– Налей! – бросила вдова. – У меня руки заняты.

Бутылка тряслась и билась горлышком о края бокалов, но Вера все-таки справилась. Не опуская пистолета, Лена взяла свободной рукой бокал и выпила. Больше всего Вера боялась, что палец Марковой, лежавший на спусковом крючке, дрогнет.

– Теперь слушай, – приказала вдова, – Илья подорвался сам. Вечером собрал свои бумаги, записи, еще какой-то научный хлам – целых два чемодана – и уехал в лабораторию. Сказал мне: «Озарение, нужно проверить идею, скоро не жди». Я жалею теперь только о том, что сама не смогла убить эту сволочь! Мимо стреляла. Ясно?!

– Ясно.

– Налей!

Вера снова подняла бутылку и, выбивая дробь по бокалу, налила Лене коньяк. Вдова выпила, глаза ее заискрились, щеки порозовели. Вера Александровна видела, что черная туча прошла и теперь на нее смотрит совершенно другой человек.

– Да не бойся ты, – повеселевшая хозяйка вдруг расхохоталась, – пистолет уже не заряжен!

Она направила дуло в потолок, раздался сухой щелчок. Вера почувствовала, как по ее щекам сбегают горячие слезы. Схватила сумку и рванула к двери.

Лена не останавливала ее. Вера Александровна только слышала, как вдова Маркова выкрикивает ей вслед что-то отчаянное и бессвязное.

Остаток весны и лето запомнились плохо, словно кто-то старательный поработал ластиком у Веры Александровны в голове. Она намеренно забывала Илью. Приказала себе оставить всякие подозрения: Лена все объяснила. Марков уехал из дома в лабораторию. Мало ли, что мог напутать после сотрясения мозга, которое было у него накануне. Не говоря уж о том, что жена, если верить этой сумасшедшей, стреляла в него из пистолета. Откуда, кстати, в доме оружие?

Вера приказала себе не думать больше об этой жуткой истории: надо было выкарабкиваться и жить дальше.

Врезался в сознание профессора Орловой только последний день перед отпуском. Неизвестно, кому пришла в голову эта мысль, но факультет иностранных языков решено было перевезти. Кафедра английской филологии оставляла насиженное за три десятилетия место и отправлялась в безвестность: в течение лета руководство должно было определиться, куда пристроить людей. Ходили слухи, что выделят помещение в новом здании – «гробнице с колоннами».

Дурная за этим «мавзолеем» закрепилась слава: только успели построить и заселить, а там уже умерло подряд несколько человек. Профессору Ганину стало плохо во время лекции – схватился за сердце и сполз под кафедру. Врачи, когда приехали, ничего уже не смогли сделать: поздно. Обширный инфаркт.

Зимина с кафедры философии наглоталась снотворного прямо на работе. Понятно, что рак. Понятно, что ни семьи, ни детей – помочь и поддержать некому, а на институт, которому отдала всю жизнь, надежды теперь нет. Но ведь рядом были коллеги! Почему не сказала ни слова им?! Ходила до последнего дня молчаливая, бледная.

Вера Александровна случайно встретила ее в главном здании за месяц до смерти. Поздоровалась и, разглядев, как сильно осунулось лицо Зиминой, не удержалась от вопроса:

– Как ваше здоровье?

– Все хорошо, – коллега отвела взгляд.

– У меня есть хороший врач, – Вера Александровна начала осторожно.

– Не надо, – сразу отмахнулась та, – это все нервы. Вы же слышали, седьмого мая подписали указ о создании федеральных университетов. Не будет скоро нашего института, и нас всех вышвырнут вон!

– Бросьте хандрить, – попыталась Вера приободрить, – кто же работать будет?

– Блатные, – вздохнула Зимина, – из кишлаков. И молодые-здоровые. А пенсионеров точно отправят на свалку.

К тому моменту Вера уже достаточно наслушалась таких разговоров – каждый доцент и профессор старше пятидесяти лет считал своим долгом трястись от страха перед возможным увольнением. Все вузы страны, согласно указу Президента, к 2011 году должны были объединить в пять федеральных университетов. И даже ежу понятно, что одному учебному заведению не нужно восемь кафедр философии, семь факультетов физики, шесть ректоратов и соответственно шесть ректоров, семь деканов, восемь заведующих. Должности и головы полетят – это точно.

