Я сажусь, тянусь за одеждой, спешно натягиваю ее на себя. Встаю, надеваю обувь, включаю свет. «Что будет, если позвонить ей?» Наверное, посмеется надо мной. Решит, что проснулся, не нашел ее и испугался. Нужно подождать пару минут — вдруг она, и правда, вышла ненадолго?

Я пытаюсь успокоиться, меряя шагами кабинет. И вдруг замираю, когда взгляд случайно падает на документы, лежащие на столе. Подхожу, беру их и быстро пробегаю глазами по строчкам. У меня перехватывает дыхание. Сердце бьется где-то в горле. Чтобы удостовериться, снова перечитываю договор, проверяю остальные документы.

Она вернула мне долю Мишани. Весь клуб теперь принадлежит мне.

Не может быть.

Что за…

Я отбрасываю бумаги обратно на стол и судорожно набираю ее номер. «Абонент вне зоны доступа». Еще раз и еще.

Никак.

Она ушла, оставив мне эти документы.

Чтобы это не означало на самом деле, ясно лишь одно — Марта больше не вернется. Это был ее прощальный подарок. Прощальная ночь.

От осознания этого факта мой мир беспомощно разлетается вдребезги.

34

Тим

Я продолжаю набирать ее номер, понимая, что все бесполезно. Наверное, это предчувствие, ведь я не знаю точно, почему и куда она ушла. Но сердце ощущает приближение беды.

Я спускаюсь и ищу Марту в клубе. Спрашиваю, видел ли кто ее. Но никто из персонала не может ответить мне вразумительно. Тогда я бегу и ищу ее в остальных помещениях здания.

— Да. — Говорит Дашка, собираясь домой в своем кабинете. — Видела Марту пару часов назад. Она еще обняла меня так крепко… А что, что-то случилось?

— Ничего. — Я хлопаю дверью и бегу дальше.

Никита занят на входе в клуб, Вадика я нахожу на пульте охраны, где он говорит с кем-то по телефону.

— О, шеф. — Заметив меня, он завершает разговор и тянется за листом бумаги.

— Выяснил что-нибудь?

— В общем, немного. — Вадим расправляет края листа и протягивает мне. — Коротаев Станислав. Обычный парень. Неполная семья, дважды привлекался по малолетке, в девятнадцать присел за распространение наркотиков.

— Все? — Я беру из его рук листок и быстро пробегаю по нему глазами.

— Нет. — Вадик чешет затылок.

— Что тогда?

— Его мать — Инна Коротаева. Сейчас ее фамилия Кауффман. Значит, он нашей Марте Яковлевне родственником приходится.

— Родственником… — задумчиво повторяю я.

— Пустите! Пусти, я сказал! — Отвлекает нас грозный окрик.

Вадик первым выходит в коридор, чтобы посмотреть, что за шум. Я иду следом, но едва не наступаю ему на пятки, потому что знаю, кому принадлежит этот голос.

— Пусти меня к ней! — Повторяет он.

— Сюда нельзя посторонним.

Мы подходим к служебному входу и застаем препирающегося с охранниками Психа.

— Пусть войдет. — Говорю я.

Персонал расступается и в помещение входит, одергивая куртку, мой старый знакомый.

— Ян. — Тяну руку.

Коренев жмет ее:

— Тим. — Его взгляд мечется по помещению, будто он кого-то ищет. Не трудно догадаться, кого именно. — Где Марта? Отведи меня к ней. — Просит он.

— Ее нет. Что случилось?

Вижу, как он меняется в лице.

— Она ушла? — Хмурится.

— Да, и я не знаю, куда.

— Черт… — Выдыхает Ян, опуская взгляд.

— Почему ты ее ищешь? — Делаю к нему шаг.

— Неважно. Мне пора. — Псих трясет головой.

— Стой! — Я инстинктивно хватаю его за рукав.

Резкое движение, и Коренев вырывается.

— Я ухожу.

— Стой! — Не успевая ухватиться за руку, дергаю на себя край его толстовки.

Реакция получается мгновенной: Ян оборачивается и бьет меня в лицо. Смазанный удар достается моему подбородку. И не моя вина, что мой кулак в ответ автоматически прилетает ему в челюсть. Бам! Психа отбрасывает назад. Он слетает с ног и валится на задницу.

— Какого хрена? — Рычит он, вскакивая на ноги.

Бросает на меня испепеляющий взгляд, делает выпад, но его перехватывают охранники. Держат за плечи и за локти с двух сторон.

— Отпустить! — Ору я.

На костяшках моих пальцев кровь Яна. Коренев дергает плечами, сбрасывая с себя их руки, и направляется ко мне. Его лицо пылает от ярости.

— Успокойся! — Прошу я, вытягивая перед собой руки. — Успокойся, Ян!

Он дышит, как загнанный зверь. Я замечаю панику в ее взгляде.

— Я тоже ищу ее. Постой, давай поговорим!

— А тебе какого черта от нее надо?! — Рявкает Псих, подходя ко мне близко и почти упираясь лбом в мой лоб, точно бык.

— Марта — моя девушка.

Он не то, чтобы отшатывается, но отходит назад как минимум на шаг и смотрит на меня, как на мерзкого червя.

— Твоя? Не смеши.

— Да. — Киваю. — Если ты что-то знаешь о том, куда она делась, ты должен мне сказать.

— Тебе? — Морщится он. — Да пошел ты!

Псих стирает с щеки кровь, разворачивается и идет к двери. Растерянные охранники расступаются, чтобы пропустить его.

