На этот раз Ника никого не предупредила, что было совершенно естественно. Михаил еще спал, да и отчитываться ни перед кем тут она не обязана.

Она долго лежала в воде, пока пена вся не осела, а вода не остыла до такой степени, что стало немного зябко. И только Ника собралась выбраться, чтобы ополоснуться из душа, как неожиданно погас свет. Темень окутала ее настолько густая, что Ника потеряла ориентиры. Понятия не имела, в какой стороне находится душ. Шарила перед собой, пока не нащупала.

А потом раздался оглушающий грохот, который она отчетливо разобрала даже в наушниках — вынуть их не успела. Ну и дальше все произошло очень стремительно, даже молниеносно. Дверь в ванную распахнулась, впуская пучок дневного света и мужскую фигуру, залитую им. Ника от неожиданности и испуга поскользнулась и ухватилась за единственную попавшую под руку вещь — штору для ванной. Крепление телескопической трубки, на которой висела штора, оказалось совсем хлипким, и Ника вместе со шторой и палкой полетела в ванну. Дальше голову и ногу прострелила боль, заставившая ее громко завыть. И машинально, сквозь боль, она отметила, что штора надежно прикрыла ее наготу от посторонних жадных взоров.

— Черт! Что ты творишь, девушка?! — прорычал Михаил, подскакивая к ванне.

— Уйди, — простонала Ника. — Я голая…

— Меньше всего меня сейчас интересует это! Ты не убилась?

— Убилась и, кажется, умираю.

— Так, иди-ка сюда, несчастье, — бормотал Михаил, пытаясь ухватить Нику в скользкой от воды и пены занавеске. — Где болит? — попутно интересовался. — Чем ударилась?

— Головой, ногой… Все болит! — ныла Ника, сама себя не узнавая.

И чего это ей приспичило прикидываться умирающей? Ну да, места удара болели, но не адски, и умирать она точно не собиралась, как и терять сознание. Вон и полотенце умудрилась схватить в самый последний момент. А иначе, при свете дня никакая штора (к тому же, прозрачная) не поможет скрыть наготу. А показывать себя Ника точно никому не собиралась.

— Отвернись, я закутаюсь в полотенце! — строго велела Ника, прижимая к себе оное, как надежный щит, когда Михаил опустил ее на диван.

— Давай сначала убедимся, что пострадала ты не слишком серьезно, — наклонился он было к ней.

— Нет! — взвизгнула Ника так, что он невольно отшатнулся.

— Истеричка что ли? — усмехнулся Михаил. — Что у тебя есть такого, что я уже не видел.

— У меня ты не видел ничего и не увидишь! — отрезала она и снова велела: — Отвернись.

И да, сама она считала, что ведет себя сейчас как форменная истеричка.

Слава богу, он отвернулся. Ника быстро замоталась в полотенце, избавляясь от мокрой шторы. Хоть теплее, но стало сразу. А вот голова и нога все еще побаливали.

— Можешь повернуться, — разрешила она, когда устроилась в удобной позе на диване, убеждаясь, что все стратегические места надежно прикрыты.

Михаил повернулся и какое-то время стоял молча, внимательно разглядывая ее. И даже в полотенце под таким его взглядом Ника чувствовала себя голой.

— У тебя кровь на ноге, — нахмурился он.

Только тут Ника заметила в районе коленки порез. Обо что это она, интересно? Наверное, об головку душа поранилась, когда падала. Рана была совсем крохотная, но кровила, да. От вида собственной крови немного поплохело — никогда не могла спокойно смотреть на такое. В школе, когда у них брали кровь из вены, помнится, она первый раз грохнулась в обморок.

— Блииин… — протянула она, и собственный голос напомнил блеяние напуганного козленка.

— Сильно болит? — присел Михаил на краешек дивана и принялся рассматривать ссадину более детально. — От потери крови точно не умрешь, но рану нужно обработать. А что с головой? — прикоснулся он к волосам Ники, с которых продолжала стекать вода. — Шишка, — удовлетворенно констатировал, когда Ника дернулась от его прикосновения.

Боль уже притупилась настолько, что чувствовала себя Ника почти нормально. Восседать на диване было удобно, как и прикидываться сильно пострадавшей. Да и она получала тайное удовольствие от мужской забыты, в котором Михаилу не призналась бы даже под страхом смерти.

Он же занялся поисками медикаментов, и еще через пятнадцать минут, когда он перерыл все имеющиеся в квартире шкафчики, раздалась его ругань.

— Вот же придурки! Спиртного притащили на год, а о лекарствах не подумали!..

Наверное, имел он ввиду сейчас своих охранников, что занимались спешной подготовкой этой квартиры для жилья. Что ж, не удивительно, что те не подумали о лекарствах — сами, наверное, последний раз болели в детстве — такие бугаи-то.

Про себя Ника уже вовсю хихикала, внешне же оставалась израненным бойцом. Пусть поволнуется подольше — на пользу пойдет.

— Я к соседям, — повернулся к ней Михаил. — А ты сиди и не двигайся, — пригрозил он ей пальцем.