Нет дыма без огня, это правда. На последнем общем собрании ректор во всеуслышание заявил, что готов в два раза повысить зарплату преподавательскому составу при условии, что сотрудники пенсионного возраста уйдут в конце концов на заслуженный отдых.

Чего он добивался такими методами? Того, чтобы сами преподаватели начали выживать из института старших коллег, своих учителей, с которыми проработали бок о бок долгие годы? Того, чтобы люди старшего поколения чувствовали себя оплеванными и ненужными, как Зимина? Видимо, так. Слова были сказаны, маховик приведен в действие. И всеобщий психоз начал распространяться по институту со скоростью чумы, пронесшейся в XIV веке по Европе. Тогда от «черной смерти» умерло двадцать пять миллионов человек, треть населения. Ректорат, видимо, планировал изничтожить среди преподавателей ту же самую часть. В преддверии объединения многие из них вдруг стали лишними.

Иногда Вере казалось, что Марков своим уходом положил начало страшному процессу вымирания. Скончался Ганин, покончила с собой Зимина. Были и другие преподаватели, чьи нервы сдавали с летальным или иным, но тоже необратимым исходом. Люди сходили с ума. В прямом, к сожалению, а не фигуральном смысле слова: в городской психиатрической больнице никогда еще не было такого количества пациентов с учеными степенями, как в этот год.

Вокруг творился кошмар. И только Вера Александровна оказалась где-то над ним: пережив недавнее потрясение от смерти Маркова, она словно покрылась броней. Ей все казалось теперь несущественным, глупым. Уволят? И пусть. Какая проблема образованному человеку найти работу? Грамотные переводчики и частные преподаватели всегда и везде нужны. Даже станет зарабатывать в десятки раз больше.

Дело не в выживании. А в том, что Россия лишится тех самых последних романтиков, которые любят свою работу и сердцем болеют за вечную идею образования: достойное будущее.

С этими мыслями Вера и собирала на кафедре вещи, чувствуя себя так, словно прощалась с прошлой жизнью раз и навсегда. Да, работать было непросто, но институт во все времена оставался ее призванием, ее любовью. Неужели все идет к тому, что и этой привязанности она скоро лишится?

Родная кафедра походила на Мамаев курган после побоища: шкафы сдвинуты, стулья перевернуты, на полу – две пустые бутылки из-под воды и ворох полиэтиленовых пакетов. В открытое окно задувал хищный ветер – на улице поднялся самый настоящий ураган, – и пакеты, шурша, носились из угла в угол. Сюрреалистический пейзаж.

Вера подошла к своим полкам. Книги, материалы, авторефераты, копии диссертаций. Зачем все это нужно нести домой? Документы могут пригодиться исключительно для работы. Только вот, как выяснилось, на работе архив преподавателей не нужен никому, впрочем, как и они сами.

«На работе». Вера Александровна произнесла новое для себя словосочетание вслух и поняла, что только оно и подходит – безличное, неопределенное. А ведь раньше она никогда не говорила так. «Пошла в институт», «задержалась в институте», «надо быть в институте в десять» – вот что она произносила вслух! Институт!

И была верна ему долгие годы. Простила даже то, что он разрушил ее брак: как ненасытный эгоист отнял все время, все жизненные силы и присвоил себе.

Вера подняла тяжеленные пакеты с книгами и тут же их опустила – за окном сверкнула молния, начался ливень. Потоки дождя омывали улицы и приносили приятный запах влаги, замешанный на разряженном воздухе. Обновление природы. Новая жизнь.

А через полчаса снова сияло солнце. Вот так! Природа быстро справляется с переменами. Не переживает, как человек, не страдает душевными расстройствами и болезнями. Может быть, в таком отношении к расставанию и есть величайшая мудрость? Может быть.

Она снова взяла в руки пакеты и, согнувшись под их тяжестью, вышла. Дверь кафедры проскрипела и захлопнулась за ее спиной. Профессор Орлова не стала оглядываться. И даже закрывать дверь на ключ не пожелала – решила, что попросит это сделать вахтера. Да и что там осталось ценного в этом разоренном пустом помещении, которое когда-то было для нее и для многих коллег центром Вселенной? Разве что воспоминания.