— Я люблю ее. — Говорю я.

И эти слова заставляют Яна обернуться. Парень сдвигает брови к переносице и смотрит на меня так, будто не узнает.

— Она тебе не пара… — Качает он головой.

— Что ты знаешь о ней? — Я подхожу к нему ближе. Я готов умолять. — Расскажи мне все, что знаешь. Я чувствую, что она в опасности. Мне нужно знать! Пожалуйста… — Кладу ладонь на его плечо.

Пару секунд Коренев косится на мою руку, затем переводит взгляд на мое лицо:

— Ты знаешь, где она живет?

— Да.

— Идем.

Я беру ключи от байка, и мы выходим на улицу. На ночной летний город наконец-то опустилась прохлада. В воздухе неуловимо пахнет приближающимся дождем.

Ян спускается по ступеням, и когда дверь в клуб закрывается, поворачивается ко мне.

— Вот. — Он раскрывает кулак. На ладони лежит ключ. — Знаешь, что это?

Я подцепляю его дрожащими пальцами.

— Это от ее Honda.

— Вот именно. — Быстро выдыхает Коренев и смотрит на меня. — Я приехал на трек и увидел там ее байк. Думал, что Марта решила погонять со мной, но ее нигде не было видно. Подошел ближе и увидел, что ключ в зажигании, а рядом записка.

— Что в ней?

Ян настороженно смотрит на меня, затем обессиленно проводит пальцами по волосам:

— Она написала, что это ее подарок мне. — Его губы дрожат, а в уголках глаз появляется влага. Это здоровенный детина еле сдерживает эмоции. — Написала, что всегда будет любить меня, и что я навсегда останусь ее семьей.

Меня захлестывает удушающей волной ревности. Такой сильной, что весь жар бросается прямиком в лицо.

— Она ушла, оставив на столе бумаги, согласно которым я теперь владею ее долей клуба. — Говорю я с горечью. — Марта все переписала на меня. Что это значит?

— Не знаю, — быстро произносит Ян. Парень даже не пытается скрыть отчаяния и внутренней борьбы, разрывающей его. — Это значит что-то плохое.

— Почему?

— Я всегда это чувствовал. Я ненавидел себя за то, что не могу помочь ей, понимаешь? Я даже не знал точно, что с ней происходит.

— Расскажи мне. — Теряя контроль над собой, я хватаю его за грудки. — Скажи мне все, что ты о ней знаешь!

— Что ты хочешь знать? — Ян сбрасывает мои руки с себя. — Что?!

— Кто ты ей? Что вас связывает? Что с ней, черт подери, происходит? Почему она такая?!

Психа пошатывает. Он хватается за голову.

— Если она тебе не говорила, то я тоже не могу…

— Скажи, Ян! — Я складываю ладони в молитвенный жест. Мне ничего другого не остается. Мне нужно это знать. — Кто ты ей? Вы… были вместе?

— Нет… — Коренев опускается на землю и садится на бордюр. — Нет… Она… Они… они были моей семьей.

— Кто «они»?!

— Они. — Его пальцы сжимаются в кулаки. — Она и Любовь. Люба… Как же она не любила, когда детдомовские звали ее Любкой… — Он разжимает кулаки и проводит ладонями по лицу. В его взгляде просто лавина боли, и слезы больше не удерживается на веках, они вырываются наружу и текут вниз тонкими дорожками, которые Ян тут же стирает запястьем. — Марта дружила с девушкой, которую я когда-то любил. Да и сейчас люблю, наверное. Даже Каринка знает, что у меня никак не получается ее забыть. Она, я и Марта — мы были бандой. — Он улыбается. — В спецучреждении дети часто сбиваются в стайки — так проще выживать.

— В спецучреждении? — Переспрашиваю я, опускаясь на корточки.

— Да. — Кивает он. — В детском доме-интернате. У нас там было сразу два крыла: одно для совсем крох, другое для тех, кто постарше. Вот туда я и попал. Уже в сознательном возрасте. Девчонки тоже жили там: Любовь с рождения, Марта около года. Они дружили. С пацанами я тоже нормально общался, но близко сдружился только с ними. Сначала ощущал что-то вроде потребности их защищать, а потом совсем крепко сроднились…

— Так Марта росла в детдоме?

— Да. — Ян поднимает на меня взгляд. — Она тебе не говорила?

— Нет. — Качаю головой.

— Ясно. — Он закусывает нижнюю губу изнутри и нервно дергает плечом. — Марта была сущим чертенком. — Парень усмехается, вспоминая. — Ей только рожек на голове не хватало. Шалила, воровала, таскала еду с кухни. Она же эта… беспризорница. — Он сглатывает. — Они хорошо с Любашей друг другу дополняли. Как огонь и вода.

— Тогда я не понимаю… — Прочистив горло, говорю я. — При чем тут Кауффманы? Они…

Ян облизывает пересохшие губы. Он делает глубокий вдох прежде, чем сказать:

— Ее удочерили, когда ей было тринадцать.

— Вот как…

— Да. Сначала от нас забрали Любовь. От нее почему-то долго не было ни слуху, ни духу. Я чувствовал, что произошло что-то нехорошее. Пытался искать ее, нашел адрес усыновителей, но там меня встретили так, что я месяц отлеживался в лазарете. Избили до смерти. Любашка умерла, поэтому от нее и не было новостей. — Сказав это, парень морщится, словно от зубной боли. — А потом, когда я пытался это пережить, удочерили и Марту.