Михаил


Вот и состоялась вторая за этот день встреча со старушкой — соседкой. На этот раз дверь она открыла практически сразу и не выглядела уже такой подозрительной. Даже улыбнулась Михаилу.

— Опять что-то стряслось, милок? Нужно в уборную?

— Нет, — невольно рассмеялся он, вспомнив о недавнем своем позоре. — Хотел попросить у вас зеленку и лейкопластырь, если есть. У меня жена поранила ногу, а погода такая…

— Да разве ж я слепая! — перебила его старушка, распахивая дверь шире и впуская его в квартиру. — Не вижу, что творится за окном? Люди — грешники, вот природа и наказывает их…

Она продолжила рассуждать в том же духе, отправляясь в комнату. Михаил же остался ждать в коридоре. Невольно задался вопросом, а что делает эта старушка в нефтяном поселке? Не похоже, чтобы с ней кто-то жил. Да и квартира, кажется, однокомнатная. Бедненькая, но чистенькая. И сама старушка ему тоже понравилась.

— А… выживете тут одна? — вежливо поинтересовался Михаил, с благодарностью принимая зеленку и лейкопластырь.

— А что? — тут же подозрительно воззрились на него старческие глаза.

— Не подумайте ничего. Просто, мне казалось, что живут тут одни работяги, — торопливо принялся оправдываться.

— Ну так, милок, у работяг есть семьи. И у меня была…

— Была? — подметил он печаль в голосе старушки.

— Сын, невестка и внучок, — сокрушенно кивнула она.

Как-то вдруг стало страшно выслушивать ее историю дальше. Но и остановить ее не смог, как и позорно сбежать.

— Погибли сын с невесткой — потонули в море. А Ванюшку забрала сватья к себе жить. Ну а я осталась тута, где могилки любимых, — совсем тяжко вздохнула старушка, и душу Михаила затопила непривычная жалость.

— И вы тут совсем одна живете?

— Одна, милок.

— А на что, извините за нескромный вопрос?

— Так на пенсию сыночка. Он же работал на вышке, и добрые люди решили, что погиб он при исполнении служебных обязанностей. Платят пенсию и мне, и Ванюшке, делят пополам. Ну и свои честно заработанные за жизнь копеечки получаю, — так по-доброму улыбнулась старушка, что сердце Михаила сжалось в сентиментальном спазме.

Захотелось сразу озолотить ее, но разве ж она примет такую помощь? Вот ведь, живет без излишеств, даже в нужде, а сразу видно, что гордая. И память чтит об ушедших раньше нее, что тоже достойно уважения. В общем, количество мысленных зарубок пополнилось еще одной. А старушку Михаил тепло поблагодарил за помощь.

Он ожидал увидеть Нику на диване со страдальческим выражением лица и никак не думал, что будет она стоять у окна, в своих чертовых наушниках и вовсю приплясывать. Вот, значит, как? Нога у тебя болит? Ну держись, симулянтка!

Недолго думая, Михаил приблизился к Нике со спины, зацепился за край полотенца и резко потянул то на себя. Да, не самый умный поступок. Даже мальчишеский и совершенно не достойный уважающего себя мужчины. Но именно эта мысль первой пришла на ум и безумно ему понравилась.

— Ай! — взвизгнула Ника, когда осталась без всего, в чем мать родила.

Голенькая, красивенькая и до ужаса аппетитная и желанная. Михаил не мог оторвать от нее взгляда, жадно скользя им по упругой груди, плоскому животику и манящему треугольнику с легким пушком. И на губах его все шире расползалась улыбка людоеда.

— Ну все, красавица! Теперь я тебя съем! — и пошел на нее.


Ника


«Доигралась, дурочка!» — забилась в мозгу паническая мысль, пока Ника отступала к окну. Больно отступать было некогда, и вскоре она уперлась голой попой в подоконник. А Михаил был уже совсем рядом, и взгляд его не сулил пощады…

Черт дернул ее встать с дивана. Называется, захотелось позлить того, кто проявил о ней заботу и милосердие. Пусть это не искупляло всех грехов Михаила, но в данной ситуации он вел себя очень даже достойно и руки не распускал, что особенно радовало.

— Не надо! — заскулила она, упираясь ладошкой в его грудь в попытке оттолкнуть от себя.

Не тут-то было — Михаил навис над ней как скала, вершина которой упиралась в грозовое небо.

— С огнем решила поиграть? — поинтересовался он низким голосом с хрипотцой, склоняясь к ее лицу.

Сейчас Ника чувствовала себя совсем маленькой и ничтожной перед лицом великой опасности. Паника разрасталась с бешенной скоростью, а на ум, как назло, не шло ничего путевого.

Одна рука Михаила прижалась к ее ягодицам, и он резко притянул Нику к себе. Второй самым бесстыдным образом накрыл ее вмиг восставшую грудь. От возмущения Ника задохнулась — только и могла, что мычать что-то нечленораздельное и елозить в его стальных тисках.

— Не усугубляй ситуацию, малышка, — прошептал он ей в губы, не переставая ласкать грудь.

Ника с ужасом осознала, что отчетливо чувствует его напрягшуюся плоть. И сама она возбуждалась от его ласк против воли, ненавидя себя за это.