Кэтлин Харрингтон - Обещай мне

– Я не думала, что когда-нибудь осмелюсь надеть что-нибудь настолько смелое, – призналась она, перебирая оборки на груди, не стянутой корсетом.

– Порой так славно немного побыть смелой, – ностальгически вздохнула герцогиня. – Спеши жить, дитя мое, ибо, состарившись, ты пожалеешь о каждой минуте, потраченной впустую. Ты оглянешься на свою жизнь и увидишь множество возможностей, которые упустила только потому, что была недостаточно смелой, – тонкая улыбка скользнула по ее губам, когда она смотрела сквозь лорнет на волны прибоя. – Иди к ним, дитя мое, там твое место. А я, пока вы будете резвиться в этих чудесных волнах, немного вздремну и, может быть, увижу во сне свою молодость.

– Что ж, – сказала Филиппа, пожимая престарелой леди руку, – если вам не будет без меня скучно…

Она оставила шезлонг и пошла к мелководью, где Fancuillo носился взад-вперед с завистливым лаем.

– Ты только посмотри, Кит, что за небесное создание входит в море! – воскликнул Корт и подмигнул Филиппе. – Ах, Боже мой, да ведь это же твоя мама! И на ней невообразимый купальный костюм, который весит, должно быть, целую тонну. Нам придется поддерживать ее на плаву, иначе она точно утонет.

Филиппа хотела было надуться, но не выдержала и засмеялась. Она схватила обе протянутые к ней руки, большую и маленькую, и набрала в грудь побольше воздуха. Через мгновение все трое скрылись под водой. Как уже было однажды, Филиппа стояла на балконе, опершись на перила и глядя на луну. Только на этот раз Уорбек не сидел в кресле у дверей своей спальни, мучась бессонницей из-за боли в ноге. Возможно, он уже спит, подумала Филиппа. Она живо представила себе, как входит в его спальню и склоняется над ним. Что бы он сделал, проснувшись? Протянул к ней руки, безмолвно предлагая себя? При одной мысли об этом сердце ее ухнуло и часто застучало. Ей вспомнился совет леди Августы: будь смелой, лови мгновения жизни, иначе в старости пожалеешь об упущенных возможностях. Выходит, если она не поддастся порыву, то однажды осудит себя за это?

В эту ночь она никак не могла уснуть, решая главный вопрос: что же все-таки лучше для Кита и для нее самой? Ответ был очень прост, и только давние страхи не позволяли признаться себе в этом. Но имела ли она право из-за своих страхов лишать Кита отца? Кому, как не ей, было знать, что это такое: мечтать об отце, которого ты никогда не видел. И Филиппа наконец сказала себе: иметь отца – вот что нужно Киту, вот что самое важное для него.

А для нее важнее всего – вернуть мужчину, которого она любит.

Не в силах оставаться в бездействии, Филиппа спустилась на лужайку перед домом, мягким уклоном сбегающую к краю утеса. Густая ухоженная трава была вся в росе и приятно холодила босые ноги. Филиппа остановилась на самом краю обрыва и заглянула в бездну. Там, внизу, волны набегали на песок, белея гребешками в лунном свете. Тоже волной, но уже невидимой, а только ощутимо свежей и соленой, катился с моря упоительный ночной воздух. Она вдохнула его полной грудью и обвела взглядом величественный океан и бархатно-черное небо у горизонта.

Филиппа не сразу заметила, что кто-то вышел из воды и остановился, глядя вверх, на нее, а когда заметила, то сразу узнала Уорбека. Он стоял совершенно неподвижно, словно оцепенев при виде нее. И неудивительно: должно быть, она напоминала призрак в своем легком белом одеянии, развеваемом ветром, с волосами, сотканными из лунного света. Он не окликнул ее. Просто стоял и смотрел.

Это была странная минута, одна из тех, когда время останавливается и магия чувств вступает в свои права. Филиппа шагнула к деревянной лестнице, ведущей вниз.

А Корт думал: что за чудесный сон! Внизу, между скал, было почти безветренно, но рубашка ее была так легка, что колебалась от каждого движения воздуха. Она подошла уже совсем близко, но он так и не пошевелился. Он думал о том, что его измученное воображением тело, как обычно, познает мгновение наслаждения, а потом… он проснется. Что ж, если только во сне Филиппа может прийти к нему, пусть будет хотя бы сон.

Лишь в самый последний момент он опомнился и протянул руки. Филиппа бросилась ему на шею.

– Корт, – услышал он, – мне нужно сказать тебе…

– Не нужно, – перебил он шепотом, прикладывая палец к ее губам. – Время поговорить у нас найдется и днем.

Он взял Филиппу за руку и повел вдоль берега, за утес, похожий на острый корабельный нос. Они вошли в маленькую пещеру, скрытую от посторонних глаз, и Корт расстелил на песке свой бархатный халат.

Филиппа снизу вверх посмотрела на Корта глазами, казавшимися неестественно громадными. Он взял ее лицо в ладони, как хрупкий сосуд, и поцеловал, упиваясь медовым вкусом ее губ. Она не протестовала, когда Корт взялся за подол рубашки, только подняла руки, чтобы ему удобнее было снять легкое одеяние. Сердце его колотилось, как безумное, когда он отступил на шаг, чтобы взглянуть на нее. Белая кожа опалово мерцала, дыхание часто вздымало небольшие округлые груди. Изгибы и округлости ее были совершенны, и Корт подумал, что никогда не видел такого прекрасного женского тела.

Он опустился на колени так внезапно, будто ноги подкосились, и прижался к гладкой белой коже, обвив руками бедра Филиппы. От нее исходил легкий, волнующий цветочный запах, и вершинки грудей были так близко от лица! С каким-то звериным звуком, похожим на рычание, Корт впился поцелуем в одну из них, прикусив зубами затвердевший сосок. Он услышал приглушенный возглас Филиппы – возглас наслаждения, а не протеста.

Он потянул Филиппу на расстеленный халат. Она закинула руки за голову, и Корт поймал ее запястья и прижал к песку с упоительным чувством своей абсолютной власти и ее полной покорности. Его могучее тело, как скала, накрыло ее хрупкие формы, но двигалось оно осторожно.

Филиппа приподняла тяжелые веки и увидела его глаза. Густые брови сдвинуты, словно в глубине души он не уверен, что все происходит на самом деле. Мокрые волосы падали на лицо, но Филиппа знала, что в этот момент недоверие и счастье написаны на нем. Не отпуская закинутых за голову рук, он начал целовать ее лицо: губы, щеки, подбородок.

О, конечно, она помнила эту дорожку обольщения, которую шаг за шагом проходили мужские губы. Вниз по шее, до впадинки между ключицами, каждую из которых непременно нужно проследить языком, а потом – вернуться и вновь погрузить его в трепещущее углубление пониже горла. Ниже, ниже, к округлостям грудей, к чувствительным уголкам на внутренней стороне рук пониже подмышек, к легкому контуру ребер и чуть выступающим косточкам с обеих сторон живота. Язык скользнул вокруг пупка, который Корт почему-то считал верхом совершенства.

Когда его губы коснулись нежнейшей плоти, Филиппа непроизвольно выгнулась и застонала. Ему на мгновение захотелось просто смотреть на нее, но он ждал Слишком долго, шесть лет. Он умел не торопиться, но сейчас он вошел в нее и начал двигаться, сначала медленно, не отрывая взгляда от лица Филиппы и видя, как наслаждение нарастает в ней. Он знал, что вскоре ритм захватит его, но раньше ему хотелось увидеть ее глаза.

– Филли! Посмотри на меня!

Веки ее медленно и неохотно приподнялись. Фиалковые глаза казались темными, взгляд их – одурманенным.

– Ты ведь позволишь мне все, что позволяла раньше? – спросил он с ласковой насмешкой. – Ты ведь знаешь, я буду любить тебя столько раз, на сколько меня хватит. И так теперь будет каждую ночь – каждую ночь, слышишь меня?

Он возобновил движения, и она со стоном выгнулась навстречу ему. Губы их с силой столкнулись и впились друг в друга, и горячие руки обвились вокруг его шеи…

– Я жажду слышать, что ты меня хочешь, Филли.

– Боже мой, я хочу тебя безумно! Слышишь, Корт, я хочу тебя!

Филиппа жадно глотала ртом воздух, не слыша прибоя за сумасшедшим грохотом сердца. Слезы счастья катились по щекам, щекоча волосы у висков. Корт перекатился на бок, увлекая ее за собой. Он был все еще глубоко внутри нее и вместо того, чтобы отстраниться, повернулся на спину. Теперь она была распростерта на его широкой груди.

Он легонько и как будто бессознательно поглаживал ее по пояснице и ягодицам. Немного погодя она ощутила, что уже способна двигаться, и приподнялась, упираясь ладонями ему в грудь. Увидеть его лицо, увидеть, так ли он счастлив в этот миг, как она…

Глаза его открылись, на губах появилась улыбка.

– Ты самая красивая женщина в мире, Филли.

– Нет, – возразила она, прислушиваясь к ощущениям, которые будили пальцы, ласкающие соски, – это ты красивее всех, Корт.

– Поцелуй меня…

Она прижалась ртом к приоткрытым губам, касаясь языком нёба. Ее распущенные волосы накрыли их живым серебристым шатром. Корт погрузил в них руки.

– А теперь ты возьми меня, милая! – приказал он сквозь стиснутые зубы. – Возьми меня, как раньше!

Филиппа откинулась назад, и ее груди до сладкой боли налились от предвкушения. Потом приподнялась, не отрывая взгляда от искаженного наслаждением лица Корта, опустилась снова – и дикая скачка началась. Они достигли пика страсти одновременно, и тесные стены пещеры поглотили двойной крик, не позволив предательскому эху раскатиться над бухтой.

Очнувшись от счастливого забытья, они побежали к воде и долго нежились в волнах. А когда они устало выбрались на берег, взгляд Филиппы упал на безобразный шрам, змеившийся по бедру Корта. Чувство, которое она испытала, было не жалостью и даже не сочувствием, а полным и безраздельным приятием. Она опустилась на колени и прижалась к вздутому рубцу губами.

Когда Эмори Фрай вышел из Дворца дожей, его уже ждали. Наметанный взгляд сыщика без труда определил, что перед ним наемные убийцы. Оба рослые и широкоплечие, с мясистыми ручищами.

– Mi scusi, signore, – сказал тот, что был смуглее и выше, и растянул губы в улыбке. – Покорнейше просим пройти с нами. Один человек желает видеть вас незамедлительно.